Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

Королева взглянула на нее. Ее взгляд нашел брошь на платье Эды.

– Ты выбрала покровителем рыцаря Щедрости.

Эда коснулась броши.

– Да, – сказала она. – Я, как одна из ваших приближенных, отдаю вам свою верность. Чтобы отдавать, нужна щедрость.

– Щедрость. Как и у Льевелина. – Сабран будто беседовала сама с собой. – Как бы не оказалось, что ты отдашь больше, чем иные. Сперва Роз вздумала завести ребенка, и вот она слишком утомлена, чтобы служить мне, затем Арбелла не может со мной погулять, а теперь Катри изображает больную. Мне каждый день напоминают, что никто из них не взывает к покровительству Щедрости.

Эда видела, что Сабран в гневе, но ей понадобилось немало самообладания, чтобы не опрокинуть чашу вина на голову королеве. Дамы опочивальни многим жертвовали, чтобы служить ей круглые сутки. Они пробовали ее пищу и примеряли ее платья, рискуя жизнью. Катриен, одна из самых желанных для кавалеров придворных дам, едва ли могла надеяться на супружество. Что до семидесятилетней Арбеллы, та служила еще матери Сабран и до сих пор не знала отдыха.

От необходимости отвечать Эду избавило появление завтрака. Среди подававших его фрейлин была и Трюд утт Зидюр, но она не пожелала встретиться с Эдой взглядом.

Эду смущали многие инисские обычаи, но утренняя королевская трапеза была среди них самой нелепой. Прежде всего королеве наливали вино по ее выбору – а затем подавали не одно, не два, а восемнадцать блюд. Тончайшие ломтики темного мяса, растертую в пасту смородину. Булочки с черным ментским медом, яблочным повидлом, маслом или перепелиными яйцами. Соленая рыба из Лимбера. Лесная земляника на сливочном снегу.

Сабран, как всегда, выбрала лишь золотистую булочку, указав на нее кивком.

Тишина. Трюд засмотрелась в окно. Одна из подруг-фрейлин, всполошившись, толкнула ее локтем в бок. Опомнившись, Трюд лопаточкой подхватила хлебец и с реверансом переложила на тарелку королевы. Другая девица подала завиток сладкого масла.

Пришла очередь отведывательницы. Трюд с хитрой улыбочкой вручила Эде нож с костяной ручкой.

Первым делом Эда пригубила вина. Затем сняла пробу с масла. Ни там ни там не было посторонних привкусов. Наконец она отрезала ломтик булочки и тронула его кончиком языка. От капли «вдовицы» защипало бы нёбо, дипсас высушил бы язык, а «пыль вечности» – редчайший из ядов – придавал всякой пище липкое послевкусие.

Но в булочке не было ничего, кроме плотного хлеба. Эда поставила блюда перед королевой и отдала нож для проб Трюд, которая вытерла его и обернула салфеткой.

– Оставьте нас, – приказала Сабран.

Девицы переглянулись. Обычно королева желала, чтобы фрейлины за едой развлекали ее шутками или сплетнями. Однако они послушно откланялись. Эда поднялась последней.

– Не ты.

Она села на место.

Солнце все ярче заливало светом королевский солярий. Блики плясали на кувшине с шиповниковым вином.

– Юная Трюд в последнее время стала рассеянна, – заметила Сабран, глядя на дверь. – Быть может, нездорова, как и Катри? Подобную волну недомоганий ожидаешь при дворе, скорее, зимой.

– Это, несомненно, шиповниковый насморк, моя госпожа, не более того. Что до благородной Трюд, она, думается, тоскует по дому, – сказала Эда. – Или… молодые фрейлины часто страдают любовной болезнью.

– Ты сама не так стара, чтобы говорить такое. Сколько тебе лет?

– Двадцать шесть, королева.

– Стало быть, немногим моложе меня. А ты не страдаешь любовной болезнью, столь обычной у юных служанок?

В других устах это могло бы прозвучать насмешкой, но глаза Сабран были холодны, как камни ее ожерелья.

