Михаил Ланцов - Николай Хмурый. Восточная война

Ранним утром, еще скорее ночью, 28 сентября Объединенный флот достиг Сасебо. Его командующий пребывал в мрачном состоянии духа. Новости его не обнадеживали. Ему уже успели доложить о резне «раненых» кораблей первого ранга русскими эсминцами. И о том, что корветы устроили налет на Чемульпо, вынудив часть транспортов с людьми выбрасываться на берег.

Он поверил адмиралу Того. В этот раз – поверил.

Ни он, ни его коллеги просто не представляли, с чем им на самом деле придется столкнуться тут, в Желтом море. Они как рассуждали? Что японцы просто безрукие скоты, которые бездарно топят дорогущие корабли по дурости и природной дикости. Но сегодня опростоволосился он… и не только он, но и все английские моряки. Японцы во время первой битвы в Желтом море смогли нанести русским хоть какие-то повреждения. Хоть и получили в ответ очень больно. Они же не смогли ничего. Его словно дразнили… словно издевались… Поэтому, когда пришла радиограмма от адмирала Того, он отнесся к ней очень серьезно. Ведь он оказался единственным командиром в их Объединенном флоте, который если и не бил русских, то хотя бы наносил им урон. А один броненосец даже чуть не потопил.

Сасебо лежал в полной темноте. Маяки были выключены. И огни все потушены что на кораблях, что в прибрежных постройках. Одна сплошная мгла.

– Сволочь… сволочь… – рычал англичанин в ярости. Время утекало, а он не мог воспользоваться тем единственным преимуществом, какое у него имелось. Легкие тучки прятали слабенькое лунное освещение. Так что по такой тьме можно было легко вылететь на мель или врезаться в берег. Но если ждать до утра, то линкоры успеют пополнить боезапас и снова прольется кровь… много крови…

Поэтому он решился.

Приказал на всех кораблях эскадры включить прожектора и идти в бухту. «На пистолетный выстрел». Ожидая, что на такой уж дистанции его пушки сумеют покарать русских. Здесь никакая броня их не защитит.

И они пошли. Малым ходом, осторожно, но пошли…

– Что это за звук? – спросил Того, вслушиваясь в необычно высокочастотный шум.

Звук нарастал, явно приближаясь. И чем ближе он становился, тем сильнее адмирал бледнел, понимая, что он попался в ловко расставленную ловушку. Они попались. Что, не мог Эссен не понимать всей очевидности своей уловки? Не мог… а значит, что? Правильно. Он не подставлялся и не рисковал. Он просто заманивал их корабли в ловушку.

И тут в свете прожектора мелькнул он… торпедный катер… и то, с какой скоростью он проскочил этот луч света, испугало адмирала Того не на шутку. И было чего испугаться. Торпедные катера типа «Беда» были доставлены по железной дороге до Порт-Артура, а уже оттуда БДК в своих десантных доках их перевезли в Сасебо. То есть скрытно. Их разработку, кстати, тоже не светили. Поэтому для всех участников со стороны Объединенного флота они оказались совершенно непредсказуемым сюрпризом.

Узкий, хищный корпус длиной 18 метров. Открытая рубка, прикрытая лишь остекленной наклонной панелью обтекателя. Две трубы торпедного аппарата по бортам. А за ней – странная конструкция – треугольная стойка с передними подкосами. На стойке – два воздушных винта о четырех лопастях, соосных, крутящихся в разные стороны. Привод на них осуществлялся цепной передачей через редуктор от паровой турбины. А сама паровая турбина питалась паром от двух компактных водотрубных котлов высокого давления, использовавших, как и «паровики» дирижабля, вместо воды аммиак. Отопление котлов производилось бензином, вдуваемым в котел через форсунки с большим количеством воздуха. Для чего имелся топливный насос, воздушный компрессор и вспомогательный пусковой бензиновый мотор, позволяющий быстро прогревать котел и выводить его на рабочее давление в самые сжатые сроки.

Почему воздушный винт, а не гребной? Потому что требовалось добиться максимальной скорости, что на гребных винтах для столь малых кораблей не удавалось никак. Вон, на «Турбинии» в оригинальном 1897 году были вынуждены поставить целую пригоршню винтов на каждый вал, чтобы выжать 34 узла. Императору этой скорости было мало. И у отечественных конструкторов возникла проблема. С водометами пока дело обстояло тухло, поэтому пришлось остановиться на воздушном винте как самом простом и удобном решении для столь компактной конструкции.

Вот эти торпедные катера и шли… нет, неслись на японские и английские корабли. Глиссируя и подвывая воздушными винтами. Шестьдесят два – шестьдесят три узла! Это было просто невероятно для тех лет! Вжух! И проскочила эта «рыбка» луч прожектора. Даже дернуться толком никто не успел.

Трубы торпедных аппаратов были расположены у катеров не в диаметральной плоскости, а отклонены наружу. Чтобы не догнать собственную торпеду. Пум. Пум. Пум. Пум. Начали срабатывать эти «раскляченные» двустволки, выбрасывая сжатым воздухом торпеды в сторону кораблей противника. Почти в упор. С пары кабельтовых. Или даже меньше. Благо что на такой скорости они проскакивали это расстояние удивительно быстро.

Англичане и японцы стреляли. Из всего, чего могли. Даже из винтовок. Но практически безрезультатно. Катера попадали в видимость всего на несколько секунд. И снова пропадали во тьме. Особенно не развернешься. Разве что винтовками да 37-миллиметровыми пушками Гочкиса, что были с плечевым упором и могли очень быстро наводиться. Но узнать, удалось куда-то попасть или нет, оставалось невозможным. Темнота скрывала все…

Взрывы торпед поднимали столбы воды, ставя жирную точку в этой войне. Это был конец. Объединенный флот и так понес очень тяжелые потери в ходе дневной перестрелки. Ночной налет эсминцев усиливал трагедию. Эти же торпедоносцы… они выступали контрольным выстрелом в голову.

И, осознав это, Хейхатиро Того вдруг стало легко и просто. Он улыбнулся и, пригласив с собой своего адъютанта – доверенного и заслуживающего уважения человека из старого самурайского рода, отправился в кают-компанию. Адмирал понял, что проиграл. Окончательно и бесповоротно. Что это – конец. Что это – финиш. И флоту, и ему. Даже если по какой-то странной случайности адмирал сможет пережить эту бойню, он все равно будет трупом. Политическим трупом. Позором и болью своей страны. Он умер. Уже умер. Просто его тело еще по странному недоразумению пока дышит. Кодекс бусидо в этом плане был неумолим. Ведь если самурай проиграл сражение и ему грозит смерть, то ему надлежит торжественно произнести свое имя и умереть улыбаясь, без позорной спешки.

Но ничего не получилось…

Когда Хейхатиро Того выходил с мостика, в его «Асахи» попала торпеда, и его знатно тряхнуло. Достаточно для того, чтобы адмирал сильно ударился головой и потерял сознание. Это его и спасло. Потому что моряки броненосца, поняв трагичность ситуации, бросились спасать две самые ценные вещи, что были на их корабле: портрет Тенно и раненого адмирала…