Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

– Знать, как остановиться… – упорствует молодой человек. – Именно так… настоящий секрет… тропы.

В отличие от своих сестер в борделе, Мимара презирала таких мужчин, как Сома, мужчин, которые постоянно извинялись, делая величественные жесты и выказывая фальшивую заботу. Мужчин, которым надо было задушить свои преступления под шелковыми подушками вины.

Она предпочитала тех, кто грешил искренне.

– Мимара… – начинает Сома.

Девушка отводит глаза в сторону. Этот человек для нее ничто, говорит она себе. Просто еще один дурак, который будет лапать ее в темноте, если сможет. Прилепит свои пальцы к ее персику.

Мир становится реальным, освещенный Клириком, а затем снова изливается в небытие. Она всматривается в приближающуюся землю, которая исчезает в тени тех, кто стоял перед ней. Бег, полет… Мимара осознает, что в этом есть покой, некая уверенность, которую она никогда не понимала, хотя и знала ее всю свою жизнь. Бегство из борделя, бегство от матери, которая бросила ее там: все это чревато сомнениями, тревогой и сожалением, душераздирающими упреками тех, кто бежит, желанием скорее наказать, чем сбежать.

Но бежать от шранков…

Ее легкие бездонны. Квирри покалывает ее мысли, ее руки и ноги. Она всего лишь перышко, пылинка перед силами, которые населяют ее. И в этом есть мощь, есть эротизм, являющийся игрушкой чудовищ.

«У меня есть Око Судии!»

Анасуримбор Мимара изумляется и смеется. К ней присоединяется Галиан, затем Поквас, затем остальная артель, и по какой-то причине это кажется правильным и правдивым – смеясь, убегать от шранков через проклятый лес…

Затем Клирик останавливается и склоняет голову, словно прислушиваясь. Он поворачивается к остальным. Его лицо так ярко горит под Суриллической точкой, что он кажется ангелом – нечеловеческим ангелом.

– Что-то приходит…

А потом они все это слышат… справа от них – глухая возня и барабанный топот бегущего человека. Воздух сотрясается от звякания обнаженного оружия. Бельчонок оказывается в руке у Мимары.

Незнакомец, сильно шатаясь, выпрыгивает из-за деревьев. Его волосы завязаны в галеотский боевой узел, а по правой руке у него стекает кровь. Усталость превратила его панику в смирение – это видно по его лицу. И Мимара понимает, что ее бег еще не начался. Бежать, по-настоящему бежать – значит нестись изо всех сил, целеустремленно, как несся этот человек, на судорожном пределе выносливости.

Нестись, как они неслись в Кил-Ауджасе.

Мужчина падает в объятия Галиана, выкрикивая что-то нечленораздельное.

– Что он говорит? – рявкает капитан на Сарла.

– Голые! – хихикает иссохший сержант. – Голые напали на них!

– Милостивый Седжу! – вскрикивает еще кто-то.

– Смотрите! – вопит Поквас, вглядываясь в темноту, из которой вырвался беглец. – Смотрите! Еще один огонек!

Все, включая вновь прибывшего, поворачиваются в направлении, указанном танцором меча. Сначала они ничего не видят. Но затем он материализуется – плавающая белая точка, то появляющаяся, то исчезающая за скрывающими ее препятствиями. Магический свет. Когда он приближается, становятся заметны человеческие фигуры, по крайней мере, дюжина.

Еще больше людей – выживших Каменных Ведьм…

Даже с такого расстояния можно увидеть их страх и спешку, хотя что-то мешает им бежать… Носилки, понимает она. Они несут кого-то на носилках. Небольшая толпа пробегает позади величественного силуэта дерева, и она замечает человека, которого они несут – мага…

Галиан и Поквас кричат. Они поставили одного из рыдающих Каменных Ведьм на колени, словно готовясь казнить его.

– Нет! – кричит Акхеймион. – Я запрещ…

– Это ведьма! – орет Галиан. Он кажется удивленным, как будто казнь без суда и следствия – это вежливость по сравнению с тем, чего заслуживает его жертва, скальпер, который охотится на скальперов.

Капитан не обращает на это никакого внимания. Вместо этого он бормочет что-то Клирику, который вглядывается в темноту позади приближающейся группы. Мимара смотрит, как лысая голова поворачивается, как улыбается белое лицо. Она видит блеск сросшихся зубов.

– Вее-е-едьмы! – булькает Сарл. Его глаза закатываются, как полумесяцы над щеками.

Беглецы начинают кричать, приближаясь, – надтреснутый хор облегчения и отчаянного предупреждения. В течение нескольких ударов сердца они натыкаются на более яркий свет Суриллической точки Клирика, испуганные и истекающие кровью. Носилки летят на землю. Некоторые голые падают на колени, другие поднимают жалкие руки, увидев оружие, которым размахивают Шкуродеры.

Мимара чувствует, как кто-то сжимает ее руку с мечом, поворачивается и видит Сому, мрачно стоящего рядом с ней. Девушка знает, что он хочет подбодрить ее, но все равно чувствует себя оскорбленной. Рывком она высвобождает руку.

– Нет времени! – визжит кто-то. Это один из Ведьм. – Нет времени!

Все вокруг поглощают споры и путаница. В гуще криков и голосов не слышно приближающегося топота. Теперь они стоят неподвижно и вглядываются, навострив уши в невидимом потоке. Треск веток. Кто-то хрипит. Кого-то пинают ногами.

Мимара мертва. Она знает это абсолютно точно. Они с Сомой стоят на периферии, в нескольких шагах от суматохи, созданной последними беглецами, – и от Акхеймиона с его спасительными заклинаниями.

– Ко мне! – кричит старый волшебник. Слышится прочитанное наоборот магическое бормотание, мелькают тени и огни, пронизывающие ревущую черноту.

Шранки с воем вырываются из темноты, высоко подняв свое грубое оружие и размахивая им во все стороны. С лицами, исказившимися в хищных ухмылках, они текут между стволами непрерывным потоком. Босые ноги взбивают перегной.

Первый бросается на Мимару, как собака в прыжке. Она парирует его безумный взмах, пригибается, и он пролетает мимо нее. Следующие нападают спустя всего лишь один удар сердца. Слишком много клинков. Слишком много зубов!

И тогда происходит нечто невозможное. Сома…

Каким-то образом он оказывается перед ней, хотя только что стоял сзади. Каким-то образом успевает схватить каждое неистовствующее существо в то мгновение, когда оно бросается на Мимару. Он не сражается так, как сражаются скальперы, сопоставляя мастерство со свирепостью, применяя силу против дикой скорости. И не танцует так, как танцует Поквас, древними письменами расчерчивая окружающий воздух. Нет. То, что он делает, совершенно уникально, это спектакль, написанный для каждого отдельного момента. Он бросается и чуть ли не складывается пополам. Он движется кольцами и линиями, так быстро, что только нечеловеческие крики и падающие тела позволяют ей следить за нитью его атаки.

И вот уже все кончено.