Роберт Силверберг - Хроники Маджипура [litres]

– Я испортила твою картину, – сказала Сэрайс.

– Ты? Не говори глупостей.

– Сюда примешалось мое сознание. Мое видение мира.

– Я же сказал тебе, что холсты настроены только на меня. Я могу находиться среди тысячной толпы, и это не повлияет на мою живопись.

– Но возможно, я отвлекла тебя, как-то вмешалась в твои мысли?

– Ерунда.

– Я немного прогуляюсь, а ты тем временем напиши другую картину.

– Нет, Сэрайс. И эта получилась отлично. Чем больше я смотрю на нее, тем больше она мне нравится. Знаешь что: давай пойдем домой, поплаваем, съедим двикки и займемся любовью. Как тебе такой план?

Он снял холст с подрамника и скатал его в трубочку. Но ее слова подействовали на него сильнее, чем он был готов признать. Вне всякого сомнения, в процесс его живописи вмешалось нечто странное. Что, если она все же сумела каким-то образом повлиять на него, если скрытая за очаровательной внешностью молодой женщины сущность души метаморфа каким-то образом отразилась в его собственной душе, окрасив импульсы его сознания чуждым оттенком…

Они молча шли вдоль речки. А когда оказались на лугу, где росли болотные лилии и где Нисмайл впервые увидел метаморфа, он вдруг как бы со стороны услышал свой голос:

– Сэрайс, я должен у тебя кое-то спросить.

– Что?

Он не хотел задавать этого вопроса, но не мог сдержаться.

– Ты не человек, не так ли? На самом деле ты метаморф, правда?

Она посмотрела на него широко раскрытыми наивными глазами, ее щеки зарделись.

– Ты говоришь серьезно?

Он кивнул.

– Я – метаморф? – Она рассмеялась, но не очень убедительно. – Какая дикая мысль!

– Ответь мне, Сэрайс. Посмотри мне в глаза и ответь.

– Терион, отвечать на такой дурацкий вопрос просто глупо.

– Прошу тебя.

– Ты хочешь, чтобы я доказала, что я человек? Но как мне это сделать?

– Я хочу, чтобы ты сказала мне, что являешься человеком. Или же кем-нибудь еще.

– Я человек, – сказала она.

– И я могу этому верить?

– Это уже твое дело. Ты просил, чтобы я ответила, и я ответила. – Ее глаза сияли радостным блеском. – Разве я кажусь не человеком? Разве я веду себя не по-человечески? Я похожа на подделку?

– Возможно, я не в состоянии уловить разницу.

– А почему ты решил, что я метаморф?

– Потому что в этих джунглях живут только метаморфы. По– моему, логично. Даже несмотря на то… даже… – Нисмайл замялся. – Ладно, хватит. Я получил ответ на свой вопрос. Это было действительно глупо с моей стороны. Оставим эту тему. Ладно?

– Какой-то ты странный! Ты, наверное, рассердился на меня. Ты считаешь, что я испортила твою картину.

– Это не так.

– Ты не умеешь врать, Терион.

– Хорошо. Что-то – не знаю что – испортило мою картину. У меня получилось совсем не то, что я представлял.

– Тогда нарисуй другую.

– Так и сделаю. Позволь мне нарисовать тебя, Сэрайс.

– Я уже говорила тебе: не хочу.

– Но мне это нужно. Я должен увидеть, что происходит в моей собственной душе, и единственный способ выяснить это…

– Нарисуй двикковое дерево, Терион. Нарисуй хижину.

– Но почему бы мне не нарисовать тебя?

– Это будет мне неприятно.

– Ты все время крутишься вокруг да около. Ну что может быть в живописи такого…

– Пожалуйста, Терион.

– Ты боишься, что я увижу тебя и представлю на холсте в таком виде, который тебе не понравится? Я прав? Что, нарисовав тебя, я получу другой ответ на мой вопрос?

– Ну, пожалуйста…

– Позволь мне нарисовать тебя.

