Ричард Кнаак - Раскол [litres]

– И я горжусь. – Но все же, едва Дат’Ремар произнес это, мимолетная тень пробежала по его лицу. – Должен гордиться, – добавил он.

Тиранда поняла, что он раскрылся. Дат’Ремар явно чего-то хотел.

– Высокорожденные всегда были достойными стражами королевства, присматривали за народом и за Источником. Уверена, ваши предки не сочли бы ваши действия ошибочными.

Тень на лице ночного эльфа снова появилась и исчезла. Дат’Ремар внезапно огляделся.

– Я пришел выяснить, не смогу ли я убедить вас съесть что-нибудь, святая жрица. – Он поднял миску. – Я бы предложил нечто большее, но это все, что они позволяют.

– Благодарю вас, Дат’Ремар, но я не голодна.

– Несмотря на желания некоторых , здесь нет ни яда, ни какого-либо наркотика, госпожа Тиранда. Уверяю вас. – Холеный Высокорожденный поднес кончик ложки ко рту и проглотил немного коричневой субстанции. В ту же секунду, его лицо исказилось. – Единственное, чего я не могу вам гарантировать, так это вкуса… и за это приношу свои извинения. Вы заслуживаете лучшего.

Она на мгновение задумалась, а затем, решив рискнуть, ответила:

– Хорошо. Я поем.

Отреагировав на ее слова, сфера опустилась. Дат’Ремар наблюдал за этим процессом, не отрывая взгляда от жрицы. Если бы ее сердце уже не было отдано, Тиранда нашла бы Высокорожденного очень привлекательным. В чародее было мало того высокомерия и наглости, которые она видела у многих представителей его касты.

Зачерпнув ложку, Дат’Ремар поднес еду Тиранде. Посуда и ее содержимое слегка замерцали, проникая сквозь зеленую завесу, что окружала жрицу.

– Вы должны слегка наклониться вперед, – обратился он к ней. – Сфера не позволит моей руке пройти сквозь нее.

Жрица сделала то, о чем ее попросили. Дат’Ремар был прав, когда сказал, что у еды нет вкуса, но, тем не менее, Тиранда была рада и этому, хотя и не выдавала своих эмоций. Внезапно ей показалось, что ее голод усилился в десять раз, но эльфийка была предельно осторожна и старалась не выдать себя. Высокорожденный мог сочувствовать ее положению, но он по-прежнему служил повелителю демонов и Азшаре.

После второй ложки Дат’Ремар осмелился снова заговорить с ней:

– Если бы вы только перестали сопротивляться, все стало бы намного проще. Иначе ваше присутствие в конечном итоге утомит их. Если такое случится, боюсь, госпожа, ваша судьба окажется не из приятных.

– Я должна следовать пути, указанному мне Матерью-Луной, но благодарю вас за искреннюю заботу, Дат’Ремар. Такое отношение здесь, во дворце, греет мне душу.

Высокорожденный склонил голову набок.

– Есть и другие, но мы знаем свое место и потому ничего не говорим необдуманно.

Внимательно посмотрев на него, Тиранда решила, что пришло время копнуть глубже:

– Но ваша преданность королеве не подлежит сомнению.

Высокий ночной эльф выглядел оскорбленным.

– Разумеется! – Немного успокоившись, он добавил: – Хотя мы уже не так боимся ее решений, как раньше. Она слушает не нас, тех, кто хорошо понимает и принцип действия Источника, и его силы, а чужаков. На всей нашей работе поставлен крест лишь для того, чтобы привести в этот мир повелителя Легиона! Мы так многого желали достичь, я…

Чародей закрыл рот, наконец осознав, как прозвучали слова, слетевшие с его губ. С мрачной решимостью Дат’Ремар молча продолжил кормить Тиранду. Эльфийка ничего не сказала, но увидела достаточно. Высокорожденный пришел сюда скорее ради себя, чем ради нее. Дат’Ремар нуждался в своего рода покаянии, чтобы упорядочить смутные мысли, терзающие его душу.

