Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Они преследовали его до самого пролома, пока не обнаружили, что скользят по крови зверя, а затем карабкаются вверх по склону из гравия и грязи. Но дракон двигался слишком быстро. Через несколько мгновений, затаив дыхание, они обнаружили, что щурятся на послеполуденное солнце. Вуттеат метался в свете дня, разбрасывая в стороны деревья и комья грязи. Он ударился о стены библиотеки и хрустнул, как предмет, брошенный в лес позади нее. Треснули стволы и его лапы. Над пыльным ореолом стены вздрогнули и исчезли кроны дюжины деревьев. Зверь изрыгал дикие огненные потоки, издавал пронзительные вопли, вонзавшиеся им в уши, как гвозди.

А потом, внезапно, Вуттеат полетел, переливаясь белым, черным и золотистым цветами. Его опустошающие все вокруг крылья били по лесу, как будто это было пшеничное поле. Сверкая чешуей, отец драконов взмыл ввысь, вращаясь по спирали и дымясь, как горящая птица. Наконец, улетев так далеко, что он стал казаться маленьким мотыльком, он исчез среди медленно меняющихся облаков.

Клирик стоял на самом верху разбитой вершины внутренней стены, глядя верх – вслед дракону. За его спиной бушевали всполохи огня, отбрасывая оранжевые полосы на его подбородок и щеку. Его нимильская кольчуга, сплетенная из цепей, блестела в сухом солнечном свете, и старый волшебник впервые увидел тонкие линии филигранной работы на ее бесчисленных звеньях.

Цапли. Цапли и львы.

– Он умрет, – сказал нелюдь.

Старый волшебник вскрикнул от облегчения и восторга.

– Твой брат отомщен!

Он заколебался, внезапно осознав это. Что значит слава, когда никто не помнит ее?

И что такое жизнь, если ее не освещает слава?

– Тень, – ответил Ниль’иккас, не отрывая взгляда от далекого неба. – Я буду помнить тень, которую он отбрасывает… – Он повернулся и посмотрел на волшебника. – По ту сторону грядущего горя.

Горя, которое следует за этим.

Старый волшебник выдержал взгляд короля-нелюдя на протяжении, казалось, сотни ударов сердца. Наконец он медленно кивнул в знак покорности и почесал подбородок под остатками бороды.

– Да, – сказал Акхеймион. – Сесватха тоже любил тебя.

Галиан издает какой-то звук, ворчание или всхлип – она не уверена.

Только что он был железной тенью, вяло скрежещущей по ней. А потом вдруг исчез.

Она резко выпрямляется и видит, как он выгибается дугой на лесной подстилке, дергая левой ногой и отчаянно хватаясь за спину. Колл стоит над ним, сгорбленный и слабый от голода, его руки сжимаются и разжимаются. Галиан плюхается на живот, давится и кричит. Она видит рукоятку кинжала, торчащую из-под его левой лопатки, черно-алый цветок, распускающийся сквозь звенья кольчуги.

Бешено колотящее сердце успокаивается. Ксонгис бросается на помощь Галиану, в то время как Поквас вытаскивает из-за пояса свой большой меч и взмахивает им в воздухе, прежде чем принять стойку танцора меча.

– Чертова Каменная Ведьма! – кричит он. – Я знал, что должен был перерезать тебе горло!

Все еще сжимая голову лорда Косотера, Сарл садится, покачиваясь, на неподвижную спину капитана и начинает хихикать. Свет искрится сквозь завесы листвы позади него – со стороны священной библиотеки. А затем раздается ревущий свист…

Поквас в бешенстве набрасывается на Колла. Его лезвие похоже на серебряные чернила, рисующие знаки на открытом воздухе. Колл без особых усилий натягивает перчатку, пригибается, прыгает…

Зеумский танцор меча замолкает, недоверчиво округлив глаза.

Колл ныряет вправо, катится по земле, как краб, к Сарлу и высыхающему трупу его капитана. Сержант отползает назад.

Колл проносится мимо него, перекатывается мимо забытого капитаном рюкзака, а потом встает на ноги, размахивая Бельчонком. Он стоит, пригнувшись, и его взгляд мечется от Покваса к Ксонгису, который занял фланговую позицию, натянув лук.

Еще больше взрывов раздается совсем близко. Титанический рев сотрясает небо.

Изголодавшаяся Каменная Ведьма принимается хохотать – звук, который начинается по-человечески, но заканчивается волчьим завыванием. Ксонгис отпускает свой лук. Колл делает выпад Бельчонком, но промахивается. Стрела с глухим стуком вонзается ему в шею.

Колл падает навзничь, но каким-то образом снова встает на ноги. Свободной рукой он сжимает древко. Тянет.

Начинает кричать.

Пальцы на его лице разжимаются, а затем растопыриваются.

Мимара вскакивает и, спотыкаясь, спешит к умирающему Галиану.

Крича на зеумском языке, Поквас бросается на существо по имени Колл, его меч высекает в воздухе целые стихотворные строки. Сталь звенит о сталь. Бельчонок уже весь в зазубринах, но не разбит. Ксонгис выпускает еще две стрелы. Тварь бросается вперед, уворачиваясь от первой, но вторая попадает ей в верхнюю часть бедра. Он едва выдерживает атаку вопящего черного гиганта.

Мимара стоит, затаив дыхание. Квирри пульсирует в ней, превращая ее сердце в боевой барабан.

Ксонгис оборачивается на звук ее шагов и выпускает еще одну стрелу. Она свистит мимо ее левого уха – словно воздух разрывается рядом с ним. Девушка вонзает меч Галиана в незащищенную подмышку имперского следопыта.

За их поляной вокруг очертаний изрубленных руин горит лес. Сарл возобновил свой флегматичный вой, его лицо смялось в тысячу смеющихся морщин.

Свистящий меч ловит тварь в середине прыжка. Колл кренится в воздухе, пытается приземлиться на здоровую ногу, кувыркается назад. Приближаясь, чтобы убить его, зеумец торжествующе воет…

Не слыша, как к нему подкрадывается обнаженная Мимара.

Над заброшенными укреплениями клубился дым, поднимаясь в высокое голубое небо. В разрушенной библиотеке ярко горели на порывистом ветру несколько небольших костров, посылая потоки искр и пепла на старого волшебника и короля-нелюдя.

– Ты не должен этого делать! – воскликнул Акхеймион.

Все еще стоя на стене, на которую он взобрался, чтобы посмотреть вслед дракону, Клирик сорвал с кожаного шнурка свою сумку с рунами. Он задумчиво посмотрел на нее, взвесил на ладони. Акхеймион почувствовал, как его сердце сжалось в груди, увидев, что мешочек с квирри раскачивается так близко к открытому огню. Он понял, что поклонялся этой вещи. Вокруг затягивающего сумку шнурка собрались сморщенные складки. Было видно, что он довольно тяжелый, как будто внутри у него пряталась мышь. Казалось абсурдным, что такой ничем не примечательный предмет мог стать талисманом, фетишем, на котором держалась вся экспедиция. Мешочек, наполненный сажей.

– Нет! – крикнул Акхеймион.

Но было уже слишком поздно. Клирик склонил голову набок, как будто хотел почесать ухо плечом, а затем перевернул мешочек вверх дном. Оставшийся пепел Ку’Джары Чинмои вылился серовато-коричневым потоком. Ветер раздул его в призрачное ничто.