Гарт Никс - Ангел-Маг [litres]

Остальная троица кубарем вкатилась за ней, прикрываемая Сестуро. Великана по пятам преследовала лавина просителей. Он с ревом развернулся на пороге. Медвежьего силуэта в проеме хватило, чтобы люди шарахнулись. Створку тотчас захлопнули. Лязгнул засов.

– Где это мы? – спросил Анри, озираясь.

Молодые люди стояли в крохотном дворике. Со всех сторон высились непомерно разросшиеся живые изгороди. Никакого прохода в потемках найти не представлялось возможным.

– Это садовый лабиринт, – сказал Сестуро. Повернулся к одному из мушкетеров, что открывали им дверь, и вгляделся в его лицо. – Ты, что ли, Дерана́? Проводишь нас дальше.

– Не получится, – усмехнулась мушкетерка. – А вот Эррастиэль, думаю, с легкостью!

Она коснулась иконки на шляпной ленте и что-то пробормотала. Где-то в невообразимой дали тонко отозвался колокольчик. В воздухе прямо перед мушкетеркой возник крохотный голубой огонек. Дерана пробормотала что-то еще, и огонек поплыл в сторону зарослей.

– Ступайте за ним. Эррастиэль никогда не задерживается надолго.

Сестуро двинулся первым, тут же найдя промежуток в кустах, дотоле невидимый. Изгородь росла таким образом, что ход и при дневном-то свете не удалось бы найти. Сестуро, а за ним и Симеону пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Остальным оказалось достаточно лишь пригнуться.

Доротея шла последней. Она остановилась перемолвиться с мушкетеркой.

– Я незнакома с Эррастиэль, – сказала художница. – Чем она ведает?

– Ищет пути, – ответила Дерана. – Либо показывает известные. Не отставайте, сьёр!

– Ах да, – спохватилась Доротея.

Оглядевшись, она уже не увидела ни ангельского светлячка, ни собратьев-смертных; хорошо, что Анри высунулся из кустов.

– Идем, Доротея! Если потеряемся, до утра придется блуждать!

Проход сквозь живую изгородь оказался очень узким и притом изобиловал неожиданными изгибами. Сестуро, превратившийся в почти бесплотный голос за несколькими поворотами, призывал спутников держаться друг за дружку и за него самого.

Все же спустя некоторое время они выбрались из лабиринта в довольно просторный внутренний двор между двумя зданиями – Старым дворцом и Апельсиновой оранжереей, куда, собственно, им и следовало явиться.

Оранжерею построили всего шестьдесят три года назад. Толстые стены красного кирпича и высокие окна из особо прозрачного стекла, очищенного ангельской магией, резко выделялись на фоне вековой кладки дворца.

Сестуро повел их отнюдь не к большим позолоченным парадным дверям; свернув за угол, он проследовал вдоль длинной стороны здания. Окон там не имелось, а стена отличалась особенной толщиной для удержания тепла. Шагов через сто двадцать, добравшись примерно до середины строения, молодые люди оказались перед самой обычной дверью. Сестуро постучал, отбив замысловатую, явно условную дробь. Открылся крохотный глазок, и кто-то всмотрелся в его лицо, после чего дверь повернулась на хорошо смазанных петлях, и пришедших пропустили в оранжерею.

Внутренность здания представляла собой одно просторное помещение, лишь чуть разгороженное стройными арками, подпиравшими крышу. Сама крыша состояла из перемежающихся панелей оштукатуренного дерева и стекла. Стекла, конечно, опять-таки укрепленного и проясненного ангельской магией. С потолка на цепях свисали крупные, заправленные маслом светильники, сработанные из бронзы и того же ангельского стекла. В южной стене, вдоль которой они так долго шли снаружи, было устроено целых шесть огромных очагов – по одному через каждые сорок шагов. При каждом трудилось по шестеро отверженцев. Они подбрасывали в огонь тяжелые поленья какого-то темного и твердого дерева, забирая их из опрятных пирамидок неподалеку. Отверженцы были облачены в свое обычное серое, расцвеченное лишь желтыми ленточками на рукавах – знак служения царствующему дому, а стало быть, и особенного доверия.

Благодаря гудящему пламени внутри оказалось очень тепло, что представляло собой контраст с мглистой сыростью снаружи. Тепло было жизненно необходимо апельсиновым, лимонным, лаймовым, цитроновым деревьям, густо высаженным внутри. Они стояли в двадцать рядов, занимая всю длину помещения; свободной оставалась лишь небольшая площадка посередине, где под стеклянным кровельным фонарем на платформе возвышался трон королевы.

Пока вошедшие видели лишь позолоченный балдахин, но даже сквозь зелень слышался приглушенный шум голосов. Сестуро обменялся несколькими тихими словами с двоими мушкетерами у боковой двери; те быстро и вежливо обыскали вошедших на предмет огнестрельного оружия. Впрочем, Агнес оставили ее пистолеты: будучи мушкетеркой, она заслуживала доверия.

По завершении этой процедуры Сестуро вновь поманил друзей за собой и повел их между рядами деревьев, держа общее направление на стеклянный фонарь, но следуя боковым ходом на расстоянии в три ряда лаймовых деревьев.

Им оставалось пройти шагов пятьдесят, когда впереди внезапно грянули фанфары, издав пять торжественных воплей. Сестуро, поморщившись, остановился и вскинул руку, придерживая спутников.

– Что происходит? – прошептала Агнес, оказавшаяся ближе всех.

Остальные сгрудились, ожидая ответа.

– Король, – сказал гигант. – Тоже, видать, о кладе узнал. Ох, и разъярится же ее величество… Не хотела она, чтобы вы попались ему на глаза!

– А поближе подойти можно? – спросил Анри. – Я короля еще ни разу не видел. Да и королеву, если на то пошло.

– И я не видел, – сказал Симеон. – Только, честно говоря, и не рвусь.

– Не чужд ты мудрости, доктор, – хмыкнул Сестуро. – Да только поздно отказываться. Вы, юнцы, уже обратили на себя внимание сильных мира сего… Теперь все за мной, да смотрите мне, не шуметь!

И он двинулся дальше гораздо медленней прежнего. Добравшись до следующего разрыва, они пересекли несколько рядов деревьев, постепенно приближаясь к королевской беседке. Здесь росли сплошь апельсиновые деревья, отягощенные зреющим урожаем; на тех, что стояли подальше, кое-где виднелись зеленые начатки плодов.

В следующем разрыве рядов стояли на страже два мушкетера. Стоило появиться Сестуро, и они проворно крутанулись навстречу, на несколько дюймов выдвинув шпаги из ножен. Узнав великана, они успокоились. Спереди вновь зазвучали приглушенные голоса. Движение продолжалось.

– Скоро и я начну здесь стражу нести, – шепнула Агнес, обращаясь к Анри. – Вот пройдет несколько недель, и увидишь! А через год я уже и кадетом называться не буду!

Анри кивал, улыбаясь. Он не был настроен так пасмурно, как Симеон и, кажется, Доротея, – хотя по ней попробуй скажи, что у нее на уме, – однако он не чувствовал особой уверенности, что внимание со стороны великих и влиятельных однозначно пойдет им на пользу. Через год, обозначенный Агнес, они вполне могут оказаться в Башне. А то и где похуже…