Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

— Давай зажжем костры и бегом к фургонам! — воскликнул он, как будто доски и парусина смогли бы защитить от ярости небес.

Ветер не помогал решению поставленной задачи. И морось, начавшаяся мгновением позже, не способствовала. Да и обрушившийся ливень, налетевший сразу со всех сторон, промочивший поношенную куртку Темпла, как будто одежды и не было вовсе. Ругаясь, он сгорбился над грудой коровьих лепешек, которые расползались в мокрых руках, принимая изначальное, весьма пахучее состояние, пока Темпл тыкал в них тлеющими остатками факела.

— Прекрасное развлечение — поджигать размокшее дерьмо, правда? — кричал Лиф.

— Была у меня работенка и получше! — ответил Темпл, который раньше полагал, что прежние занятия весьма отвратные, но сейчас начал сомневаться.

Застучали копыта, и Шай спрыгнула с седла, прижимая шляпу к голове. Она приблизилась, перекрикивая ветер, но Темпл на миг отвлекся на ее рубашку, влажную и плотно облепившую тело, с расстегнутой верхней пуговицей. Ворот открывал загорелый треугольник у горла и дальше кожу светлее, острые очертания ключиц, а еще ниже…

— Я спросила — где стадо? — проревела она прямо ему в лицо.

— Э-э… — Темпл ткнул большим пальцем через плечо. — Где-то в миле позади!

— Гроза их пугает! — Лиф щурился от ветра, а может, злился на Темпла, трудно сказать наверняка.

— Бакхорм боится, что они разбегутся. Он отправил нас, чтобы зажечь огни вокруг лагеря. — Темпл указал на дугу из девяти или десяти костров, которые им удалось зажечь до ливня. — Он думает, это отпугнет стадо, если они запаникуют! — Хотя в настоящее время плоды их усилий, казалось, не в силах отпугнуть и кучку ягнят. Ветер дул что есть силы, неся клубы дыма по равнине, заставляя длинную траву метаться, рисуя пляшущими колосками волны и спирали. — А где Свит?

— Ни слуху ни духу! Мы еще поговорим с ним начистоту. — Шай схватила Темпла за мокрую куртку. — Все равно вы больше ничего не зажжете! Возвращаемся к фургонам!

Втроем они пробивались через пелену дождя, хлещущего струями наотмашь, жалящего, сбивающего с ног. Шай тащила за уздечку упирающуюся лошадь. Кромешный мрак окутал равнины, не позволяя им разглядеть повозки до тех пор, пока не уперлись в них носом. Люди отчаянно понукали волов, пытались спутать обезумевших от ужаса коней, привязывали мелкую скотину или боролись с собственными плащами или накидками, которые под порывами ветра превратились в серьезных противников.

Посреди сумятицы, выпучив глаза от усердия, застыл Ашджид, воздев жилистые руки к проливающимся небесам. Дурачок из Братства стоял перед ним на коленях. Вместе они напоминали изваяние из жития какого-нибудь пророка.

— Вам не защититься от гнева небес! — кричал Ашджид, указывая вверх пальцем. — От Бога не скроешься никуда! Бог все видит!

Темплу всегда казалось, что самый опасный священник тот, кто искренне верит.

— Ты обращал внимание, — спросил он, — что Бог усердно наблюдает за нами, но когда дело доходит до помощи, проявляет ужасную нерасторопность?

— У нас есть заботы поважнее, чем этот болван со своим придурком, — дернула его Шай. — Надо сдвинуть фургоны — если стадо пробежит здесь, страшно представить, что будет!

Теперь дождь лил сплошной стеной, Темпл промок так, будто его окунули с головой в воду. Если подумать, то в первый раз за несколько недель. На глаза попалась Корлин — сцепившая зубы, с волосами, прилизанными вокруг черепа, она сражалась с веревками, пытаясь закрепить хлопающую парусину. Рядом с ней Кроткий с натугой уперся плечом в борт фургона, как будто мог сдвинуть его в одиночку. А может, и мог… Когда парочка взъерошенных сулджиков присоединилась к северянину, повозка покатилась. Лулайн Бакхорм подсаживала детей в фургон, и Темпл поспешил ей на помощь, сбрасывая с глаз липнущие волосы.

— Покайтесь! — ревел Ашджид. — Это не гроза! Это гнев Божий!

Савиан дернул его за драную мантию.

— Это гроза. Будешь болтать, я покажу тебе, что такое гнев Божий!

И толчком повалил старика.

— Нам надо… — Рот Шай продолжал шевелиться, но ветер унес слова. Она поволокла Темпла, и он, шатаясь, сделал несколько шагов, которые показались ему милями. День стал черным, словно ночь, струйки сбегали по щекам. Он дрожал от холода и страха. Руки безвольно болтались. Он развернулся и внезапно потерял направление, ощущая нарастающую панику.

Куда делись фургоны? Где Шай?

Поблизости догорал один из костров, ветер уносил в темноту красные искры, Темпл побрел к нему. Ветер дунул так, будто за спиной захлопнулась дверь, толкнул и вцепился в него, как пьянчуга в собутыльника, а потом, словно ловкий борец, повалил Темпла, дунув с другой стороны. Он беспомощно барахтался в траве. В ушах эхом отдавались безумные вопли Ашджида, который просил Бога поразить неверующих.

Звучало пугающе. Ведь нельзя просто захотеть и уверовать…

Он полз на четвереньках, опасаясь выпрямиться, ведь — кто знает? — возможно, он вознесся на небо и теперь уносился в неизвестную даль, а его кости остались белеть на землях, где не ступала нога человека. Разорвавшая темноту вспышка высветила застывшие на лету капли и струи дождя, фургоны, озаренные белым сиянием, застывших в различных позах людей, будто в безумной игре… А потом снова все скрыл секущий ливнем мрак.

Уже мгновение спустя ревел и грохотал гром, заставляя подкоситься колени Темпла, который ощутил дрожь самой земли. Но хотя гром и закончился, барабанная дробь становилась громче и громче. И теперь уж в самом деле сотрясалась земля. Темпл догадался, что виной тому не гром, а копыта. Сотни копыт ударяли в землю, это скакали коровы, обезумевшие от грозы. Несколько тысяч фунтов говядины мчались туда, где он беспомощно стоял на коленях. Еще молния, и он уже увидел их — окруженные дьявольской тьмой, они покачивались вверх-вниз, как будто один зверь, многорогий и разъяренный, приближающийся по бурлящей потоками равнине.

— О Боже… — прошептал он, уверенный, что наконец-то ледяные липкие ладони смерти сомкнулись вокруг него. — О Боже…

— Шевелись, гребаный дурак!

Чья-то рука вцепилась ему в воротник. Очередная молния высветила лицо Шай — без шляпы, волосы прилизаны водой, губа упрямо закушена. Никогда еще Темпл так не радовался, когда его обругали. Он кинулся к ней, ветер нес их и подталкивал, как щепки в половодье. Дождь превратился в ливень из Писания, в легендарное наводнение, ниспосланное Богом старцу Сипоту в наказание за гордыню. Топот копыт сливался с громом, рушащимся с бурного неба, и превращался в единый ужасающий шум.

Двойная молния озарила заднюю стенку фургона и безумно дергающийся парусиновый полог, а под ним — лицо Лифа с выпученными глазами. Он тянул руки и выкрикивал слова поддержки, все равно не слышные из-за бури.