Ольга Ярошинская - Злая зима [litres]

– Лишним не будет, – резонно возразил он. – Можешь дрова рубить. Или бегать на лыжах. Ты умеешь?

– Не-а, – ответила Эльза, закрывая глаза. – Я на коньках умею.

– Можно и на коньках, если пообещаешь держаться у берега, где лед толще. Хотя, если что, я тебя вытащу и согрею, опыт есть. – Он улыбнулся. – Я найду свои детские коньки в кладовой. Или потом заедем в деревню, закажем в магазине, привезут через месяц.

– Через месяц, может, лед растает, – задумчиво сказала Эльза. – Знаешь, Брун, у меня ведь есть запасной план.

– Какой? – спросил он, гладя ее попу.

– На случай, если все старания будут напрасны… Я ведь могу все закончить до того, как стану вампиром. Я давно об этом думаю, с самого начала, – призналась она. – Помнишь, когда я пришла к тебе устраиваться на работу, то говорила, чтобы ты убил меня, если я тебя укушу.

– Эльза… – Его рука на ее попе напряглась.

– Не бойся, теперь я не стану просить об этом. – Она отвернула голову. – Я понимаю, что ты ко мне привязался и тебе это будет не просто… Когда я почувствую, что вот-вот перейду грань, то сама это сделаю.

Тяжелая рука хлестко опустилась на ее ягодицу. Эльза вскрикнула, дернулась, но Брун прижал ее второй рукой к кровати и шлепнул еще и еще.

– Хватит! – выкрикнула она. – Больно!

Он схватил ее за плечи, приподняв, тряхнул, так что волосы упали на лицо, развернул к себе.

– Только попробуй! – яростно рявкнул он. – Я тебя так отлуплю – сидеть не сможешь!

– Пусти!

– Эгоистка! – тряхнул он ее снова. – Не смей и думать об этом!

Она вырвалась, залепила ему пощечину. Глаза заблестели от слез и обиды.

– Скотина! – выпалила она, спрыгнула с кровати, выбежала из комнаты, сверкнув красным отпечатком ладони на ягодице.

Брун потер щеку, пошел за ней следом.

– Эльза!

– Пошел вон из моей комнаты! – крикнула она, закрываясь.

– Это вообще-то моя комната! – возразил он, с силой открыв дверь, так что та распахнулась настежь.

– Я тебе доверила самое сокровенное… А ты…

– А обо мне ты подумала, составляя свой гребаный план?! – Он шагнул ближе, но она оттолкнула его.

– Не подходи ко мне! Животное!

Он попытался ее обнять, но она оскалила клыки, злобно зашипела. Брун попятился и вышел из комнаты.

– Я за дровами. Пойдешь со мной? – предложил Брун. Не дождавшись ответа, добавил: – Раз уж ты объявила мне сексуальный бойкот, то хоть топором помаши, тебе надо размяться.

Эльза фыркнула, но все же надела пальто, сунула ноги в сапоги.

Брун, подождав ее, пошел вперед, оставляя в снегу глубокие следы, полозья саней чертили за ним ровную дорожку. На краю оврага он остановился, втянул воздух, прикрыв глаза. Сухие мелкие деревца едва выглядывали из-под толщи снега, нетронутый покатый склон блестел на солнце так, что глазам было больно.

– Иди за мной, след в след, – сказал он Эльзе.

– Сьед в сьед, – тихо повторила она ему в спину, кривляясь, и высунула язык.

Она сорвала веточку рябины, сунула в рот кислую ягоду и, прожевав, выплюнула. Голод изменил тактику. Он прятался, сидя где-то под ребрами, а потом вдруг набрасывался, вгрызаясь в желудок так, что в глазах темнело. Клыки больше не чесались, зато на них с внутренней стороны появились продольные канавки. Наверное, чтобы кровь лучше затекала. Густая, соленая, горячая кровь. Эльза забросила в рот жменю рябины, скривилась, жуя, отошла в сторону, чтобы сорвать еще, как вдруг ее нога провалилась, она рухнула в снег по пояс, вскрикнула от неожиданности.

