Джастин Колл - Мастер печали [litres]

Аннев кивнул, решив, что все понял, и священник положил на край стола хворостину.

– Разруби эту ветку.

Аннев, держа меч обеими руками, приблизился к столу. Осмотрев хворостину – длиною в фут, в толщину она не достигала и дюйма, – он с размаху ударил по выступающему концу ветки мечом. Второй конец хворостины подпрыгнул, и палка упала со стола на утрамбованный земляной пол.

Юноша бросил гневный взгляд на старика, который, прикрыв рот ладонью, изо всех сил старался сохранить серьезное выражение лица.

– По-твоему, это смешно?

Содар убрал руку, но на губах его по-прежнему играла улыбка.

– Это же артефакт, Аннев.

– Я знаю.

– Знать-то знаешь, вот только обращаешься с ним как с обычным мечом, а это не дело. Артефакт выполнен именно в такой форме затем, чтобы владельцу было проще представить себе его назначение. Милость мог бы иметь вид жезла, но тонкий плоский предмет – как клинок, например, – помогает вообразить острое лезвие куда лучше.

Содар поднял хворостину и снова положил ее на стол.

– Попробуй еще раз, но не пытайся разрубить ее, как клинком. Представь воздух, что окружает лезвие, и постарайся увидеть, как он рассекает дерево.

Аннев недовольно нахмурился, однако спорить не стал и прижал лезвие меча к ветке.

«Острый воздух… Но как может быть острым то, что не имеет формы?..»

Он снова полоснул мечом по хворостине – но ничего не произошло. Аннев поднял взгляд на Содара; лицо юноши было мрачнее тучи.

– Это попросту глупо.

На сей раз Содар и не думал смеяться.

– Попробуй одновременно с этим произнести имя глифа. Оно звучит так: géaraer .

– А сразу нельзя было сказать?

Содар покачал головой:

– Само по себе проговаривание глифов ни к чему не приводит. Мы используем глифы лишь для того, чтобы сформировать намерение, но для даритской магии необходимы два компонента – кваир и слова. Кваир исходит изнутри – ты наполняешь заклинание своим воздухом или водой, а слова либо произносятся вслух, либо ты держишь их в уме – иначе говоря, формируешь мысль.

– Но ты всегда их произносишь.

– Да, потому что слова подобны воде. Изливаясь из уст, они принимают форму сосуда, в который ты их направляешь, и потому они надежны. С мыслью же все наоборот. Мысли подобны воздуху… они переменчивы и вечно норовят улететь. Но стоит понимать, что слова, произнесенные вслух, начинаются с мысли, поэтому слово и мысль суть одно и то же, как кваир есть и воздух, и вода.

– Небесная влага, – понял наконец Аннев. – Значит, сначала я создаю слова в своем сознании, а потом придаю им форму, произнося их.

– Что-то в этом роде. Но не забывай: магия – это и наука, и искусство. Правила определяют форму, но все остальное определяет твое чутье.

Аннев сосредоточился, вызывая в уме нужное слово, а затем снова приставил лезвие к ветке и взглянул на Содара. Старик кивнул.

– Géaraer! – Аннев провел мечом по хворостине и нагнулся посмотреть, что из этого вышло.

Однако деревяшка упрямо лежала на своем месте, целая и невредимая.

Аннев выругался.

Содар взял хворостину и покрутил в руках. На поверхности виднелась едва различимая отметина. Содар вздохнул:

– Не расстраивайся, Аннев. Когда-нибудь все у тебя получится.

– Тресни мои кости! Вот почему я терпеть не могу уроки магии. Каждый раз – каждый! – одно сплошное разочарование. – Он в сердцах пнул охапку дров. – Почему рукой я могу пользоваться, а этим, – он потряс мечом перед лицом Содара, – нет? Это нечестно!

Содар сложил руки на груди:

– Что ты делаешь для того, чтобы артефакт соединился с твоей рукой?

Аннев пожал плечами:

– Ничего особенного. Я об этом даже не думаю, все происходит… как бы само собой. Просто я знаю, что в итоге должно получиться – оно и получается.

– Интересно.

Содар погладил бороду.

– Что тут интересного?

– Милость создал дарит, а значит, для пробуждения его силы нужно произнести глиф. Твоя рука – творение терранского ворожейного ремесла, поэтому у нее… скажем так, иной принцип действия. Я не мастер артефактов, поэтому не могу объяснить почему, но обыкновенно для этого нужен какой-то жест или другое движение.

– Точно, – вспомнил Аннев. – Глифоречение – это слова и мысли. В основе магии илюмитов лежит музыка. Терранцы используют жесты. – Тут он окончательно запутался. – Но постой, Содар. Ведь я вообще ничем из этого не пользуюсь. Моя рука просто работает… Как парализующие палочки, которые нам выдали сегодня на уроке в храме. Я тоже не думал, как они действуют, – просто пускал их в ход, да и все.

– Но палочки – это простые артефакты, в отличие от твоего протеза.

– Это ты так говоришь, а как по мне – артефакта проще и не придумаешь. Да любой, у кого только половина левой руки, знал бы, что делать с этой штуковиной.

– Посмотрите-ка на него! – воскликнул Содар. – И кто кого здесь учит?

Аннев отвесил наставнику шутливый поклон.

– А можно использовать магию без глифоречения, заклинательного песнопения или ворожейного ремесла?

Содар фыркнул:

– Только если ты кеокум.

– Я не кеокум.

Содар рассмеялся, и даже на хмуром лице Аннева появилось подобие улыбки.

– Не кеокум. А еще ты не огр и не дракон. Впрочем, известно несколько случаев, когда… – Тут он пристально посмотрел на Аннева. – Попробуй-ка еще раз, только теперь не думай ни о магии, ни о клинке. Про глиф тоже забудь. Представляй себе лишь то, что ты ждешь от меча.

От досады Аннев прикусил щеку.

«Ну здорово. Теперь он считает, что я кеокум – тварь, рожденная из Кеосовой длани».

Он тряхнул головой, прогоняя эту нелепую мысль.

«И чего он привязался? Моя рука – обычный артефакт, и никаких способностей к магии у меня нет».

Аннев взглянул на Содара, собираясь все ему высказать, но осекся, увидев странный блеск у старика в глазах.

Он вздохнул. Что ж, так и быть, но это последняя попытка. Аннев приосанился, расправил плечи, чувствуя, как перекатываются под кожей мышцы. Потом впился взглядом в кусок дерева и, вспомнив надежду в глазах Содара, ощутил, как внутри загорелся крошечный огонек, и тревога сменилась решительностью.

«А вдруг и правда получится? Это ведь всего лишь деревяшка. А деревяшку разрубить я точно могу. Одар всемогущий, да у меня же в руках меч, в конце концов! А мечи для того и предназначены. Да я каждый день рублю дрова, а это, считай, то же самое».

Аннев поднял оружие и окинул хворостину уверенным взглядом.

«Это кусок дерева. А я – клинок. Я повелеваю этим мечом!»

Он моргнул, опустил меч… и снес целый угол стола.

– Боги!

Содар перевел взгляд с искалеченного стола на треугольный кусок дерева, валяющийся на полу, а затем на Аннева, в лице которого не было ни кровинки.