Гай Кей - Блеск минувших дней [litres]

Монтикола искренне рассмеялся:

– Я тоже. – Выражение его лица изменилось. – Я слышал о Мачере, д’Акорси. Кажется, герцог с ними разобрался, но мне жаль ту девушку, Адрию.

Я не ожидал, что он начнет с этого. Сглотнул, надеясь, что никто не заметил. Впрочем, вряд ли им сейчас до меня.

– Любезно с твоей стороны так говорить, – ответил Фолько все еще спокойно и бросил на меня внимательный взгляд своего единственного глаза. – Ты привел человека, которому тоже очень жаль узнать об этом.

Он хотел меня разоблачить? Пытался это сделать? Монтикола знал, что мне известно, кто такая Адрия; я рассказал ему о ней в Бискио перед скачками. Я солгал тогда только насчет того, как познакомился с ней. Был ли в его словах какой-то подтекст? Мне снова не хватало опыта, чтобы понять это.

– Это так, мой господин. Она даже начала покупать у меня книги в Серессе, – сказал я.

– Для книготорговца вы забрались далеко от дома, Гвиданио Черра.

Я не думал, что он помнит мое имя.

– Я больше не…

– Он является представителем Совета Двенадцати, присланным получить с меня портовый сбор. – Голос Монтиколы звучал резко.

– Вот как! И заплатить тебе за эту армию?

Перед этим Фолько смотрел на Монтиколу, но теперь опять повернулся ко мне и покачал головой:

– Вы воображаете, что это для меня неожиданность, то, что Сересса – и Мачера – предпочитают, чтобы Бискио не был взят? – Он снова посмотрел на Монтиколу. – Вы думаете, я не пойму без этого вашей демонстрации? Или Пьеро Сарди не поймет?

Монтикола пожал плечами, но у меня возникло ощущение, что он недоволен. Слишком незначительным вышел эффект от того, что он привез меня сюда. А скорее – совсем никакого эффекта. Я молчал. Помню, что почувствовал страх. Это двое умели заставить людей бояться.

– Что ж, отлично. Полагаю, в таком случае этот человек может вернуться домой, – сказал Монтикола.

– Какое мне дело до того, что он сделает? – спросил Фолько д’Акорси.

Он опять взглянул на меня, и я помню, что увидел – или подумал, что увидел, – разочарование. Я его не понял и до сих пор не понимаю, вспоминая об этом. Почему они вообще говорили обо мне? Со мной? Или это давало им возможность подобраться к другой теме? Так можно начать разговор с вопроса о состоянии виноградников или лошадей собеседника перед тем, как прикончить его?

– Ты бы хотел убить меня здесь, не так ли?

Именно Монтикола произнес это вслух. Но с тем же успехом это мог бы сказать и другой, подумал я.

Фолько улыбнулся, непринужденно сидя в седле своего великолепного коня.

– А ты не испытываешь подобного желания?

Теобальдо не ответил на его улыбку.

– Нет. Оно всегда со мной, д’Акорси. Мне достаточно лишь вспомнить о лжи насчет твоей сестры. О том, что вы ее так использовали.

– Не надо о ней говорить, – сказал Фолько.

– Почему? Из страха? Я должен тебя бояться? Или потому, что всякий раз при этом я разоблачаю твоего отца – и тебя – в глазах всего мира, как лжецов?

– Нет. Из простой порядочности по отношению к мертвым, Ремиджио. У тебя есть хоть немного порядочности?

– Есть. Всегда есть. А у твоего отца она была? А у тебя, даже сейчас?

Я увидел, как человек рядом с Фолько натянул поводья своего коня, будто боролся с гневом. Монтикола тоже увидел это.

– Альдо Чино! – весело произнес он. – Скажи, ты в последнее время помог какой-нибудь из дочерей Джада перебраться через стену после наступления темноты?

