Владимир Привалов - Кровь данов [litres]

– А про купцов и товары она правду сказала?

– Правду, – кивнул Остах, думая о своем.

– Так на что мы живем? – удивился я. – Это же грабеж!

– Мы? – не понял Остах.

– Дорчариан, – слово «государство» в языке дорча отсутствовало, а на имперский мы условились не переходить. – Вся торговля с Империей только через купцов. Где это видано! Они же свою цену ломят!

– Ломят, – вновь кивнул дядька. – Что-то тайными тропами мы в обход посылаем, конечно. Но ты прав – это крохи.

– Ох, как тяжело быть даном Дорчариан! – выдохнул я. – И откуда отец деньги берет? – вслух подумал я.

Остах внимательно посмотрел на меня, но ничего не ответил. Мы немного прошли молча по садовой дорожке, а потом я продолжил:

– Ллугу уже лучше?

– Что ему, старому псу, сделается, – махнул рукой Остах. – Бегает уже.

– Отлично. Отошлем его назад, нечего ему здесь делать. Заодно и письмо отправим, сам напишешь…

– Какое письмо? Мы же только что с Алиасом отправили! – напомнил наставник.

– Это не письмо – так, весточка. А в этом письме сможешь все написать, что душе угодно. Хоть целую книгу накорябай. В том числе отпишешь подробнейший рецепт моего напитка. Даже несколько, я продиктую. Дашь все расклады по нашим чайным договоренностям с Буддалом. Особо отметь, чтобы секрет не разболтали. Рано или поздно все равно раскроется – но чем позже, тем лучше. Надо отцу хоть чем-то помочь.

Остах серьезно меня слушал, запоминая. Со стороны мы, наверное, смотрелись потешно: мальчишка поучает взрослого мужчину.

– Думаю, один сбор в этом году успеют сделать – где-нибудь на северных склонах кипрей еще не отцвел, – размышлял я вслух.

– Гимтар все сделает, – твердо ответил Остах. – У Рокона и впрямь негусто с золотом. Смилуется Отец Глубин – хоть какая-то прибавка выйдет…

– Отцу прибавка выйдет, а нам – шиш с маслом, – зло ответил я. – Это же надо додуматься – горец не может в Империи торговать! Ничем не может! Даже последние портки продать, если ограбят?! И что теперь с Алвином делать?

– Ты про госпиталь и кресла? – уточнил Остах. – В этом я тебе помогу. Эндир в свое время эту задачку решил. Как приглашенный ученик школы, ты в Империи уже не просто горец. Ты имперский гость и имеешь особый статус! Не гражданина, конечно, но и не инородца. О! Вспомнил! – хлопнул себя по лбу Остах. – Тебе нужно сходить в Канцелярию, сделать запись и выправить свидетельство о получении статуса имперского гостя. Эндир пока до всего этого докопался и разобрался – школу почти успел закончить. А мы по его следам накоротке пойдем…

– Значит, наша придумка с креслами – в силе? – уточнил я.

– Конечно, в силе, – уточнил Остах. – Имперский гость может торговать как душе угодно. Торгуй не хочу.

– А Барата все равно пошли за кипреем: насушим сырья на зиму. И Элсе подарок поднесем. А торгует чаем пусть Гимтар с отцом, – я вспомнил про будущее, не написанное еще письмо и уточнил: – Про дела наши скорбные: новое покушение, кражу драгоценностей – будешь писать? – поинтересовался я.

– Уж коль писать – так про все, – тяжело вздохнул наставник. – Гимтар ядом весь стол закапает, читая. А про покушение – понюхаю я еще чуток…

– Что ты сделаешь? – не понял я.

– Понюхаю, – повторил Остах. – Есть кое-какие люди… Поспрашиваю, послушаю. Потом покумекаем.

– Будь осторожен, дядька Остах, – попросил я и дотронулся до предплечья наставника. – Меня без тебя здесь схарчат – даже костей не оставят.

