Сергей Ким - Орден геноцида [litres]

– В том числе.

– Но рано или поздно им придется выйти в свет.

– Лучше поздно, чем рано. Как по мне – пусть лучше сразу пойдут в академию. Да и на приеме у нашего бургомистра хрен блеснешь, а вот замараться можно по самые уши…

– Он тебе не нравится? – спросил я.

– Он никому не нравится, – скривился Райнхард. – И место свое получил только потому, что является племянником князя. Да и поговаривают про него разное…

– А что именно поговаривают?

– Ну, например…

…Я проснулся.

С бешено бьющимся сердцем, звучащим в унисон перестуку рельсов.

Справа от меня спала Хильда, завалившись на мое плечо и бессовестно пуская слюни на плащ. И ладно бы на свой, так нет же – на мой!

Слева уютно улеглась Вилли, используя вместо подушки мои колени.

За окнами вагона в закатных лучах солнца проносились телеграфные столбы – мы возвращались обратно в Чердынь.

…Вилли едва не загнала лошадь, но уже часам к шести привела помощь в виде старенького паровоза с несколькими вагонами. На нем прибыло и подкрепление – два десятка княжеских дружинников, из них половина – маги, но в них нужды уже не было. Я представился их старшему, кратко описал, что произошло, и на всякий случай заявил права на трофеи и уничтожение преступников, если за них была назначена награда.

Дружинники остались разбираться на месте крушения, охранять вагоны с оружием, а всех пассажиров рассадили по вагонам и отправили обратно в Чердынь. В пути мы задремали после этого долгого дня, даже несмотря на жесткие деревянные сиденья в вагонах третьего класса…

И тут мне приснился этот сон.

И это был явно не просто сон – люди обычно не запоминают сны, а этот я и сейчас мог воспроизвести в мелочах. Словно это было не сновидение, а воспоминание.

Может, так и работает эта моя невесть откуда взявшаяся способность? Показывать, что случится и что могло бы случиться .

Причем не каждый раз что-то новое, а в рамках какой-то одной… линии. Где я ссорюсь с Хильдой, получаю от нее по шее, мы ссоримся и… и…

События с почти слышимым щелчком сошлись воедино – будто детали сложного механизма. События сошлись воедино, и меня прошиб холодный пот.

Это словно шестеренки, вращающие своими зубьями другие шестеренки, валы и червячные передачи. Или цепь, где одно звено тянет за собой другое.

Звено – я либо читаю, либо не читаю нотацию Хильде, после того как ее приводит уездный городовой.

Звено – я либо проигрываю ей в драке, либо нет.

Звено – мне неожиданно приходит в голову идея уговорить дядю взять Хильду на большую охоту, а ведь иначе мы бы просто сходили в короткий рейд.

Мы убиваем одну химеру, а вторая попадается тойфелю – возможно, тоже из-за нашего присутствия. Ведь что-то мне кажется, что те странные ночные атаки были вызваны тем, что гейстов манил наш дух.

Мы убиваем химеру, и она не выходит в людные места, наталкиваясь…

Наталкиваясь на отряд «уравнителей», которые планировали налет на карьер.

И гейст высшего ранга – это не разъезд порубежной стражи, гейст кладет их всех прям там. Либрия отказывается от налета на поезд – нет попытки ограбления оружейной лавки, нет захвата вокзала, нет попытки захватить поезд…

И что получается?

А получается – очень неприятное. Получается, что всю эту цепь событий привел в движение мой совершенно рядовой и мелкий…

Да нет, не может быть.

Бред какой-то. Что-то больно много я на себя беру. Да и разве способен такой незначительный эпизод иметь столь далекоидущие последствия?

С другой стороны… Насчет тех же пророков – не Истинных пророков веры, а магов-предсказателей, – они ведь ни разу не предсказывали что-то в отдаленной перспективе. Да, секрет этого Дара и по сию пору считается одним из самых тайных и охраняемых, но факт в том, что пророки ни разу не предсказали будущее через пять, десять, сто лет. И если будущее меняется по принципу снежного кома, когда после вмешательства в естественный ход истории образуется вал совершенно новых событий… Да, это многое бы объяснило.

Но что в таком случае считать естественным ходом истории? Как подсказывает логика – это такая цепь событий, которые бы случились, не откройся кому-то возможное будущее и не решись этот «кто-то» вмешаться и что-то изменить…

В моем случае – это, хех, я.

Но в чем все-таки причина? Дар, даже какой-нибудь мелкий, просто так не проявляется – этому обычно всегда предшествует какое-то потрясение. Либо физическое, либо моральное, но всегда это встряска – как негативная, так и позитивная. А что было у меня? А ничего не было…

– Вот только никто не возвращается с Той Стороны прежним, – послышался насмешливый шипящий голос.

Я резко повернулся направо… и не обнаружил никого там, откуда донеслись эти слова.

Только на сиденьях по ту сторону прохода тени сгустились во что-то большее, чем просто мрак.

В темноте сверкнула пара алых глаз, блеснули белые клыки в открывшейся в воздухе пасти.

Я аккуратно сдвинул руку в сторону висящего на поясе револьвера… И услышал шипящий смех.

– В этом нет нужды, Конрад. Уж кто-кто, а я для тебя совершенно не опасен…

– Кто – ты? – спокойно спросил я, вспоминая схему изгнания нематериальных сущностей.

– Кто – ты ? – эхом откликнулась темнота.

– Это не ответ.

– Нет, это именно что ответ.

– Хочешь сказать, ты – это я? Слишком сказочно.

– Я не хочу сказать и не говорю, – ответила темнота. – Единственное, чего я желаю, – это стать единым. Сделай нас снова единым, Конрад.

– Звучит довольно мерзко, не находишь? – хмыкнул я.

Что плохо – для большинства схем изгнания призраков и им подобных требовался спусковой жест или слова, что для меня сейчас было… не вполне удобно. А только на мыслесхемах все делать – это дольше и сложнее…

– Ты не в курсе? Винтеров с детства учат, что заключать контракты с Той Стороной, мягко говоря, глупо.

– Ну тогда, Винтер, спроси дядю о ритуале Айнхайт – узнаешь много интересного, – шипяще засмеялась тьма. – И, возможно, все-таки решишь перестать быть калекой, когда вспомнишь…

– И что я вообще должен вспоминать?

– Хм… Например… Касимов?

– И что я о нем должен помнить, кроме отметки на карте? – хмыкнул я, почти заканчивая схему изгнания нематериальной сущности. – Я не был в Касимове.

– Ты просто забыл. Но я напомню…

И вагон тотчас же погрузился в кромешный мрак.

Ни звука. Ни проблеска света. Один лишь шум от собственного дыхания и стук сердца в ушах…

Резкий толчок. И меня вырывает из темноты.

Лишь чудом я не слетел с жесткого сиденья русского вагона второго класса. Плащ, которым я укрывался во сне, полетел на пол – так и не успел переодеться после совещания, а въедливый Штрассер перестал меня пускать на них в полевой форме…