Я понятия не имел, о чем он говорит. Названный человек, кузен Фолько и его лейтенант, ничего не ответил, однако сильно побледнел.

У Фолько, когда он смотрел на Монтиколу, была такая гримаса, которую я бы не хотел видеть на лице, обращенном ко мне. Он сказал:

– Оставим в покое мертвых – и недавно, и давно почивших. Помолимся и будем надеяться, что они сейчас у Джада. Мы можем это сделать?

На лице Монтиколы появилось странное выражение. Вызывающее, гневное, горестное?

– Мертвые всегда были твоими орудиями, д’Акорси. Как недавно, так и давно. Странно слышать из твоих уст эти ханжеские речи.

Фолько грубо выругался.

– Чего ты хочешь, приятель?

Теобальдо снова рассмеялся, на этого раз невесело:

– Чего я хочу? Защитить Бискио от Фиренты. Мне за это платят. Если я здесь убью достаточно твоих людей, это будет сделано.

– Ты хочешь устроить сражение?

Жест одной рукой, почти яростный:

– Фолько, во имя Джада, это ты собрал здесь войско! Я направлялся в Бискио. Чего хочешь ты ? Отомстить за позор двадцатипятилетней давности? Этого я тебе дать не могу.

Я все еще не понимал, но кое-что увидел в Фолько, увидел, как напряглось его лицо. Кузен смотрел на него. Д’Акорси покачал головой:

– Нет, мне было забавно оказаться здесь. Хотелось, чтобы ты увидел, с чем мы направляемся в Бискио. Но если ты хочешь сражения…

Монтикола фыркнул.

– Я знал, что за войско идет в Бискио. Знал вашу численность. А где артиллерия? Ее везет этот тщеславный дурак Борифорте? Лучше его у Пьеро Сарди для тебя никого не нашлось? И ты тоже знаешь, какое у меня войско, раз понял, что у меня имелись на это деньги. – Он махнул рукой в мою сторону, когда произнес это. – Итак… ты уже не хочешь сражаться?

Фолько снова покачал головой:

– Я думал, что хочу. Но это была бы пустая трата сил. Хотя я бы тебя победил.

Короткий смех:

– Ты никогда в жизни не побеждал меня на поле боя.

– А ты меня побеждал? Ты можешь это утверждать перед лицом Джада? Мы бы здесь уничтожили слишком много людей, Ремиджио.

– Это правда. Конечно, можно сразиться друг с другом. Потом твой кузен похоронил бы тебя здесь или увез твое тело домой. Вон те священники совершили бы для тебя похоронный обряд. – Монтикола кивнул в сторону обители. – Потому что, д’Акорси, я по-прежнему считаю: ты заслуживаешь мучительной смерти за то, что сделал с именем Ванетты и с памятью о ней.

Еще один непроизвольный жест кузена, и, на этот раз, и самого Фолько – рубящий взмах руки.

– Я тебе сказал, не говори о ней! Не касайся имени моей сестры своим языком!

Монтикола вспыхнул:

– Ты держишься за эту ложь? Наверное, тебе приходится, по прошествии стольких лет. Очень хорошо. Тогда сразись со мной. Но знай: это я буду сражаться за честь Ванетты Чино, а не ее брат.

– Нет! Не произноси ее имени!

– Но я буду! Мне это надоело, это продолжалось слишком долго. Я буду говорить об этой девушке и заявлять, что ее отец и брат запятнали память о ней в своих целях. Сражайся со мной за то, что я это сказал! Своей армией, своим мечом. Выбор за тобой. Тогда в обители ничего не произошло!

– Ты туда ездил! Чтобы отомстить!

– И ничего не произошло . И ты это узнал еще тогда – от нее! Дерись со мной!

– Ты – порочный сын порочного семейства. Ты уничтожил ее тем, что явился туда! Для нее все было кончено в тот момент, когда ты перелез через стену и вошел в ее комнату. Какой вес имеют любые отрицания после того, как об этом стало известно?