Ник Перумов - Когда мир изменился [litres]

– Призраки… – простонал Конрад. – Пожиратели душ…

Некромант только поморщился. Громкое название, хотя на самом деле, конечно же, никаких душ «пожрать» эти аппарации не могли.

– Стой и не двигайся! – сквозь зубы прошипел Кэр.

Рыцарь повиновался.

Некромант ощутил ментальное усилие Кейден; драконица вкладывала силу в отпорные чары, те, что не против врагов из плоти и крови.

Призраки были достаточно часты на неупокоенных погостах; порой лишь бледные бессильные тени, порой – весьма опасные и голодные манифестации. Эти же, однако, не были ни тем, ни другим.

Остриё глефы дрогнуло, описывая начальный круг отбивающей руны, поскольку чары Кейден совершенно точно не сработали – две серые фигуры не исчезли и не расточились.

И разом два голоса зазвучали в сознании некроманта, тихие, вкрадчивые, бесплотные, лишённые чувства и эмоции. Впрочем, лишены они были также и именно «словесного» смысла – они описывали всё тот же лиловый ужас под бессолнечным небом, исполинские живые холмы, сонмы живых – или полуживых, или вовсе неживых созданий, с муравьиным упорством трудящихся на ступенях бесчисленных пирамид.

Смотри, без слов говорили они. Смотри как следует – скоро, очень скоро это станет твоей тюрьмой, твоим вечным заточением. Два мира сольются в один, и день, подготавливаемый бессчётные тысячелетия, наконец наступит – а потом всё остановится, ибо исчезнет само понятие дней с ночами; исчезнет само время. Что бы ты ни сделал, некромаг, это лишь приблизит наше конечное торжество.

Рядом вскрикнул Конрад, падая на одно колено; Кейден же с яростным рыком изрыгнула поток пламени, мгновенно воспламенив старые стволы и подлесок меж ними.

Две серые фигуры, однако, отнюдь не исчезли в вихре драконьего пламени; стояли всё там же, недвижно, и пустые буркалы их, казалось, устремлены были на рыцаря Конрада, на него одного.

Фесс проклял себя самыми последними словами.

Молодой рыцарь. Слабое звено. И жизненная сила, убегающая, словно вода из продырявленного меха.

Руна отражения. Руна рассеивания. Руна соединения зримого и незримого – его собственная.

Призраки поднялись над пожаром. Взгляды пустых глазниц упирались в Конрада; рыцарь зашатался, и, за миг до того, как ожили сотворённые некромантом руны, он рванул заветную ладанку.

– Именем Господа и всей славой Его!..

Вспышка того же самого блистающе-белого пламени. Некроманта отшвырнуло, и даже Кейден едва удержалась, ей пришлось развернуть крылья и вцепиться всеми четырьмя лапами в землю; волна чистой силы, так непохожей на горькую силу этого мира, нахлынула на явившихся призраков, бросилась, словно штормовое море на скалистый берег, но, точно так же, как и морская волна, отхлынула, не причинив никакого вреда.

Не обычные призраки. Не обычные аппарации, знакомые по кладбищам и катакомбам. Нет – посланцы того самого мира, нагло и пренебрежительно объявившего некроманту о своём существовании.

Все три наброшенные им руны ожили разом. Незримая стена воздвиглась меж Конрадом и голодными привидениями, останавливая поток ускользающей жизни рыцаря; череп на вершине посоха издал злобное шипение, и знакомое пламя потекло из его глазниц; поток силы некроманта ударил в серые фигуры словно стенобитный таран, и аппарации дрогнули, заколыхались, отступая дальше в полыхающий лес.

Они теряли вещественность, контуры размывались, очертания таяли, но они не были уничтожены.

Мы вернёмся, не преминули уверить призраки за миг до того, как исчезнуть окончательно.

Остаток ночи они провели, борясь с лесным пожаром и стараясь поставить на ноги Конрада. И справиться с бушующим пламенем оказалось самой лёгкой из этих задач.

Рыцарь не получил ни единой царапины и тем не менее двигаться не мог. Руки его тряслись, ноги подкашивались, а в глазах застыл тот самый ужас, который поэты называют «невыразимым» или «неописуемым».

Кейден преобразилась, покончив с огнём; склонилась над Конрадом.

– Бедный юноша, – сейчас она говорила и впрямь как прожившая не один век. – Попался на крючок. Хорошо, что ты успел вовремя, некромант.

Фесс только хмыкнул.

– Успел, но не до конца.

– Избавься от него, – безо всяких околичностей заявила драконица. – Я буду с тобой. А этот бедняга просто останется без головы, странствуя рядом. Ноша не по нему. Зачем он тебе, некромант Фесс?

Кэр отвернулся. Конечно, в словах Кейден был смысл. Но, с другой стороны…

– Не отказывай тем, кто от чистого сердца хочет стать твоим спутником.

– Даже если это грозит им, гм, безвременной кончиной? – Она подняла идеальную бровь.

– Это их выбор.

– А бывалый некромант готов взять их с собой на неупокоенный погост, где они станут не помощью, но помехой? – продолжала настаивать она.

– На погост не возьму. Хотя тот же Конрад не спасовал, когда мы бились с мертвяками и даже с тем же личем.

Драконица покосилась на беспокойно бормочущего что-то во сне рыцаря.

– Что это за мир, некромант Фесс? И зачем я понадобилась какому-то варлоку? И как он до меня дотянулся?

– На твои вопросы у меня нет ответов, достойная Кейден. Кроме очевидного. Мир… обычный мир. Солнце сверху, земля под ногами. Воздух, которым можно дышать. Вода, которую можно пить. Сила, которую можно преобразовать чарами. Горькая сила.

– Горькая, – кивнула Кейден. – Необычная. Плохо повинуется. Когда эти призраки явились, я ж должна была их снести!.. Пламя магическое!.. А им ничего!..

– А остальное… не ведаю, откуда взялся тот варлок, не знаю, каким образом он дотянулся до тебя. И какими силами он распоряжался, творя свои чары, я тоже не знаю, но буду стараться узнать.

– А чего ты хочешь, некромант Фесс? – Драконица глядела прямо на него.

– Я делаю то, что делаю, – пожал он плечами. – То же, что делал в Эвиале. Защищаю простой народ от ужасов ночи. От неупокоенных. То, что умею.

– Не лукавь со мной. Ты чужой здесь. Ты хочешь домой, обратно?

Некромант отвернулся.

– К чему эти вопросы, досточтимая?

– Тебя что-то гложет, некромант Фесс, которого я помню по прошлой жизни. И гложет куда сильнее, чем следовало бы.

– Разве можно сказать, «как следовало»? – удивился тот.

– Есть тоска по дому, – наставительно сказала драконица, грациозно подбирая длинное льняное платье. Несмотря на лесную глухомань, одежда оставалась абсолютно чистой, листва, иголки и прочее к ней словно не приставали. – Есть одиночество. И есть потеря.

– Много чего есть, – Фесс пожал плечами. Эта странная Кейден, такая же – и не такая, как погибшая в Эвиале.

– Почему ты придумал мне какую-то «дочь»? – в упор спросила та.

– Я ничего не придумывал. В том Эвиале, что знал я, ты оставила дочь в Козьих горах. Не успевшую вылупиться из яйца.