Сири Петтерсен - Поток [litres]

Торговец разлил чай по чашкам, не отвечая и не глядя в глаза Даркдаггару. Этот старик не понимал собственной выгоды.

Гарм поднял чашку и добавил:

– Если ты что-то видел или слышал… Если ты знаешь, где он, Линдри…

– Я не видел Римера-отче с того дня, как он убил Свартэльда.

Улыбка Даркдаггара потухла. Слова старика имели несколько смыслов. Ворононосец убил Свартэльда. Выиграл поединок. Член Совета проиграл и сейчас должен был гнить в шахтах. Но всё повернулось не так. Торговец чаем знал это и не боялся произнести вслух.

Что движет такими имлингами? Что мешает им думать чётко? Какой кошмар заставляет рисковать жизнью, высказывая свои мысли? Так бессмысленно. Так самоотверженно. Как будто не…

Внезапно поток мыслей Даркдаггара оборвался, и он застыл с чашкой у рта, поняв, какую фатальную ошибку чуть было не совершил.

Недооценил торговца чаем. Дал себя обмануть сгорбленному старику и его ревматизму. Но Линдри – не упрямец, который отказывается выдавать тайны. Всё гораздо хуже. Он враг.

Даркдаггар рассмеялся, не в состоянии остановиться, слишком уж невероятная его посетила идея. Затем поставил чашку на стол и подвинул её торговцу чаем.

– Выпьем вместе. Ты первый.

Линдри уставился на посетителя прищуренными глазами, упрямыми, острыми, как лезвие ножа.

Даркдаггар чувствовал, как разрастается гнев и пожаром растекается по всему телу. Крайне неприятное ощущение. Дикий зверь, которого невозможно подчинить своей воле. А если Гарм чем и гордился, так своей способностью укрощать животные инстинкты. Он был практичным имлингом. Аккуратным и разумным. Не зверем.

– Ты не хочешь выпить с членом Совета, Линдри?

Рука торговца дрожала. Даркдаггар ударил кулаком по столу. Чашка опрокинулась. Чай разлился, растёкся по трещинам на деревянной столешнице и полился на пол тонкой жёлтой струйкой. Как моча.

– Ты позволил мне самому достать яд, предназначенный мне… – Даркдаггар вскочил. – Ты позволил мне самому достать яд, предназначенный мне же! – Пустоту во взгляде старика нельзя было истолковать неверно. Он знал, что умрёт. – Почему, Линдри? Ты же понимал, что это станет твоим последним поступком? Как ты думаешь, что сделали бы мои помощники, если бы я не вышел отсюда? Как ты считаешь, что сделал бы Совет? Неужели я настолько заслуживаю смерти, что ты готов был пожертвовать собой?

Даркдаггар опустился на корточки рядом с торговцем, посмотрел на распустившиеся рукава его вязаной кофты. Концы ниток тряслись, как и руки старика.

– Объясни мне, Линдри. Я действительно хочу понять. Ты меня не знаешь. У тебя нет никаких причин ненавидеть меня. Так почему? Что я сотворил такого ужасного?

Торговец чаем смотрел прямо перед собой и молчал.

– Нет… – Даркдаггар поднялся. – Дело не во мне, так? Дело в нём. В Римере Ан-Эльдерине. В больном юноше, который предал свой народ. И ты всё равно хочешь его защитить?

Гарм обошёл вокруг стола, пытаясь определить источник ярости. Причина заключалась не только в том, что торговец чаем хотел отравить члена Совета. А в слепой преданности тому, кто не был предназначен для правления одиннадцатью государствами. Откуда она взялась? Что за качества делали Римера настолько опасным?

– Знаешь… Я был уверен, что ни один Колкагга не отвернётся от Ан-Эльдерина. И всё же Свартэльд согласился сражаться за меня. За меня , Линдри! Вот это оказался подарок! В тот миг я чуть было не поверил в богов. Но знаешь, что я думаю сейчас? – Даркдаггар склонился над очагом. – Я считаю, что мастер Колкагг не собирался побеждать. Эта мысль пробралась в мои сны. Он согласился биться ради того, чтобы не погиб никто другой. Поступил точно так же, как ты: пожертвовал жизнью ради него . – Гарм помассировал висок пальцем. – Почему? Разве Ример что-нибудь сделал для вас? Что в нём такого особенного? Можешь ответить мне?

Линдри стянул шапку с головы и положил на колени. Его губы шевелились, будто в беззвучной молитве.

Даркдаггар поставил перед собеседником чашку, наполнил её чаем и посмотрел на блестящую макушку старика. На скрюченные руки. Он готов сойти в могилу из-за безумных чувств, которых сам Гарм никогда не поймёт. Это напоминало влюблённость.

– Давай не будем всё усложнять.

Торговец чаем поднёс чашку ко рту и сделал маленький глоток. Потом залпом выпил всё содержимое и опустил кружку на стол с такой силой, что та треснула. Значит, Линдри всё-таки не был таким уж беспомощным? Он по-прежнему казался здоровым, только бледным и усталым.

– Так что это? Что ты выпил?

Даркдаггар задавал вопросы, не ожидая получить ответы. И действительно не получил их. Тогда он взял стоявший позади прилавка красный ларец, чтобы использовать в своих целях, вернулся к столу и снова сел напротив торговца чаем.

– Я знаю, что он жив, Линдри. И догадываюсь, у кого будет искать пристанища.

Даркдаггар ждал. Ничего не происходило. Член Совета начал беспокоиться, не ошибся ли с выводами, но тут голова старика стала клониться вниз. Он попытался подавить стон, а потом упал вперёд и остался лежать лицом на столе. Сгорбленная спина рывками вздымалась в такт дыханию. Всё медленнее. С усилием.

Даркдаггар поднял с пола серую шапку и натянул её на голову торговца чаем.

– Утешай себя тем, что умер не напрасно. Ты только что решил самую большую из моих проблем.

Линдри пошевелил головой. У него хватило сил посмотреть в глаза Даркдаггару. Тот склонился к старику.

– Колкагги.

Торговец попытался пошевелить губами, но тело его больше не слушалось. Он закрыл глаза.

Даркдаггар приложил два пальца к шее старика. Мёртв. Грустно. Больше и сказать нечего. Совершенно напрасная смерть. Ещё одна смерть на совести Римера.

Гарм подобрал монету, которая блестела на столе около лба Линдри. Член Совета никогда не был жадным, но зачем разбрасываться деньгами? Или же он должен заплатить за попытку отравления? Ужасно.

Даркдаггар взял кочергу и вытащил раздражающее полено из огня. Потом принёс масляную лампу, которая стояла на прилавке под чайниками, и разбил её об пол. Огонь стал жадно разгораться, побежал по скамьям, охватил овечьи шкуры, а потом и одежду старика.

Даркдаггар распахнул дверь и вышел из чайного дома. Кунте и Ярле сверлили предводителя взглядами. Тот вытер ладони о плащ.

– Ну что же… Здесь всё могло бы сложиться и лучше, – произнёс Гарм.

За его спиной ветер вновь завёл жалобную песню.

Только что вымытая Хирка голой стояла посреди комнаты. Глаза девушки были завязаны. Не для того, чтобы она ничего не видела, а для того, чтобы другие не видели её . Её зелёные глаза. Доказательство того, что она не является Умпири. Как будто это можно было скрыть. Как будто она не отличалась от них целиком, с головы до пят.