Анна Дэй - Фандом

Однако вопросы теснятся в голове, не давая подумать о чём-то другом. Что случится с Кейти и Элис? Проснутся ли они рядом со мной? И что, если Элис снова попытается настроить против меня Уиллоу? Что, если Уиллоу не признается в любви ко мне и канон не завершится? Я умру по-настоящему, навсегда, а Кейти и Элис останутся жить в этом мире? Что будет с Нейтом? С моим маленьким, смешным, умным Нейтом? Проснётся ли он рядом со мной в нашей вселенной? Столько вопросов и ни одного ответа – голова готова лопнуть. Я выключаю душ и растираю тело полотенцем, пока все синяки и ссадины не напоминают о себе. Зато боль отвлекает от страшных вопросов.

Наверное, надо надеть чистый белый халат, но, сморщив нос, я натягиваю старый комбинезон. От него пахнет городом, ткань царапает кожу, кое-где видны пятна крови – моей, Эша, Нейта, Торна. Но в этой одежде я чувствую себя увереннее. Потом я просто сижу на кровати и жду, уставившись в белый потолок, воображая, что передо мной голубое небо, мыльные пузыри, а рядом весело кричит Нейт: «Ещё, Виола! Ещё!»

Интересно, что мне скажет президент? Я помню, что он говорил Розе. Президент вёл себя так высокомерно, что мне не терпелось дать ему пощёчину.

– Кто тут у нас? Ах, Роза… Прекрасная и бесстрашная, восставшая против порядка гемов. Девушка, которая украла сердце Уиллоу Харпера, но потеряла своё. Иди сюда, посиди со мной.

Но мне можно забыть о каноне. Со мной всё будет иначе. Хотя бы потому, что из реки меня вытащили вместе с Эшем, а не с Уиллоу.

Наконец солдаты возвращаются. Меня ведут по длинному чистому коридору, где пахнет лилиями и мылом. Мы подходим к большой деревянной двери, раскрашенной в цвета флага гемов, возле которой стоят охранники. Я по привычке вытираю глаза, но слёз нет. Все выплаканы. Мелкими неуверенными шагами подхожу к двери, ожидая, что колени вот-вот подломятся и я рухну на пол.

Дверь открывается, и я вижу его . Человека из канона. Заклятого врага Розы. Президента гемов. Он сидит в бархатном кресле и пьёт кофе из фарфоровой чашечки.

Улыбнувшись мне своей ненастоящей улыбкой, он говорит:

– Кто тут у нас? Ах, Роза… Прекрасная и бесстрашная, восставшая против порядка гемов. Девушка, которая украла сердце Уиллоу Харпера, но потеряла своё. Иди сюда, посиди со мной.

Очень странно. Это строки из канона. Именно эти слова президент сказал Розе, когда они встретились. Но откуда этот президент узнал об Уиллоу? Не представляю, что говорить, что делать. И я следую сюжету, вспоминаю строки из книги и спрашиваю:

– Уиллоу? Где он?

– В поместье, зализывает раны. Не волнуйся. Вы ещё встретитесь. Он непременно будет на твоей казни. Завтра.

Президент снова говорит словами из книги. Вероятно, он каким-то чудом узнал, что Уиллоу помог мне сбежать из Колизея. И, не отступая от канона, я произношу следующие слова Розы:

– Пожалуйста, не надо.

Президент улыбается.

– Виола, насколько мне известно, ты можешь подавать реплики с гораздо большей страстью.

Кажется, я ослышалась. Наверное, всё от усталости, незнакомой еды, да и остатки снотворного ещё не выветрились.

– Что вы сказали?

– Ой, извини. Я, кажется, отклонился от сценария. – Подозвав солдата, президент приказывает: – Лейтенант, налейте нашей гостье чашку чая. Она так долго к нам добиралась.

