Валерий Большаков - Двойная игра [litres]

– Всему своё время, – сказал он по-прежнему спокойно и вздохнул: – Дорогой Шимон, год назад я просто не поверил бы, что Советский Союз начнёт искать точки соприкосновения с «проклятыми сионистами». Но ведь ищет!

– Согласен! – с жаром воскликнул Перес. – Просто… О мой бог! Да я просто в растерянности! С этим вашим «Михой»…

– Шалом! Всё спорите? – Приблизившись, Рехавам пожал обоим руки и добродушно попенял министру обороны: [73] Шимон Перес занимал пост министра обороны Израиля в описываемое время. – Вам мало было доказательств, дабы укрепить свою веру?

– На моём посту, – криво усмехнулся Шимон Перес, – поневоле станешь безбожником…

– Ладно! – фыркнул насмешливо Алон. – Вот вам ещё одно свидетельство: «Гломар Челленджер» пробурил скважину на месторождении «Тамар», указанном «Михой». Там глубина моря более полутора километров, а дно бурить надо ещё километров на пять. Скважина ушла всего на семьсот метров, но геологи пляшут от радости – газа в том месте полно! Сотни и сотни миллиардов кубометров!

Министр обороны, не находя слов для выражения, потряс туфлями и залучился как именинник.

– Свой газ… – покачал головой потрясённый Хофи. – Наш собственный газ!

– Да, Ицхак, – прочувствованно сказал Рехавам. – Будем строить стационарную морскую платформу, тянуть подводный газопровод до терминала в Ашдоде… Но не это главное. Мессия на нашей стороне – значит, выстоим! И Синай не сдадим!

Трое мужчин переглянулись, словно заговорщики.

– А Бегин? – негромко поинтересовался Перес. – Арафат?

– Справимся, – проговорил директор Моссада с наигранной ленцой. – Время ещё есть.

Надменные пики гор Сангре-де-Кристо, голые и холодные, едва просматривались из долины, зато с обоих краёв спадали лесистые откосы, заросшие тополями и осинами. Наступило то краткое время перед зимними холодами, которое в Америке зовут индейским летом, – деревья вызолотились от нижних ветвей до макушек. Склоны красиво смотрелись, отливая ярой желтизной на фоне пронзительно синего неба, а выше, гранича с лугами и каменными осыпями, вились тёмно-зелёной синусоидой заросли пихты и тсуги.

Вакарчук поправил «стетсон» и осторожно, словно стесняясь, вжал пятки, понукая коня. Воронок послушно зашагал по тропе, пофыркивая, будто насмехаясь над всадником, таким несмелым, неуверенным в себе. Нет чтобы шенкелей дать! А он чуть ли не на «вы» с лошадью…

Степан хмыкнул, вспоминая свои первые выездки на ранчо. Подвели ему самую смирную кобылу, пегую Сюзи. Загорелый ковбой, будто сошедший с рекламы «Мальборо», помог взобраться в седло и сделать круг по вытоптанной траве корраля. Позорище…

Он и трясся, и валился, и… Максим откровенно хихикал: «Кавалерист! Кентавр!» А сам-то!

Стивен Вакар покосился на Вальцева, оседлавшего гнедого иноходца. Везёт же человеку! Никакой тряски – не скачешь, а плывёшь…

Максим неумело направил своего гнедка, и конь всхрапнул: ну и ездок у меня!

– Тебе бы ещё пару «кольтов»! – хохотнул Вакарчук. – Юл Бринер отдыхает!

– Смейся, смейся… – проворчал Вальцев. Медленно выпустив поводья, он потянулся к широкополой чёрной шляпе – и судорожно вцепился в седло: гнедок дёрнулся, учуяв чужих.

– Там индеец! – шёпотом сказал Степан.

Краснокожий восседал на полудиком бронке, сером в белых яблоках, застыв, как конное изваяние. На фоне светло-зелёных зарослей меските индеец смотрелся великолепно, как на афише вестерна.

