Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Все его тело гудело, одновременно собирая все силы и погружаясь в головокружительную бодрость. Квирри. Несмотря ни на что Акхеймион осознал, что блуждает взглядом, как и много лет назад, погруженный в мысли о давно ушедших временах. Он всегда находил в развалинах убежище, свободу от требований своего призвания и своего рода связь с древними днями, которые так мучили его по ночам. Он всегда чувствовал себя цельным в присутствии осколков.

– Акка… – позвала Мимара, и голос девушки был так похож на голос ее матери, что у старого волшебника мурашки побежали по спине. Жалобное эхо.

Он обернулся, удивленный собственной улыбкой. Это был ее первый визит, понял он, ее первый взгляд на древних норсирайцев и их произведения.

– Поразительно, не правда ли? Подумать только, такие руины – это все, что от них осталось…

Маг поплелся следом, понимая, что Мимара смотрит на остальных, а не на разбитые каменные «гнезда», возвышающиеся вокруг них.

Она посмотрела на него – ее глаза были полны нерешительности.

– Шпион-оборотень… – произнесла она на айнонском.

– Что?

Девушка моргнула, вновь почувствовав мгновенную нерешительность.

– Шпион-оборотень… Сомандутта… Он… шпион-оборотень.

– Что? Что ты говоришь? – спросил Акхеймион, пытаясь собраться с мыслями. Мимара была принцессой Империи, а это означало, что она почти наверняка получила обширную подготовку по части шпионов-оборотней, посланных Консультом: знала, кого они склонны заменять, как склонны раскрывать себя…

Вероятно, она знала об этих существах больше, чем он.

– Когда напали шранки, – продолжила она вполголоса, глядя на нильнамешского кастового аристократа, стоявшего рядом с остальными. – Перед этим… То, как он двигался… – Девушка повернулась к старому волшебнику и устремила на него взгляд, исполненный абсолютной женской уверенности, такой же серьезной, как голод или болезнь. – То, что он сделал, было невозможно, Акка.

Акхеймион стоял ошеломленный. Шпион-оборотень?

Полузабытые страсти галопом проносились у него в голове. Жара и нищета Первой Священной войны. Образы старых врагов. Старые ужасы…

Друз повернулся туда, где стоял нильнамешец.

– Сома… – позвал он срывающимся голосом.

– Он спас мне жизнь, – прошептала стоящая рядом с ним Мимара, очевидно, совершенно сбитая с толку, как и он сам. – Он открылся, чтобы спасти меня…

– Сома! – снова позвал Акхеймион.

Мужчина покосился на него, прежде чем снова повернуться к тем, кто бормотал что-то о нем. К Конджеру и Поквасу. Маг заморгал, внезапно почувствовав себя очень слабым и очень старым. Консульт? Здесь?

Все это время?

«Он открылся, чтобы спасти меня…» – сказала Мимара.

Смятение волшебника было не таким уж сильным. Оно, скорее, было вызвано необходимостью и оставило ему одну лишь неприкрытую тревогу и сопутствующую ей сосредоточенность.

– Сомандутта! Я с тобой разговариваю!

Приветливое смуглое лицо повернулось к нему с улыбкой…

Одайнийское заклинание сотрясения было первым, что пришло в голову старому волшебнику.

Без всякого предупреждения Сома перепрыгнул через мельтешащих скальперов, ошеломленно вытаращивших глаза и сдерживающих крики. Он крутанулся в воздухе с грацией акробата и приземлился с бешеной скоростью краба. Прежде чем Акхеймион закончил заклинание, он пересек двор на две трети, а когда магия разбила камень и разъела известковый раствор, подпрыгнул и перелетел через разрушенную стену.

Все путники замерли, бледные и ничего не понимающие.

– Пусть это будет предупреждением! – Сарл захихикал в жалком ликовании, а потом повернулся к Ведьмам, словно они были неопрятными кузинами, требующими уроков джнанского этикета. – Держитесь подальше от персика, ребята! – Он взглянул на Акхеймиона, и в его глазах было достаточно прежней хитрости, чтобы вывести старого волшебника из себя. – Что капитан не выпотрошит, то маг сожжет!

Они спали, ничем не защищенные от солнечного света.

Все было не так, как должно быть, и, значит, это было правильным. Они сражались с людьми вместо шранков. Бежали в горящую крепость. Нашли в своем отряде шпиона-оборотня, а потом решили ничего не говорить об этом.

Квирри больше не действовал, но несмотря на тоскующие взгляды, нелюдь держал свой мешочек спрятанным в сумке. Из множества форм истощения, пожалуй, ни одна не является столь тягостной, как апатия, потеря чувств и всех других желаний, кроме одного, когда вы хотите только перестать испытывать это желание, когда простое дыхание становится своего рода бездумным трудом.

Сон Акхеймиона был прерывистым, мучительным из-за мух – какой-то их кусачей разновидности – и тревог, слишком многочисленных и смутных, чтобы их можно было понять. Сома. Шранки, преследовавшие их. Капитан. Клирик. Мимара. Мертвые в Кил-Ауджасе. Его ложь. Ее проклятие…

Ну и конечно же, Келлхус… и Эсменет тоже.

Огонь и их малочисленность убедили лорда Косотера, что внешние стены неприступны, так что они отступили в разрушенную цитадель. В какой-то момент сооружение рухнуло внутрь, оставив нетронутыми только огромные блоки фундамента. Вековая растительность нанесла во внутренние руины высокий слой неровной земли, так что оставшиеся стены, которые возвышались на высоту трех человеческих ростов вдоль их внешних лиц, поднимались только по грудь тем, кто стоял внутри. Скальперы собрали все, что смогли найти, те немногие мелочи, которые оставили отступающие «имперцы», как они их называли. Затем они забрались в земляное нутро цитадели и стали ждать неизбежного.

Последующее бдение было столь же сюрреалистичным, сколь и жалким. Пока остальные дремали в той тени, которую могли найти, Клирик занял позицию на одном из огромных блоков, сел, скрестив ноги, и стал смотреть на руины внизу, через поле срубленных деревьев, на черную кромку Косм. Акхеймион действительно находил утешение в том, что нелюдь, существо, пережившее неизвестно сколько осад и сражений, вернулся в туманы истории.

Нелюдь ждал до позднего вечера, чтобы начать свою проповедь, когда воздух достаточно остыл и тени удлинились до таких размеров, чтобы обеспечить возможность настоящего сна. Он стоял на краю каменной плиты и смотрел на своих спутников сверху вниз – его стройная и мощная фигура купалась в лучах света. Небо простиралось над ним, синее и бесконечное.

– И снова, братья мои, – сказал он невероятно глубоким голосом. – И снова мы оказываемся в трудном положении, пойманные в ловушку в очередном опасном месте в мире…

В трудном положении. Слова, похожие на дыхание угасающих углей костра. Акхеймион поймал себя на том, что наблюдает и слушает так же, как и все остальные.