Виктор Кораблев - Королевства изгоев

Девушка бросилась ему в ноги.

— Редрик, прости. Я боюсь Путников. Они настоящие безумцы, — быстро затараторила девушка. — Когда я вернулась в приют с Билли и Элли — их забрали. Потом пришли за мной. Они фанатики, Редрик. Им плевать на все, лишь бы разузнать что-то о Страннике. Я поняла, что они хотят со мной сделать. Я рассказала и про книжки с романтикой, и про эльфа с откусанным ухом. Но я не говорила, откуда я это узнала. Они поняли, что я скрываю что-то, и начали бить меня. Пытать. Они перевернули половину книжных лавок столицы и поняли, что это правда. Странник действительно часто туда захаживает. Потом они нашли эльфа, того полковника. Они вломились к нему в дом и нашли книжку со следом укуса Странника. Им были нужны еще сведения. Они отрезали мне пальцы и прижигали обрубки, Редрик. Но я ничего больше не знала. Тогда место, где меня держали, накрыло ополчение во главе с тем эльфом. Меня спасли. Но я не знала, куда идти, и поправившись, пришла к тебе. Редрик, прости что не рассказала. Но я боялась даже думать об этом. Они чудовища, они используют детей. Они всегда находят и забирают детей. А потом я… я… — Далила заплакала навзрыд, Редрик больше не мог разобрать ее слов.

Он вообще ничего не мог понять. Нет — просто «не мог». Он тупо смотрел на дрожащую спину девушки. В голове гудела пустота. Ред словно вернулся на два года назад, когда Андерс изливал ему свою душу, а он не знал, как поступить. Редрик понял, что с тех пор ничего не изменилось. Он — все тот же ребенок, который даже не может разобраться не то что в чужой проблеме, но даже в своей собственной.

Грудь обожгло. Смоки старательно зализывал рану парня. Было больно, но отрезвляюще. Кровь перестала идти. Редрик в благодарность погладил коня по носу и понял, что снова может двигаться. Он промотал в голове сказанное Далилой.

— Почему ты это сделала?

— Я… мне нужно было, что-то… Сведения. Что скрыты под этим проклятым спрутом. Чтобы он был в безопасности, чтобы обменять… Они забирают детей, — она снова заплакала.

— На что ты хотела обменять эти сведения, на Билли и Элли?

— Нет.

— Тогда…

— Я беременна, Редрик.

К предыдущему состоянию добавилось оглушение с характерным звоном. Подступила тошнота. Его чуть не вырвало остатками груш и персиков и половиной бутылки гномьего пойла. Он боролся с этим.

Зрение сузилось до точки. Посыпались искры. Но шло время, и мир стал расти, а тошнота — отступать. Он обнаружил себя гладяшим волосы девушки, что плакала у него на коленях. Его сердце билось так часто, что казалось, будто не бьется вовсе. Он понял, что не дышит.

Редрик сипло вдохнул:

— Поехали домой, — фраза сама вылетела, с выдохом.

Всю дорогу до кампуса девушка продолжала хныкать. Было уже поздно, но в окнах горел свет. На крыльце сидели и курили Гизмо с Лоуренсом. В дверях стояла Валенсия. Увидев состояние приехавших ребят, лавочник передал гремлину что-то блестящее. Тот незамедлительно это проглотил.

Редрик спустил Далилу с седла. Она смотрела вниз. Подошла гномиха. Ее лицо ничего не выражало, она просто взяла девушку под руку и завела внутрь. Та не сопротивлялась. Гизмо пошел следом. В свете мшистого фонаря Ред не мог разглядеть глаз отца, но лицо того оставалось спокойным. Он продолжал курить трубку.

— Подойди.

Сын подошел. Лоуренс отвернул край окровавленной рубахи.

— Больше не бери мои рубашки, ты их постоянно портишь.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Нет. Ты выглядишь так, будто твой конь принял тебя за свою мамку, а ты и рад. Вон — титьку ему дал пососать.

— Я не знаю, как выглядят или ведут себя матери. У меня ее не было.

— Вот, значит, как… — отец поднялся и выбил трубку. — Ну, пойдем — поговорим об этом.

Лавочник зашел в конюшню, за ним вошли Редрик и его конь. Последний спокойно занял свое место и неуверенно водил взглядом между людьми. Лоуренс встал, уперев руки в бока.

— Я хотел начать сам, но ладно — дорогу молодым. Пока твоя очередь.

Редрик не совсем понял, что имел в виду его отец. Но начал рассказывать. Он рассказал о произошедшем на пляже и о своих мыслях по этому поводу.

— …и еще одно. Скоро ты станешь дедушкой, — закончил Редрик свой рассказ.

На лице лавочника играли тени от масляных светильников. Казалось, что его лицо каждый миг меняет выражение. Но в глазах отца читалось снисхождение, а черты представляли застывшую гримасу иронии.

— Насчет обнесенной хаты полковника я слышал… а вот остальное — это вряд ли.

— Ты о чем? — Ред растерялся. Его одновременно сбили с толку и ответ и полное безразличие на лице отца.

— Просто Валенсия с первого дня поит девчулю хитрым травяным сбором. Таким балуются шлюхи и прочие ветреные личности. Ну, и женщины в возрасте, что следят за здоровьем. Она, кстати, нашла его рецепт в одной из книг Симона.

— Зачем они его пьют?

— Чтоб пузо не росло. Без этого она бы еще легче водила тебя за нос.

Редрик сорвался. Он сам не понял, как это произошло. Парень осыпал отца ударами и проклятиями. Он обвинял его во всех бедах мира. Обвинял в том, что тот лишил его и девушку, которую он любит… а, впрочем, чего лишил-то? Чего у них никогда не было, и к чему они не были готовы?

Взгляд Редрика поплыл. Лоуренс все это время стоял неподвижно, будто весь напор парня — лишь слабый ветерок. Но увидев изменение в глазах сына, он поймал его кулак лбом. Руку парня пронзила боль, он прижал ее к груди.

— Теперь — моя очередь.

Сначала правый кулак лавочника въехал в скулу Редрика. Его голова откинулась, он невольно выпрямился. Затем левый кулак врезался парню в область желудка, Реда согнуло. Напоследок отец схватил сына за волосы и впечатал его голову в вертикальную балку. Что-то треснуло. Парень упал на колени, и его вырвало в поилку для лошадей, затем он завалился навзничь и отключился.

Открыв глаза, он увидел голые деревянные перекрытия потолка. Голова болела. Эмоции будто отрезало. Удивленный своим спокойствием, парень приподнялся. Но головокружение опять уронило его. На сына все в той же позе смотрел отец.

— Полегчало?

— Легко — словно твои тумаки. Затрещины мне больше нравились.

— Что поделать — детство кончилось.

Отец наклонился к сыну и достал из его кармана портсигар. Вынул оттуда две, затем, посмотрев на Смоки, и третью. Конь без обиняков поработал огнивом и принял за это привычную награду. Другую Лоуренс закурил сам.

— Что ты сказал о своей матери?

— Что, если бы она была с нами, многое бы изменилось — было бы легче. И вряд ли мы бы оказались там, где оказались. Тебе сложно без нее, и ты вырастил из меня дурака.