Эмили Дункан - Безжалостные боги [litres]

– Если хочешь, можешь ради интереса воткнуть его в меня. Я, конечно, выживу, но вдруг тебе станет от этого легче, Wécz Joczocyść, – сказал он.

Екатерина тут же оскалилась, а Малахия швырнул в нее ворьен. Но она поймала его за рукоять.

– Ну что ж, – продолжил Малахия. – Какое маленькое и милое совпадение, не правда ли?

– Заткнись, Малахия, – сказал Надя.

Подняв бровь, он так пристально посмотрел на нее, что Надю пронзили дрожь страха и осознание, что она заходит слишком далеко.

Решив, что она все поняла, он вытянул ноги и оперся на руки, явно наслаждаясь происходящим.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Надя у Серефина.

Она прекрасно осознавала, что царевна наблюдает за ней. Пронзает взглядом ее руку, лежащую на голове Малахии, и кость, которую она перекатывает между пальцами.

Глаз Серефина выглядел странно, а второй закрывала черная повязка. А сам транавийский король выглядел просто ужасно.

– У него в голове поселился древний бог, и мы пытаемся высвободить Серефина из его лап, – ответила за него Екатерина.

– Ого, но какое тебе дело до этого?

Надя не понимала, какая роль во всем этом отводилась царевне. Как Серефин встретился с ней? Разве они не враги?

Впрочем, то же самое могли сказать о ней и Малахии. Они оба считались символами идеологий своих стран, но все же находились вместе.

Екатерина усмехнулась.

– Я много знаю о древних богах.

От этой новости у Нади сердце чуть не выскочило. Могла ли царевна помочь и ей?

Сможет ли понять, что означали все эти загадочные послания, которые получала Надя? Да и захочет ли она помогать ей, зная, что Надя путешествует вместе с Черным Стервятником? Она не стала бы осуждать царевну, если бы она отказалась иметь дела со сбившейся с пути клиричкой.

– И куда вы идете? – спросила Надя.

– Тзанеливки, – ответил Серефин, а затем потер глаз.

– Мы тоже туда идем, – сказал Малахия и, заметив недоуменный взгляд Нади, пояснил: – Тачилвник.

Видимо, решив, что больше ничего интересного не произойдет, он наконец поднялся на ноги. Царевна настороженно наблюдала, пока он выпрямится во весь свой рост.

– Судя по всему, нам всем нужно попасть в одно и то же проклятое место, – ехидно заметил Малахия. – Какое совпадение.

Глаза Серефина сузились.

– Я не забыл твоего поступка, – тихо произнес он.

– Ох, я испытал бы невероятное разочарование, если бы это произошло. Я столько приложил усилий, чтобы все прошло как по маслу, а ты взял и выжил.

– Кровь и кости, мне так жаль, что я сорвал твои планы. Просто безумно жаль. Ведь Транавии только и не хватало на троне самого худшего из Черных Стервятников в истории.

На губах Малахии мелькнула улыбка.

– Транавия продержалась так долго лишь потому, что я самый жестокий из всех. Не обманывайся на этот счет.

Звон пронзил уши Нади, от которого она никак не могла избавиться. Все маленькие причуды Серефина, которые так напоминали ей о Малахии, пока она жила в Гражике, теперь обрели смысл. Она смотрела на профили их лиц, которые сейчас казались ей невероятно схожими. Да и глаза Серефина – до всей этой неразберихи с древним богом – были такого же светло-голубого оттенка, как у Малахии. Сейчас Малахия казался ей более худой и долговязой копией Серефина. А их сходство поражало.

«Мальчик, созданный из тени, и мальчик, обсыпанный золотом».

О боги!

– Ты пришел сюда и притащил с собой калязинскую царевну, которая к тому же оказалась охотницей на Стервятников. – Малахия злобно посмотрел на Серефина, всем своим видом говоря, что оценил попытку своего убийства. – Что ты задумал, moje kóczk?

Серефина передернуло от язвительного тона Малахии.

Пару мгновений назад Катя оттащила Надю в сторону и сейчас что-то старательно втолковывала ей. Кацпер выглядел так, словно готов убить Малахию собственными руками. Он сидел на поваленном дереве рядом с Остией, которую явно больше интересовал разговор Кати и Нади, но через несколько секунд она сдалась и отправилась поговорить с аколийцами.

– Что я задумал? – повторил Серефин. – Не ожидал услышать от тебя этот вопрос. – И не обращая внимания на то, что Малахия закатил глаза, продолжил: – Ведь я собирался спросить тебя о том же.

Малахия в ответ лишь невнятно махнул рукой в сторону Нади. И, к ужасу Серефина, на его щеке появилось несколько черных, как смола, глаз. Казалось, Малахия даже не заметил, что его тело менялось само по себе. Но когда его тело подернулось дымкой, Серефин решил, что просто не видит всего, и медленно стянул повязку с левого глаза.

– Ты в полнейшем раздрае, верно? – пробормотал он.

Хаос обрел форму. А Малахия скрывал то, кем стал на самом деле, но его маска дает трещины. Его охватил еще больший ужас, когда он смог увидеть все своим потерянным глазом. Судя по всему, Малахии все же удалось обрести силы, равные богам. А Серефин сильно недооценил своего противника.

Малахия озадаченно нахмурился.

– И что ты собираешься делать со всей этой силой?

Черты лица Малахии вновь изменились.

– Я… не знаю.

«Врет. Он врет».

« Конечно, он врет. Он выстроил империю на ранимости », – заметил Велес.

«Так ты знаешь, кто он?»

«Обрести силу, равную богам, и понять, как ей пользоваться, – совершенно разные вещи» , – ответил Велес.

Серефин прогнал эту мысль, а затем снова закрыл глаз повязкой.

– Ты выглядишь ужасно, – спокойно сказал он.

Малахия усмехнулся.

– И ты тоже. Что за бог завладел тобой?

– Не хочу говорить об этом с тобой.

– Мне льстит, что ты думаешь, будто я стану строить тебе козни.

Серефин фыркнул.

– А чем ты занимался весь прошлый год, если не этим?

Малахия казался расслабленным, но его выдавали пальцы, которыми он беспрестанно ковырял кожу вокруг ногтей. При виде этого Серефин слегка вздрогнул. Именно так всегда поступала его мать, когда нервничала.

«Он действительно мой брат», – подумал Серефин, чувствуя, как эта мысль давит на него.

– Тебе лучше знать ответ на этот вопрос, – отозвался Малахия. – Моя память не совсем ясная.

«Очередная ложь».

– Путь до Тзанеливки неблизкий, – продолжил Малахия. – И ты очень далеко уехал от дома. В чьих руках остался трон?

Язвительные нотки в голосе Малахии насторожили Серефина. Откуда он знал, что произошло?

– Верно. Ты и не оставлял.

Он оставил его в руках своей матери – кровь и кости, их матери, – но даже ему не казалось это достаточным аргументом для спора.