– Подожди, я сейчас! – Брун кинулся к ней на помощь. – Не шевелись.

– Да я сама, – пробурчала Эльза, нащупав ногой опору. Странно, та будто дрогнула под ее ступней. Нога соскользнула, и Эльза, поерзав, оттолкнулась сильнее.

Брун схватил ее за руку, выдернул, как морковку из грядки. Снег вдруг за ней осыпался, что-то темное, лохматое зашевелилось в глубине…

Большой медведь выбрался из берлоги, глухо зарычал, вздернув черную губу. Эльза взвизгнула, спряталась за спину Бруна. Тот стоял неподвижно, глядя, как медведь идет к нему, косолапо ступая по снегу. Зеленая бирка болталась в ухе весенним листиком. Медведь выдохнул, фыркнул, бурая голова уткнулась Бруну в живот, и он положил ладонь на лохматую шею. Эльза чувствовала, как его колотит от дрожи, вцепилась в его куртку.

– Мама, – прошептал Брун едва слышно.

Медведь тихо рыкнул, развернулся и пошел назад в берлогу.

Брун прерывисто вдохнул и быстро направился вперед, волоча за собой сани.

Эльза, опешив, побежала следом. Споткнувшись, рухнула в снег.

– Подожди, – попросила она, поднимаясь, но Брун даже не замедлил шаг.

Она догнала его у поляны. Одно дерево уже лежало срубленное, свежие щепки усыпали снег. Брун, раздевшись по пояс, рубил второе. Лезвие топора сверкало на солнце, вгрызаясь в ствол все глубже и глубже. Мышцы спины вздулись от напряжения.

– Брун, это была твоя мама? – спросила Эльза.

Он не ответил. Отбросил топор, уперся в сосну руками. Дерево с треском повалилось в снег, ветви качнулись, осыпались сухими иголками.

– Почему она спит в лесу? Я думала, у вас на острове специальный центр… Под охраной зайцев.

– Я обернусь, – кинул ей через плечо Брун, раздеваясь. – Если хочешь, бери топор. Только сильно не замахивайся, помнишь?

– Брун! – рассердилась Эльза, но он уже менялся.

Вскоре медведь скрылся за деревьями, а она подняла брошенный топор, стукнула разок по дереву, но, задумавшись, села на поваленный ствол.

Катер быстро рассекал серые волны, оставляя позади белую ленту пены. Джонни, стоя у руля, глядел на остров, туманные очертания которого постепенно прояснялись.

– И зачем нам этот пропуск? – спросил он.

– Остров окружен скалами, – поспешно пояснила Вероника, – причалить можно только в одном месте. А там охрана.

Джонни кивнул, не оборачиваясь.

– Когда причалим, ты отвлекаешь охрану. А мы, – он повернулся к женщине-медиуму, – идем к медведю.

– И я пойду, – сказала Вероника.

– Нет.

– Я хочу увидеться с подругой.

Джонни посмотрел на нее не мигая.

– Выйди, – сказал он.

Вероника открыла рот, чтобы ответить, но женщина-медиум схватила ее за руку и потащила из рубки.

– Послушай, – сказала она на палубе. Ветер рвал ее кудрявые волосы, сбивая их в мочалку. – Не говори лишнего. Лучше вообще не говори. Отвечай, только когда он спрашивает.

Вероника отвернулась, уставилась на остров, ощетинившийся елками.

– Это важно, – не отставала женщина. Ее глаза вдруг закатились, и она впилась в руку Вероники ногтями до крови.

Вероника вскрикнула, выдернула руку.

– Ты чего?!

В глаза вернулась прежняя зелень, и медиум слабо улыбнулась.

– Я разговариваю с духами, иногда они приходят ко мне в самый неподходящий момент. Тебя назвали в честь бабушки, так?