Виктор Кораблев - Королевства изгоев

Сила простых слов… свинцовые капли.

— Тогда почему Биба и Палтус еще живы? — спросил Ред.

— Бибе скоро настанет биба, — хохотнул Харя.

— Не понял, — переспросил Ред.

За подопечного ответил Север:

— Понимаешь, мир… он таков, что, если совершается локальная несправедливость — решай ее сам, но, если она глобальная, как в его случае, о ней и узнает весь мир. Всегда найдется сила, которая приведет всех к общему знаменателю. Сверху небо, снизу ты, посередине надгробие. Все, кто тогда принимал решение о мразотном применении труда твоего отца, постепенно умирают. По одному за год. Остался один Биба. Скоро и его черед.

— Вот, значит, как…

— А Палтус под защитой того, кто никого и за людей не считает. Для него никакие слова не имеют силы. Это видно по его поведению, — ответил дон. — Он даже постепенно упразднил силовиков, будто насмехаясь…

— Силовиков? — переспросил Ред.

— Ну, парень, смотри, вот есть провант — всякая эмоциональная пежня, а силовик он сло…

— Ой, да заткнитесь…

Речь Хари оборвалась на полуслове. Он застыл, словно статуя. На свободном месте за столом полуросликов из сгустка теней появился неприметный человек.

Профессор Урмахер.

— Ваша до рези в мозгу нескладная манера речи, что прослеживалась даже в письменных изложениях, что вы мне подсовывали, оскорбляет слух. Не удивлен, что вам оторвали рот, молодой человек. Лучше сбегайте мне за теплой сангрией.

Редрик через волевое усилие смог взглянуть в лицо профессора. Радужки глаз неприметного человека светились янтарным. Харя, подергиваясь, скрылся, прыгнув через перила.

— Ей-богу, Якоб, вы еще тот артист, я уже думал, что вы-таки не придете? — залопотал Айзек.

Его брат и мистер Мур явно занервничали. Север не повел и бровью.

— Я в отличие от теперешних фигляров — маг, а настоящий маг всегда приходит, когда его ждут.

— Похоже, ты уже тут давно, Профессор. Неужели тебя так вывел мой подчиненный? — спросил Север, делая затяжку.

— Просто бред и домыслы, которые себе вывел этот мальчишка, лишь попытка свалить вину за некомпетентность. Я не имел права дать их ему даже начать озвучивать. Приказ по упразднению предмета силовой словесности поступил лишь задним числом. Люди измельчали, как и маги. Из ныне живущих единицы имеют способность к владению силой слов, не говоря уже про магию жизни и смерти.

— Есть мнение, что он нарочно ослабляет магов, как бы странно это ни звучало, — заметил Север.

— К каждому приходит и лично отсасывает магию. Я вам скажу так, молодой человек, мои исследования показали, что повышение качества жизни и истребление чудовищ, то есть лишение человека природного врага и бытовой смертности, привело к ослаблению оного как вида.

— Обоснуйте, — встрял Редрик.

— Дайте закурить… дон, — радужки Урмахера засветились.

В руке Севера появилась сигарета, но так же быстро и исчезла. Тот зло прищурился.

— Теперь вы, юноша.

Редрик не успел опомниться, как кинул в Урмахера пачкой, что крутил в руке. Та остановилась перед его лицом, оттуда вылетела сигарета, зажглась и подкурилась сама. Урмахер взял ее, а пачка плавно вернулась к Реду.

— Вот. Вы же сами говорите, что за вашим словом — закон. Громадный самообман — ваш образ, которому вы следуете. Вы создали его, проецируя на себя персоналии великих и достойных людей ушедшего времени. Это дает вам возможность причислять себя к людям старой формации, создавая абсолютное чувство правоты и неимоверную гордыню. Вот вы и можете противиться и провантам, и силовикам, они для вас не авторитет, а остальные вообще на такое не способны, — Урмахер сделал затяжку. — Помню, раньше форсированное дознание походило на схватку разумов, теперь — скорее на грабеж… а вы хотите, чтобы кто-то еще владел этой магией.

— Ходишь по тонкому льду, маг. Значит, раньше было иначе? — хмыкнул Север.

— Когда еще в лагерях сидели не вы, а ваша матушка, я проводил археологические изыскания в древних поселениях на территории Фронтира. Останки и найденные записи ввели меня в полное расстройство. Еще во времена Войн Объединения человек комплекции и роста… — Урмахер ткнул пальцем в парня и пару раз щелкнул. — …Мак-Мак… тьфу, Редрика считался вполне посредственным представителем эпохи. Сейчас посредственный — это я, а этот паренек рядом со мной — великан.

— Выше, значит, были? — спросил Ред.

— Больше, больше — во всех смыслах, молодой человек, и скорее всего, на заре мира люди были как Симон. Если Странник — первый человек, то Симон оставался последним, кого можно назвать архаичным, либо древним человеком, — покачал головой Урмахер.

— Что, хочешь сказать, со всем этим беспределом, что творит Ауринк, жить проще? — спросил Север.

Харя приковылял на прямых ногах и отдал напиток Урмахеру, затем, опомнившись, скрылся, спустившись по лестнице.

— Беспредел? Да раньше города стирали с лица земли за сутки. Драконов были сотни, а сейчас — один, и тот пиратов гоняет.

— Значит, ты согласен с ним, Профессор?

— Конечно… нет. Я знаю подноготную этого мира поболее вас, молодой человек, страсти еще те… хотя, мне не дают возможности узнать все подробности, вот я и категорически не понимаю, чего кайзер хочет от всех нас.

Повисла тишина. Мужчины размышляли. Со сцены доносились лишь три блатных аккорда да воровская романтика.

— Я заранее извиняюсь, но можно спросить насчет Энвина Хира? — подал голос Редрик.

— Этот эльф, как я и сказал, мутный хер. По факту легат — подставной, а Хир рулит всеми городскими когортами. Это он задушил путч в северных княжествах еще до того, как Ауринк мобилизовал Легионы Подавления.

— Возможно я не прав, но если бы он этого не сделал, то всех бы постигла участь южных городов. Исходя из того, что я о нем знаю, и того, что сказали вы, дон, он будто пытается защитить текущий порядок вещей. Уклад, который построил кайзер. Если кайзер не реагирует на слова — это делает эльф. Обрабатывает, сажает, может, даже убивает, но не дает дойти до массового уничтожения. Будто оттягивает последние дни мира… Хир не хочет дожить до этих дней. Он сам мне это сказал.

— Обнаружить и заткнуть до поднятия кутежа… Если смотреть с этого угла, то картинка сходится, но она не светлая. Последние дни мира уже наступили, — тяжело выдохнул Север.

— Если мы, его составные части, так захирели, то это симптом смертельной болезни, факты налицо, — хмыкнул Урмахер.

— Я думал об этом… что нас, что ментов… нас быть не должно. В здоровом обществе все способны жить правильно. Но оно загнивает. Мы похожи на паразитов. Но даже мы полезны, как пиявки, что борются с давлением, или блохи, что греют в холод, гоняя кровь к коже. Ауринк же — гиена, что кусает умирающего, чтоб тот дернулся и повеселил ее. Его укусы страшны и ядовиты — мешают миру поправиться, но и не дают заснуть… он умрет во сне.