Ник Перумов - Когда мир изменился [litres]

Он поднял глаза – на горизонте поднималось нечто поистине исполинское, голодное, живая гора…

Куда проник его взгляд?!

Пирамиды и обелиски таяли, подёргиваясь серой дымкой, словно кто-то пытался скрыть от него увиденное. Правда, не до конца. Вновь возникла уже знакомая сухая равнина, и торчащие стоймя зачарованные камни, и двое – орк с гномом, – оказавшиеся у него на пути.

– Теперь ты знаешь, что ждёт тебя в конце. – развёл руками орк. – Тебе стало легче? Что ты станешь делать с этим знанием, поведай нам?

Фесс молчал. Морозный воздух обжигал лёгкие.

– Ты же сразишься с этими чудовищами, правда? – ухмыльнулся гном. – Что ещё ты можешь сделать? Только махать смешной своей глефой да кидать какие-то хиленькие чары. Мы предлагали тебе…

Некромант слушал и слышал. Лич. Он пришёл узнать о личе.

Он уже не мог пошевелить и пальцем – всё сковал лёд.

Губы ещё, впрочем, слушались.

Сложились в трубочку, пар выдоха рисовал руну перед лицом.

Она обрела волю, поплыла; орк и гном проводили её взглядами, где читалось удивление.

– Ну и что… – начал было орк, но заклятие своё дело сделало.

Лич. Его облик, его эманации, его злоба, его всё – некромант послал их вперёд.

И увидел.

…Одна из бесчисленных пирамид, и один из бесчисленных входов. И существо, состоящее словно из одних опухолей, вздутых, лиловых и пульсирующих. Конечности, заканчивающиеся не пальцами, а парой серповидных клинков. Мелкие прислужники, суетящиеся рядом, впихивающие в распахнутую пасть куски чего-то трепещущего, дёргающегося, окровавленного.

И дрожащая над лиловым, как и всё здесь, кристаллом физиономия того самого лича.

Ледяная игла вонзилась некроманту в макушку, прошла, словно молния, непереносимой болью до самых пяток.

И жрущая что-то тварь, и лич в трепещущем изображении разом обернулись к нему.

Удар, и жуткий мир – или реальность – погасли.

Рядом с Фессом оказался Конрад, меч наголо, сбивает наросший на некроманте лёд. Посох с пылающим черепом на вершине изверг поток огня, хлестнувший по клубящейся колонне мрака, словно хлыст, и та задёргалась, явно пытаясь скрыться обратно под землю.

Кэр рухнул на одно колено. Всё, всё, сил больше нет – закрываем окно, закрываем!..

– А-а, сударь!.. – только и успел выкрикнуть Конрад.

Сотканное из тьмы щупальце даже и не подумало никуда прятаться или расточаться, несмотря на сработавшие как должно чары. Напротив, оно уже лезло сквозь гаснущие линии магической фигуры, проведённые кровью. Тёмные отростки находили щель за щелью, прореху за прорехой; Конрад рубанул самое ближнее, то неожиданно мокро всхлюпнуло, распалось, но за ним следовали десятки других.

Рыцарь потащил некроманта за собой; но тут раздалось резкое и внезапное хлопанье огромных крыл.

…Дракон камнем падал с неба, падал, до последнего скрываясь в солнечном сиянии. И теперь пасть его распахнулась, извергая огонь – прямо в расползавшийся мрак.

Вспышка, удар, темнота.

Конрад только и успел увидать падающую с вышины тень. Солнце слепило, и, когда дракон выдохнул пламя, молодой рыцарь едва успел увернуться, откатившись в сторону и пребольно стукнувшись при этом всеми, как казалось, частями тела.

Пламя столкнулось со столпом бурлящей тьмы, вбило его в гранит; можно было подумать, что злобного мрака не стало, однако скорее эта заточённая под каменной толщей сущность сама отдёрнула обожжённое щупальце.

Языки пламени взбежали по менгирам, выжигая залившую их темноту, и остались гореть по линиям и росчеркам рун.

Дракон мягко опустился на камень подле бесчувственного некроманта. Он не был гигантским, отнюдь; синеватые крылья аккуратно сложились, чудесный зверь завернулся в них, словно в плащ – и через миг на этом месте стояла женщина в длинном льняном платье, расшитом синими и голубыми цветами: словно небо смешалось с морем, изгоняя зеленоватый оттенок воды.

Она была молода, но совсем юной девой отнюдь не казалась. Волосы тёмно-русые, заплетены в тугую косу почти до самых пят. Ни оружия, ни доспехов, даже ноги босые.

Девушка заговорила, слова её языка рыцарь не понимал. Однако сударь некромаг, похоже, понял – заворочался, попытался встать.

Вид у него, если честно, был жуткий. Вроде цел, но лицо всё в крови. Седые волосы все слиплись, взгляд… ох, пробирал до самых печёнок этот взгляд, и рыцарь Конрад сам собой начал шептать молитвы Господу, все, какие знал.

– Спасибо тебе, воин, – нежно прозвучало над ним, и боль, вцепившаяся в него бесчисленными ледяными крючьями, чуть ослабила хватку.

На него глядели голубые глаза, о которых принято говорить «синие, как небо». В тот момент некроманту они и показались небом.

– Ты освободил меня, – певуче продолжала дева. – Вызволил из-под власти жуткого чародея, потерявшего рассудок, сожранного гневом и жаждой мести. Позволь теперь мне помочь.

Звучал язык Долины Магов. Родной язык Кэра Лаэды.

– Кто… ты? – едва прохрипел он.

– Мне было даровано имя Кейден, но его я утратила.

Она протянула руку, помогая сесть. Ладонь была твёрдой, бугристой, словно синяя драконица Кейден только и делала, что предавалась воинским упражнениям.

– Откуда ты? Почему знаешь мою речь?…

– Ты открыт сейчас словно книга. Боль распахивает любые двери, – печально проронила она. Присела рядом на корточки, одним гибким движением, такое не повторит ни один человек, положила ладонь на лоб.

– Я отгоню злое. Недалеко и ненадолго, ибо и мои силы, увы, сейчас невелики. Прости, что заглянула в тебя, воин. Прости, что узнала то, что узнала.

Некромант закрыл глаза. Что творится, что творится?!

– Сударь некромаг? – раздался неуверенный голос Конрада.

– Всё… всё хорошо. Это… это Кейден, драконица. Кейден, это – благородный рыцарь сэр Конрад вер Семманус…

– Вижу, – перебила Кейден. – А сейчас прочь отсюда!.. Не знаю, что за тварь ты разбудил, воин, но она очень, очень зла.

Яркий день длился, тьма скрылась в своём обиталище под гранитной скалой. Кейден потребовалось не так много времени, чтобы научиться объясняться с рыцарем Конрадом, и они все трое перешли на родной для вер Семмануса язык.

– Кейден!.. но как?… – Фесс ощущал в груди холодную ждущую бездну. Драконица погибла, она никак не могла здесь появиться!.. Ведь это она – мать Аэ. Что он ей скажет?… Она ведь непременно спросит – где моя дочь? Уж если, как она выразилась, «боль открыла ей ворота»?… Обязательно спросит, не может не спросить!..

Рыцарь Конрад, похоже, пребывал в состоянии полного ошеломления. Драконы тут не водились. Драконы были сказкой. И тут вдруг, на тебе!.. Да не просто дракон – тупой зверь, хоть и умеющий плеваться огнём, – но дракон-дева, владеющая даром превращения!..