Гай Кей - Блеск минувших дней [litres]

В ее голосе звучало нетерпение, насмешка. Она хочет уехать, подумала Елена.

Адрия уже хорошо ходила. Есть основание предполагать, что она не будет хромать. Шрам – да, останется, но увидит его только любовник, или служанка, или те, кто будет помогать при родах.

– Я дам вам бинты и бутылку с настойкой для очистки раны.

– Вино не годится?

– Вино хуже, – сказала Елена, так же коротко. – Вам больше не нужен мед. Если рана откроется и начнет кровоточить, найдите другого целителя или врача дальше к северу.

– Найду. Я вам очень благодарна, – сказала Адрия Риполи. – Надеюсь, вы это понимаете.

– Мне хорошо заплатили, – ответила Елена.

– Недостаточно за то, что произошло, когда те двое были здесь.

– Пожалуй, да.

– Недостаточно за оскорбление, которое я нанесла вам в ту ночь, – продолжала Адрия.

Елена почувствовала, что краснеет.

– Я сказала то, что хотела сказать, вы извинились. Все в порядке.

– Не совсем так. Возможно, я упустила свой шанс провести с вами несколько ночей, – сказала девушка. – Я усвоила урок, если для вас это что-то значит.

– Весь смысл нашей жизни в таких уроках, – ответила Елена и отвернулась.

Механически произнесенные слова, они даже прозвучали так, будто были сказаны не ею, но Елена снова разволновалась и пыталась это скрыть. Наверное, безуспешно. Трое мужчин за дверью седлали коней. Стояло еще очень раннее, серое, холодное утро, осеннее солнце только собиралось взойти. В доме огонь горел в обоих очагах – расточительность, но она погасит один, как только гости уедут.

– Но я права? Если бы я попросила, как должен просить учтивый человек, вы бы остались?

Ужасный вопрос! Учтивый человек . В голосе Адрии Риполи звучала нота, которую Елена не сумела определить. Возможно, это просто удовольствие опять чувствовать себя здоровой, иметь возможность ходить, ездить верхом и… заниматься другими вещами. Сейчас неподходящий момент, решила Елена, чтобы преподать дочери герцога Мачеры еще один урок относительно того, что следует и чего не следует громко говорить утром, когда прямо за дверью находятся другие люди.

– Останавливайтесь на отдых чаще, чем обычно, – сказала она. – Вам надо двигать ногой, менять ее положение. Ногу может сводить судорога. И помните: держите рану в чистоте, да следите, чтобы не началось кровотечение.

Меняйте положение, думала она, глядя на высокую, стройную фигуру девушки. Глаза Адрии Риполи в зависимости от освещения становились то зелеными, то серыми. У нее был длинный нос, наверное, это семейное. И цвет волос тоже одинаковый у всей семьи. Елена мысленно выругала себя, но одновременно ей хотелось смеяться – над тем, как работает разум, как его можно направлять. Желание у нее могли вызывать как мужчины, так и женщины, но обычно она справлялась с этим желанием гораздо лучше, чем сейчас.

– Я так и сделаю, – ответила Адрия. Потом, помолчав, прибавила: – Я уверена, что Фолько и моя тетя обеспечат вам почетное положение, если вы решите приехать в Акорси.

Елена покачала головой. На это, по крайней мере, было легко ответить.

– Если бы я хотела жить при дворе, то уже давно жила бы при одном из них.

– Наши желания могут меняться, – возразила Адрия Риполи.

В дорогу она надела мужской плащ, подбитый мехом, и шапку. Лучше, чтобы никто не видел женщину, путешествующую вместе с солдатами, вскоре после того, как какая-то женщина убила графа Милазии.

– Пора, госпожа, – окликнул из-за двери тот, которого звали Альдо, кузен Фолько. – Надо уехать подальше до рассвета. Для целительницы лучше, чтобы нас здесь никогда не было.

– Конечно, – отозвалась Адрия. – Я готова.

Уже на ходу она остановился рядом с Еленой и поцеловала ее в щеку. Не в обе щеки, как обычно полагалось при прощании.

Она убила Уберто Милазийского своими губами, подумала Елена, когда опять осталась одна. Погасила огонь в комнате для больных. Она всю жизнь считала себя мятежницей, искала возможность другой жизни для женщины в этом мире. Девушка, которая только что уехала, поступала так же.

Если подумать, то она делает даже больше, чем Елена. На свете много женщин-целительниц, но не так уж много женщин совершили то же, что Адрия Риполи. Эта мысль понравилась Елене, погасила ее беспокойство. Это хорошо, подумала она, что есть женщины, которые упорно стараются раздвинуть границы мира разными способами. Они могут кивнуть мимоходом, узнав друг друга, а потом продолжить раздвигать границы дозволенного.

Елена пришла к выводу, что чувствует себя лучше. Ей и правда хотелось, чтобы у нее здесь был любимый человек.

Когда солнце поднялось выше, она сходила на прогулку со своими собаками, отыскала некоторые поздние травы, которые ей были нужны. Видела оленя – мечту любого охотника – и наблюдала за ним, пока он не вернулся обратно в лес.

В ту ночь она спала лучше.

Незадолго до прихода весны Елена решила, что пора опять двигаться дальше. Она проснулась однажды утром, полная уверенности в этом (такое случалось и раньше). Решение было уже принято, и восход солнца подтвердил его правильность.

Она подарила собак Карлито и отправилась на запад, присоединившись за деньги к компании купцов, едущих в сторону Фиренты. Они хотели пораньше начать торговый сезон и доставить туда свои товары, чтобы запросить лучшую цену. Елена не собиралась в Фиренту – ей по-прежнему не хотелось жить в большом городе, по крайней мере пока, – но они ехали в нужном ей направлении, а в большой компании путь всегда безопаснее.

Елена не определила себе конкретное место назначения, однако решила, что теперь небольшой город подойдет ей больше, потому что в нем не будет так одиноко. У одиночества есть свои преимущества, но оно утомляет душу.

И еще она уже думала о том, что когда-нибудь, если будет жива, покинет Батиару хотя бы на время, сядет на корабль, плывущий на Восток, через узкое море, откроет для себя мир, увидит Дубраву, даже сам Сарантий. Да, может быть, доберется и туда, в город, который так долго был центром мира.

Ей так и не удалось добраться так далеко, но она ехала в нужном направлении.

Брат Нардо Сарцерола, который жил и славил своего бога в большом святилище обители у дороги и реки среди полей, был молод и занимал совсем невысокое положение. Тем не менее его преисполняли рвение и глубокая вера. Он считал себя воином Джада и был, наверное, чуточку наивным.

В конце весеннего дня он стоял на дороге, на самой ее середине, фактически преграждая путь пятидесяти всадникам под предводительством Теобальдо Монтиколы ди Ремиджио.

С одной стороны дороги цвели полевые цветы, красные, белые и темно-синие. Кто-то однажды сказал Нардо, что у него глаза такого же синего оттенка. Ветерок красиво покачивал их, шелестели молодые листья на деревьях на дальнем берегу реки, за полем. Над цветами летали пчелы, освещенные послеполуденным солнцем. Вдалеке, на юго-востоке возвышались (как им и положено) крепостные стены города. Святилище стояло дальше к северу, за рекой, не на возвышении.