Не успела Тиранда опомниться, как миска опустела. Ночной эльф собрался было поставить ее на место, но жрица, выждав пару мгновений, быстро спросила:

– Можно мне еще немного воды?

Вместе с едой приносили еще и небольшой бурдюк, но, как и к еде, Тиранда никогда не прикасалась к его содержимому. С рвением, по которому можно было предположить, что Дат’Ремар и сам не желал прекращать их встречу, он быстро схватил мешок. Открыв горлышко, эльф поднес сосуд к пленнице, но барьер не пропускал бурдюк к ее губам.

– Простите меня, – пробормотал он. – Я забыл.

Высокорожденный перелил немного воды в миску, а затем, как и во время еды, напоил жрицу с ложечки. Тиранда выждала секунду, прежде чем осмелилась снова заговорить:

– Должно быть, странно работать рядом с сатирами, которые раньше были одними из нас. Должна признаться, меня они немного смущают.

– Это счастливчики, которых своей силой возвысил сам Саргерас, чтобы они лучше служили ему. – Ответ последовал так машинально, что жрица не могла отделаться от ощущения, что Дат’Ремар уже не раз повторял его… вероятно, в том числе и самому себе.

– А вы не были избраны?

Взгляд ночного эльфа стал жестче.

– Я отказался, хотя предложение и было… соблазнительным. Прежде всего я служу королеве и трону. У меня нет ни малейшего желания становиться одним из них.

Без предупреждения Высокорожденный убрал миску и ложку. Тиранда закусила губу, гадая, не ошиблась ли она в нем. И все же, других вариантов у нее не было. Дат’Ремар Солнечный Скиталец воплощал собой ее единственный шанс на спасение.

– Мне пора уходить, – объявил облаченный в мантию чародей. – Я и так слишком задержался.

– С нетерпением буду ждать вашего следующего визита.

Он яростно замотал головой.

– Я больше не приду. Нет. Не приду.

Дат’Ремар отвернулся от нее, но прежде чем он успел уйти, жрица произнесла:

– Я – уши Элуны, Дат’Ремар. Если вам когда-нибудь захочется что-то рассказать, моя задача – выслушать. Ничего из сказанного не уйдет дальше меня самой. Ваши слова больше никому не станут известны.

Чародей оглянулся на нее, и, хотя по началу ничего не ответил, Тиранда поняла, что ее слова подействовали на него. Наконец, после долгих колебаний, Дат’Ремар произнес:

– Я посмотрю, что можно сделать, чтобы в следующий раз вам принести что-нибудь повкуснее, госпожа Тиранда.

– Да пребудет с вами благословение Матери-Луны, Дат’Ремар Солнечный Скиталец.

Ночной эльф склонил голову и вышел. Тиранда прислушивалась к его удаляющимся шагам. Она ожидала, что стража станет проверять ее, но когда они вернулись, то просто заняли свои посты, как обычно.

И в этот момент, впервые с момента своего пленения, Тиранда Шелест Ветра позволила себе легкую улыбку.

Для орка кровь была главными узами. Она связывала клятвами, гарантировала верность и отмечала в бою истинного воина. Запятнать кровные узы – одно из самых страшных преступлений, которые только можно вообразить.

А теперь брат друида сделал именно это.

Брокс смотрел на Иллидана Ярость Бури с такой лютой ненавистью, какая редко поднималась в нем по отношению к другим существам. Даже демонов он уважал больше, потому что они оставались верны своей природе, какой бы извращенной и злой та ни была. И тем не менее, здесь находился тот, кто сражался рядом с Броксом и остальными воинами, являлся близнецом Малфуриона, а, следовательно, должен был разделять его любовь и заботу по отношению к своим соратникам. Иллидан, однако, жил только ради силы, и ничто, даже ближайшие родственники, не могло изменить этого.