– Надеюсь, наши скальпы не украсят его вигвам, – натужно пошутил Вакарчук.

– Стоп! – озадачился Вальцев. – Это же тот индеец-цэрэушник, из спецгруппы! М-м… Чарли Гоуст Бир! Как его… – он сморщился, переводя на русский. – Призрак Медведя!

Чарли неторопливо подъехал к перебежчикам, сидя в седле как влитой. Меднолицый и бесстрастный, Призрак Медведя скользнул равнодушным взглядом по Степану и обратился к «Михе»:

– Ты тот русский, что видит тайное. Когда схватят Леонарда Пелтиера?

– В будущем году, – с готовностью ответил Вальцев, радуясь, что настоящий предиктор сообщил подробности о беспределе в Пайн-Ридж. – Его выдадут канадцы.

Индеец вскинул голову.

– Я был на ранчо Скачущего Быка и предупредил Пелтиера. Он ушёл в Сосновые горы, а потом скрылся в резервации Роузбад. Если Леонард перейдёт не канадскую, а мексиканскую границу, то спасётся?

– Не знаю, – честно признался Максим. – Ты вмешался в его судьбу – и изменил будущее.

– В Мексике ему лучше не задерживаться, – вмешался Вакарчук, – пусть сразу переправляется на Кубу.

Призрак Медведя по-прежнему глядел на одного Вальцева, и тот согласился:

– Пожалуй, это выигрышный вариант.

Тронув с места коня, Чарли вдруг остановился, будто вспомнив о чём-то важном.

– В ваши сёдла встроены маячки, – сказал он. – Вас не подслушивают, но и не упускают из виду.

– Спасибо, краснокожий брат… – растерялся Максим.

Индеец повернул коня и вскоре пропал за деревьями.

– Вот тебе и весь сказ… – пробормотал Степан.

Воронок с гнедком не спеша спустились пологим склоном и повернули к Ленточному каньону – животинам не требовалась указующая рука, они и сами помнили дорогу к конюшне, где вдоволь кукурузы и вкусная вода.

Узкое ущелье дышало сыростью, его слоистые стены задирались высоко, смыкая небо в узкую синюю полоску. Лишь в одном месте каньон расширялся в подобие амфитеатра. Там, на лугу, паслось небольшое стадо лонгхорнов – бычков и коровёнок с огромными рогами. Куда там русским бурёнкам!

Сторонясь угрюмого быка, Степан с Максимом миновали Тополиную промоину и выехали к ранчо. Здесь погружение в вестерн кончалось – к воротам подводила узкая асфальтированная дорога, а вместо фургонов с парусиновым верхом во дворе блестела лаком парочка громадных авто. Их и легковушками назвать язык не поворачивается – каждая шире КрАЗа!

– Знаешь, я ещё в Нью-Йорке угомонился как-то, – негромко проговорил агент «Вендиго». – Насмотрелся всего, чего хотел, и успокоился. А что дальше делать, не знаю.

– Ждать, – хладнокровно сказал «Миха». – Надо адаптироваться! У нас задача проще, чем у разведчиков. Ничего выведывать мы не будем, наоборот – завалим этих ранчеро информацией! Я каждый вечер прогоняю в уме всё, что дома заучивал. А наши или сами выйдут на нас, или мы дадим знать о себе. Так что ждём пока. Втираемся в доверие…

– А мне ты доверяешь? – прямо спросил Степан.

– Опять ты за своё! – поморщился Вальцев. Подумав, он продолжил вполголоса: – Мой дед всю войну прошёл, а в сорок четвёртом угодил в штрафбат. Струсил потому что. Так он всего месяц штрафником пробыл – кровью искупил вину. И вернулся в строй! Дед мне всегда говорил: «Тому, кто проштрафился, всегда нужно давать шанс. Но один!»