Н. Джемисин - Врата Обелиска [litres]

(Только потом ты вспомнишь слово, сказанное тобой в разговоре. Выжигание. Ты будешь удивляться, с чего ты его произнесла, что оно значит, и ответа у тебя не будет.)

Тонки осторожно выдыхает, и, похоже, все остальные в зале тоже.

– Возможно, я сделала неверные предположения, – говорит она.

Юкка проводит рукой по волосам. На миг ее голова становится неприлично маленькой, затем снова распушается.

– Ладно. Мы и так знаем, что Кастрима использовалась как община. Возможно, несколько раз. Если бы ты спросила меня, вместо того чтобы лезть сюда как ржавый ребенок, я бы тебе рассказала. Я рассказала бы все, что знаю, поскольку хочу понять это место не меньше тебя…

Тонки издает неприятный смешок.

– Никому из вас на это мозгов не хватит.

– …но после того, как ты устроила все это дерьмо, я перестала тебе доверять. Я не позволяю людям, которым я не доверяю, делать то, что может причинить вред тем, кого я люблю. Так что иди-ка отсюда куда хочешь.

Хьярка хмурится.

– Юкк, это как-то жестковато?

Тонки сразу напрягается, глаза ее расширяются от ужаса и страдания.

– Ты не можешь меня выгнать. Никто в этой ржавой общине понятия не имеет, что…

– Больше никто в этой ржавой общине, – говорит Юкка, и на сей раз Опоры с беспокойством смотрят уже на нее , поскольку она почти кричит, – не поставит нас под угрозу ради шанса изучить народ, который вымер, еще когда мир был молод. Почему-то мне кажется, что ты это сделаешь.

– Посещения под надзором! – выкрикивает Тонки. Она в отчаянии. Юкка шагает к ней, смотрит прямо ей в лицо, и Тонки немедленно затыкается.

– Я лучше ничего не буду знать об этом месте, – говорит Юкка спокойно, жестко и холодно, – чем буду рисковать его уничтожением. Ты можешь сказать то же самое?

Тонки смотрит на нее, откровенно дрожит, но не говорит ни слова. Но ответ очевиден, не так ли? Тонки – как Хьярка. Обе родились Лидерами, воспитывались ради того, чтобы в первую голову ставить нужды других, и обе выбрали более эгоистичную стезю. Это даже не вопрос.

Именно потому позже, глядя назад, ты не удивляешься тому, что происходит потом.

Тонки оборачивается и делает выпад, и красные буквы вспыхивают, и один из железных осколков впивается в ее кулак. Она уже отворачивается, когда ты видишь, что именно она схватила. Она бросается к дверям на лестницу. Хьярка ахает; Юкка просто стоит, слегка испуганная и по большей части смирившаяся; двое Опор в смятении запоздало бросаются следом за Тонки. Но в следующий момент Тонки вскрикивает и останавливается. Один из Опор хватает ее за руку, но тут же выпускает, когда Тонки начинает кричать .

Ты действуешь прежде, чем успеваешь подумать. Тонки в чем-то твоя – как Хоа, как Лерна, как Алебастр, словно в отсутствии детей ты пытаешься усыновить всех, кто затронул тебя эмоционально хотя бы на миг. Ты даже не любишь Тонки. И все же у тебя сводит нутро, когда ты хватаешь ее за запястье и видишь, как по ее руке струится кровь.

– Что за…

Тонки бросает на тебя короткий, полный звериной паники взгляд. Затем она дергается и кричит снова, и ты тоже чуть ли не вскрикиваешь, когда что-то шевелится под твоим большим пальцем .

– Та ржавь? – выдает Юкка. Хьярка вцепляется в руку Тонки, помогая ее держать, поскольку в панике Тонки бешено бьется. Ты справляешься со своим необъяснимым жестоким отвращением достаточно, чтобы не убирать пальцы и повернуть кисть Тонки так, чтобы как следует на нее посмотреть. Да. Что-то движется у нее под кожей. Оно прыгает и дрожит, но неумолимо продвигается наверх, по большой вене. Оно достаточно крупное, чтобы быть осколком железа.

– Злой Земля, – говорит Хьярка, бросая короткий встревоженный взгляд на лицо Тонки. Ты подавляешь внезапный истерический смех от непреднамеренной иронии Хьярки.