– Нет.

– Объясни почему.

– Я не могу, – беспомощно сказала она.

– Тогда ты не можешь отказаться. – Он принялся доставать холст из мешка. – Прямо сейчас, здесь, на лугу. Ну же, Сэрайс. Встань около ручья. Это займет всего несколько минут…

– Нет, Терион.

– Сэрайс, если ты любишь меня, то не станешь больше отказываться.

Это была неуклюжая попытка шантажа, и он сам устыдился своих слов. А Сэрайс они возмутили: Нисмайл увидел в ее глазах жесткий блеск, которого никогда не замечал прежде. Они долго и напряженно смотрели друг на друга. Наконец Сэрайс холодно, без выражения, произнесла:

– Не здесь, Терион. В хижине. Раз ты настаиваешь, я позволю тебе нарисовать меня там.

За весь оставшийся путь оба не проронили ни слова.

Нисмайл уже и рад был бы отказаться от своего решения. Он силой вынудил ее согласиться и почти жалел о том, что не может отступить с выигранной позиции. Но возврата к легким гармоничным отношениям первых дней быть уже не могло, и он должен был получить так необходимые ему ответы. Чувствуя себя неловко и скованно, он начал готовить холст.

– Где мне встать? – спросила она.

– Где угодно. Над ручьем. Возле хижины.

Ссутулившись, шаркая ногами, она поплелась к хижине. Нисмайл кивнул и, ощущая на душе неимоверную тяжесть, начал готовиться к входу в транс. Сэрайс с негодованием смотрела на него. В глазах у нее стояли слезы.

– Я люблю тебя, – во весь голос прокричал Нисмайл. Последнее, что он успел увидеть, прежде чем веки его сомкнулись, была внезапная перемена, произошедшая с Сэрайс: ее сутулость исчезла, плечи расправились, глаза ярко вспыхнули, на губах заиграла улыбка…

Когда спустя несколько секунд он открыл глаза, картина была готова, а Сэрайс робко смотрела на него, стоя в дверях хижины.

– Ну как? – спросила она.

– Взгляни сама.

Она подошла и встала рядом. Но не успела она поднять глаза на свой портрет, как Нисмайл крепко обнял ее за плечи. Она вздрогнула всем телом и прижалась к нему.

На картине на хаотическом беспредметном фоне из неправильных форм красных оранжевых и розовых пятен была изображена женщина с человеческими глазами, но ртом и носом метаморфа.

– Теперь ты узнал то, что хотел? – спокойно спросила она.

– Это тебя я видел там, на лугу? И еще два раза?

– Да.

– Но почему?..

– Ты заинтересовал меня, Терион. Мне захотелось узнать о тебе как можно больше. Я никогда не встречала никого, сколько-нибудь похожего на тебя.

– Я все еще не могу поверить, – прошептал он.

Она указала на картину.

– Тогда поверь этому, Терион.

– Нет. Нет.

– Ты получил ответ.

– Но я же знаю, что ты человек. Живопись лжет.

– Нет, Терион.

– Тогда докажи мне! Изменись! Прямо сейчас. – Он выпустил ее и отступил на шаг назад. – Ну же. Изменись! Ради меня!

Сэрайс окинула его печальным взглядом. И внезапно, без какого-либо уловимого перехода – как и когда-то давным-давно, – превратилась в точную копию его самого: последнее доказательство, безмолвный ответ. Нисмайл почувствовал, что у него задергалась щека, но продолжал не мигая наблюдать за ней, и она снова изменилась, превратившись на сей раз в нечто ужасающее и чудовищное – в кошмарное серое рябое существо, похожее на воздушный шар, с дряблой кожей, глазами как блюдца и крючковатым черным клювом; а потом она приняла облик высокого метаморфа с невыразительным, лишенным черт лицом… И наконец снова превратилась в Сэрайс, юную женщину с ниспадающими на плечи и вдоль спины темно-рыжими волосами, тонкими руками, полными сильными бедрами.