– Боюсь, инисцам трудно полюбить того, кто был ранее привержен иной вере, – с заминкой отозвалась Эда.

Сабран задала не пустой вопрос. Ухаживание в Инисе считалось государственным делом.

– Чепуха, – сказала королева. Солнце блестело в ее волосах. – Как я поняла, ты близка с благородным Артелотом. Он говорил мне, что на каждом пиру Верности вы с ним обменивались подарками.

– Да, моя госпожа, – признала Эда, – мы близкие друзья. Его отлучка из города меня огорчает.

– Он вернется. – Сабран бросила на нее оценивающий взгляд. – Он за тобой ухаживал?

– Нет, – не кривя душой, ответила Эда. – Я считаю благородного Артелота любимым другом и не желаю большего. А если бы и желала, особа моего положения не годится в нареченные будущему ярлу Златбука.

– В самом деле. Посланник ак-Испад говорил, что ты низкой крови. – Сабран сделала глоток вина. – Итак, ты не влюблена.

Женщина, так легко оскорбляющая нижестоящих, должна быть податлива на лесть.

– Нет, моя госпожа, – сказала Эда. – Я здесь не для того, чтобы тратить время на поиски супруга. Я здесь, чтобы служить милостивой королеве Иниса. Этого более чем достаточно.

Сабран не улыбнулась, но ее суровый взгляд смягчился.

– Не хочешь ли завтра погулять со мной в личном саду? – предложила она. – То есть если дама Арбелла не поправится.

– Если таково ваше желание, ваше величество, – ответила Эда.

В отведенной им каюте едва хватало места на две койки. Дюжий ментец подал ужин: солонину, по рыбешке размером с большой палец на каждого и немало повидавший хлеб, о который запросто можно было обломать зубы. Кит, управившись с половиной своей порции мяса, сбежал на палубу.

Лот сдался, осилив полкуска хлеба. Рядом с дворцовыми угощениями эта снедь и близко не лежала, но сейчас это тревожило его меньше всего. Комб отправил его на гибель, и за что?

В одиночестве можно было поразмыслить.

Лот и раньше знал, что у Ночного Ястреба люди, случается, пропадают. Те, в ком он видел угрозу дому Беретнет – оттого ли, что они вели себя недостойно своего положения или притязали на власть больше, чем им причиталось.

Лот и до предупреждений Маргрет и Эды знал о слухах. Придворные шептались, что он соблазнил Сабран, об их тайном венчании. Теперь, когда герцоги Духа искали ей партию за границей, такие шепотки, даже самые беспочвенные, могли стать помехой. Лот стал проблемой, и Комб ее решил.

Наверняка нашелся бы способ послать весточку Сабран. Однако сейчас следовало заняться более насущным делом. Обдумать, как шпионить в Карскаро.

Лот, потирая переносицу, вспоминал все, что знал о принце Вилстане Чекане.

Сабран ребенком не была близка с отцом. Подтянутый и бородатый, вояка по всем повадкам, Чекан, на взгляд Лота, воплощал идеал своего предка, рыцаря Умеренности. Принц-консорт никогда не выдавал своих чувств, хотя явно дорожил семьей и позволял самым близким друзьям его дочери, Лоту и Розлайн, почувствовать, что и они входят в эту семью.

После коронации Сабран их отношения переменились. Отец и дочь часто вместе читали в королевской библиотеке, и отец давал королеве советы в делах правления. Смерть королевы Розариан оставила пустоту в жизни обоих, и в этой пустоте они наконец сдружились – но Чекану этого всегда было мало. Розариан была его путеводной звездой, и без нее он чувствовал себя потерянным в пустыне инисского двора. Он попросил Сабран дать ему место постоянного посланника в Искалине и с тех пор удовлетворялся этим местом, а ей писал по письму на каждое время года. Сабран всегда ждала этих писем из Карскаро, где правил своим веселым двором Веталда. Лот догадывался, что Чекану легче было похоронить свое горе вдали от дома, который он делил когда-то с Розариан.