– Мне нужен нож, – говоришь ты. Тебе самой собственный голос кажется невероятно спокойным. Юкка наклоняется, видит то, что видишь ты, и ругается.

– Ох, блин, ржавь, дерьмо, – стонет Тонки. – Выньте его! Выньте его, и я никогда больше сюда не сунусь!

Это ложь, но, наверное, в этот момент она верит своим словам.

– Я могу выгрызть его. – Хьярка поднимает на тебя глаза. Ее заостренные зубы похожи на маленькие бритвы.

– Нет, – говоришь ты, уверенная, что эта штука влезет в Хьярку и устроит то же самое. А языки резать труднее, чем руки.

– Нож! – рявкает Юкка Опорам – той, со стеклянным армированным ножом. Он острый, но маленький, предназначенный скорее для того, чтобы резать веревки, а не чтобы быть оружием, – если не попадешь в жизненно важную точку, придется тыкать человека миллион раз, чтобы убить. Это все, что у тебя есть. Ты продолжаешь держать кисть Тонки, поскольку она мечется и рычит, как животное. Кто-то сует нож тебе в руку лезвием вперед. Кажется, сто лет уходит на то, чтобы переложить его как надо, но ты не отрываешь взгляда от этого рывками продвигающегося вперед под коричневой кожей Тонки предмета. Куда эта ржавь ползет? Ты слишком испугана, чтобы думать об этом.

Но прежде чем ты успеваешь приставить нож к нужному месту, чтобы вырезать эту подвижную штуку, она исчезает. Тонки снова кричит душераздирающим и полным ужаса голосом.

Ты ударяешь ножом, делаешь глубокий разрез прямо над локтем, который должен оказаться впереди этой штуки. Тонки стонет.

– Глубже. Я чувствую ее.

Глубже – это по кости, но ты стискиваешь зубы и режешь глубже. Кровь повсюду. Не слушая сбивчивое дыхание и шипение Тонки, ты пытаешься достать эту ржавь – даже хотя в душе ты боишься, что, если ты найдешь ее, она войдет и в твою плоть.

– Артерия, – задыхается Тонки. Ее трясет, она выдавливает каждое слово сквозь зубы. – Как ржавая высокая дорога до… Сэсса-а-а-ахх! Блин! – Она пережимает нижнюю часть бицепса. Это выше по руке, чем ты ожидала. Попав в более крупные артерии, эта штука теперь движется быстрее.

Сэсса. Какое-то мгновение ты смотришь на Тонки, оцепенев от осознания того, что она пыталась сказать – сэссапины . Юкка тянет руку мимо тебя и туго перетягивает руку Тонки прямо ниже дельтовидной мышцы. Она смотрит на тебя, но ты понимаешь, что осталось только одно. Крохотным ножом не получится… но есть и другое оружие.

– Держи ее руку прямо. – Не глядя, послушались ли Юкка и Хьярка, ты хватаешь Тонки за плечо. Ты думаешь о том трюке Алебастра – о маленьком, туго сплетенном, локализованном торусе вроде тех, при помощи которых он убивал кипячей. На сей раз ты используешь его, чтобы внедриться в руку Тонки и заморозить маленький осколок железа. С надеждой на удачу. Но когда ты простираешь сознание и закрываешь глаза, что-то сдвигается.

Ты глубоко в ее теле, ищешь металлическую решетку железа и пытаешься сэссить различие между его структурой и железом ее крови и… вот оно. Серебристое мерцание магии. Ты не ожидала этого среди холодного течения клеток ее тела. Тонки не превращается в камень, как Алебастр, и ты никогда не сэссила магии в любом другом живом существе. И все же здесь, внутри Тонки, что-то постоянно мерцает, серебристое, нитеобразное, поднимающееся вверх через ее ноги – откуда плевать, – кончающееся железным острием. Немудрено, что эта штука движется так быстро, подпитываемая чем-то иным . Используя этот источник энергии, оно тянет вперед свои собственные щупальца, чтобы присоединиться к плоти Тонки и проталкивать себя. Потому ей больно – потому, что каждая клетка, которой оно касается, дрожит и горит, а затем умирает. Щупальца становятся все длиннее при каждом контакте; эта хреновина растет, продвигаясь сквозь нее, питаясь ею каким-то непостижимым образом. Ведущие щупальца прощупывают путь, ориентируясь на сэссапины Тонки, и ты инстинктивно понимаешь, что допустить ее туда будет ПЛОХО.