– Я всегда осторожен, Оли. – Остах накрыл детскую ладошку грубой ладонью и потрепал меня по голове.

Садовая дорожка, выложенная по краям белым камнем, упиралась в большой розовый куст и раздваивалась. Остах вдруг остановился, словно сбился с пути. А потом решительно повернул вправо.

– Ты куда? – крикнул я. – Мы же там живем, – и я махнул налево.

– В архив зайдем. Раз про статус гостя речь зашла… Будем ковать железо, пока горячо. Кто этих наместников знает – что еще учудят.

Остах как будто сам себя уговаривал. Словно не хотел идти, да и решительность его выглядела какой-то… напускной, что ли? И чем ближе мы приближались к высокому державному зданию, тем сильнее шаги Остаха замедлялись. Та часть здания, к которой мы подходили, до самой кровли была затянута зеленой сетью девичьего винограда. Только у окон его аккуратно подрезали, ограничивая буйный рост.

– Это здание архива. Оно всей махиной к площади развернуто. И вход для посетителей – тоже там. А здесь, в саду – крылечко и вход в библиотеку, – пояснил мне наставник. – Вот это, – Остах ткнул в приметную башенку, прилепившуюся сверху, – Голубиная башня… Но мы идем в библиотеку.

– Зачем? – удивился я. – Учебный год еще не начался… Нам же в архив надо?

– Есть тут один человек, – признался Остах. – Поможет, все сделает. Если он жив еще… – добавил Остах, поднимаясь по деревянному крыльцу.

Он потоптался перед дверью. Вытер ноги. Поднял руку и опустил, не решаясь. Да что происходит с моим несгибаемым суровым мастером ножевого боя? Наконец наставник рывком открыл дверь. Где-то в глубине сиротливо брякнул колокольчик.

Я шагнул вслед за Остахом. Миновал узкую темную прихожую и вошел в просторный зал. Сводчатые высокие потолки – метров пять-шесть, не меньше. Весь центр занят широкими длинными столами с лавками. Вдоль стен, во всю высоту – полки с книгами и свитками, какие-то картины, чучела животных, пара длинных лесенок. Одна из стен – с узкими стрельчатыми окнами, сквозь которые широкими потоками льется солнечный свет. Откуда-то из-за стеллажей показалась фигура в белом. Высокий сухопарый старик с зажатой в руке кисточкой из перьев шел к нам между рядами столов. Светлый хитон заляпан чернилами, глаза близоруко сощурены. На ногах мягкие войлочные тапочки.

– Что вам надо, дорогие? – крикнул он издалека. – Это библиотека, уважаемые! Учебный год еще не… – Он наконец приблизился и замолк, уставившись на меня.

Я растерянно обернулся и увидел, что Остах спрятался в тени прихожей позади. Я стоял один, вокруг кружили пылинки, и я чувствовал себя забывшим слова артистом на сцене в ослепительном свете софитов. Старик подошел совсем близко. Лицо его исказилось, брови вдруг взлетели, глаза расширились. Он подскочил ко мне и схватил за плечи, ощутимо встряхнув.

– Эндир? Пагот-шутник! Не может быть! – Он вдруг схватился за грудь и стал заваливаться набок.

Горы Дорчариан, где-то за Паграбой

Тарх

«Хорошо имперцы дороги строят, сукины дети», – подумал Тарх.

За Паграбой удобный, обустроенный Долинный тракт кончался, и начинались обычные горные дороги – неторопливые, извилистые, пыльные, ухабистые. Имперские возчики с железной рудой и земляным маслом разбили дорогу от Колодца до тракта так, что взмолились перед начальством. А те – перед Роконом. Рокон, как и отец до него, не дозволял имперцам прикасаться к дорогам. «Мы здесь хозяева и дороги – наши, хоть и плохонькие», – любил поговаривать, вслед за отцом, Рокон.