Мир вокруг меня будто сжимается. Столик, картины в рамах, вазы с лилиями – всё кажется игрушечным, ненастоящим. Лейтенант подаёт мне чай, и я ставлю блюдце себе на колени. Тёмная жидкость в чашке идёт рябью.

– Не понимаю, о чём вы говорите… – бормочу я.

– Не прикидывайся, Виола. Ты новая главная героиня, верно? Заняла место любимого персонажа любимой книги. – Смерив меня взглядом, он добавляет: – И вполне убедительно играешь свою роль.

Глупо раскрыв рот, я смотрю на президента.

Он снова улыбается своей странной неживой улыбкой.

– Я знаком с женщиной без лица, как и ты.

– С Баббой? – Стоит мне произнести это имя, как многое проясняется.

Президент кивает:

– Величайшая предсказательница! Она знает, куда ты пойдёшь, прежде чем ты захочешь сделать первый шаг. Она является мне во сне, рассказывает новости повстанцев. Она настоящий, преданный гем, Виола.

В вихре эмоций я забываю вздохнуть. Бабба рассказала гемам о нападении на бордель, об укрытии в гараже, о нашем побеге через реку. Бабба нас предала. Бабба убила Нейта. Чашка у меня на коленях нежно позвякивает о блюдечко.

– Но в каноне…

– Она была на стороне дефов?

– Да.

– Ты ещё не догадалась? Так называемый канон – не более чем каркас, скелет истории, на который нарастает наша вселенная со всеми её многочисленными и красочными деталями.

Я гляжу в одну точку где-то в углу потолка. Думать очень больно, я будто разматываю в голове длинную шершавую нить.

– Она рассказала вам о нашей вселенной? О книге?

– Уже давно. Очень и очень давно, – кивает президент.

Все вопросы у меня в голове разлетаются, кружатся надо мной наподобие птиц.

– Но Бабба узнала обо мне только неделю назад. Мы встретились в церкви.

Усмехнувшись, президент ставит чашку на блюдце:

– Она притворялась. Бабба знала обо всём многие годы, с тех пор как была издана книга «Танец повешенных».

– Ничего не понимаю.

– Конечно, не понимаешь. Ничего удивительного. Твой маленький обезьяний мозг слишком устал. – Президент подходит к окну, задёрнутому зелёной шторой, тянет за шнурок, и штора отодвигается в сторону. Это не окно. Это портрет. На меня смотрит Салли Кинг. – Я нарисовал её по памяти. Бабба познакомила нас во сне. Ты, конечно, знаешь, кто это?

Я киваю.

– Я подумал, что будет уместно повесить её портрет здесь. Пусть присматривает за мной. В конце концов, это она меня сотворила. – Пристально вглядываясь в портрет, он произносит с нежностью в голосе: – Я знаю, что каким-то образом её вселенная, ваша вселенная, создала нашу. Возможно, силой коллективного сознания, как сказала однажды Бабба.

– Силой коллективного сознания?

– Да. Так говорят о людях, которые придерживаются общих убеждений, общих идей.

– Вы хотите сказать – фандом?

– Можешь назвать это и так. Да, так и будем называть это впредь – фандом. Хорошо звучит. Энергия фандома создала нечто… нечто реальное. – Он обводит комнату театральным жестом. – Всё это!

Нагнувшись над столом, президент обмакивает палец в чашечку кофе. Кофе горячий, от него идёт пар, но гем даже не морщится. Нарисовав кофейными каплями на скатерти круг, он показывает его мне. – Бабба говорила тебе, что каждая история – это круг жизни. От рождения до смерти.

Я снова киваю.

Глядя мне прямо в глаза, он поясняет:

– Бабба права. Всё обстоит именно так. Бесконечный круг истории… вечный круг. Уж я-то знаю: я заключён в этом круге навсегда. – Снова обмакнув палец в чашку, президент рисует несколько линий внутри первого круга. Теперь это похоже на циферблат часов.