Анна Одувалова - Мое ледяное проклятье [litres]

– Кто? – не понял Вар, безуспешно пытаясь отогреть руку.

– Появись! Кому я сказала! И отпусти его! Он ничего не сделал!

На нас начали оборачиваться люди, Вар выглядел потерянным и стремительно бледнел, а ледяная корка покрыла коснувшуюся меня руку почти до локтя. Я не обращала внимания на любопытных, меня сейчас волновало не это.

– Быстро перестань! – заорала я что есть мочи, и порыв ветра со снегом стряхнул с ближайшего прилавка каменные украшения, засыпал снежинками румяные пирожки уличного торговца и, скрутившись передо мной в тугой вихрь, уплотнился, превращаясь в очень недовольного Раниона.

От нас шарахнулись. Вар в числе первых, прижимая к себе руку. В городе хорошо знали про Раниона, но чаще всего он никому не показывался на глаза, и сейчас явление снежно-прекрасного ледяного в одной только легкой рубашке и штанах напугало народ.

Резко похолодало.

– Отпусти его!

– Ты слишком часто просишь меня, Валенси, – холодно отозвался он. – Не выполняешь условия и снова обращаешься ко мне с просьбой. Я же говорил тебе…

– Отпусти! – взмолилась я. – Ты же отморозишь ему руку!

– Тогда, может быть, он поймет, что не стоит ею трогать тебя.

Ранион даже не смотрел на толпу, а она проявляла удивительное любопытство. Я поежилась под настороженными взглядами. Это заставило ледяного сначала оглядеться по сторонам, а потом шепнуть одно короткое слово. И нас скрыло от любопытных глаз метелью, которая пронеслась по площади, оставляя тихим и спокойным лишь место, где мы разговаривали.

– Ненавижу тебя! – тихо и уверенно произнесла я. – Ненавижу так сильно, что начинаю считать, что то проклятье… оно было справедливым. Ты тот, кем и должен быть! – словно выплюнула я, развернулась и помчалась сквозь метель к выходу с площади. Мне было все равно, что ветер почти сбивает с ног, а снежинки больно жалят лицо. Пусть злится, мне все надоело!

Температура воздуха упала градусов на десять, а позади меня в воздух взмыл ледяной дракон, забирая с собой буран.

Только когда пространство очистилось, я увидела, что натворила на площади снежная буря. Поломанные палатки, раскиданный товар, испуганные люди, припорошенные снегом артисты и жуткий холод, который с каждой минутой становился все сильнее. А еще жители города смотрели на меня.

Всхлипнув, я позорно сбежала. Когда оказалась на почтительном расстоянии, выдохнула. Толпа осталась вдалеке и потеряла ко мне интерес. В этот момент спину царапнул чей-то взгляд. Я обернулась. Дилан. Но, к моему великому счастью, бывший только прищурился, смотря на меня. Преследовать не стал. Наверное, нужно было отыскать Женевьев и Китти, проверить, как они, но я больше не могла оставаться здесь ни на минуту.

За мной никто не последовал. Ни ошеломленные жители, ни ледяной, ни Дилан, ни Женевьев. Я примчалась домой, активировала охранное заклинание и прорыдала до вечера. А в районе ужина все же заглянула Женевьев, которая принесла в сохраняющем тепло глиняном горшочке картошку с мясом и грибами.

– Сочувствую тебе, Вал… – вздохнула сестра, протягивая бумажный пакет с едой. Я взяла машинально, потому что была не голодна, а Женевьев разулась и прошла на кухню, которая как нельзя лучше подходила для душевных бесед. С сестрой мы почему-то общались именно там.

Я не хотела никого видеть, общаться и обсуждать поведение ледяного. Но выгонять человека, который не дает мне умереть от голода, потому что постоянно приносит что-то вкусненькое, тоже не могла. Стало стыдно, так как даже к чаю у меня ничего не нашлось. Из еды дома оказалась лишь морковь и корм для Пэрсика. Последний раз мой холодильник забивала Жен. Я все съела и хотела зайти в магазин после ярмарки, но стало не до этого.

– Ты знаешь, – начала сестра, достав из ящика вилку и вложив ее в мою руку, – если раньше я иногда злилась на тебя, желала разного, к примеру, оказаться в моей ситуации, то сейчас… – она запнулась. – Вал, как бы ни был ужасен поступок, который ты совершила в детстве, ты не заслуживаешь того, что происходит с тобой сейчас. Нельзя за одно прегрешение мучить всю оставшуюся жизнь.

– Но он будет.

– Ранион не плохой. – Женевьев печально вздохнула. – Еще бы он об этом вспомнил.

– Я наговорила ему гадостей, – печально призналась я. – Думаю, это не добавило ему позитива и доброты. Со мной он не хочет быть хорошим. И, думаю, не будет.

– Свою порцию гадостей он заслужил.

– А город? Неужели город заслужил очередную волну его гнева? – хмыкнула я. – Смотри, что творится?

На улице не было ветра, метели или бури, стояла лишь неподвижная морозная тишина. Несмотря на тепловую магию и растопленный камин, теплее не становилось. А люди передвигались исключительно бегом. Мороз оседал туманной дымкой на крышах и дорогах, из-за колючей снежной взвеси тяжело было дышать.

– Город… город переживет. Восемь лет назад такое случалось постоянно, это потом Ран немного успокоился. Зато в его обидах есть и небольшой плюс.

– Какой?

Женевьев пожала плечами.

– Когда Ранион обижается, он тебя игнорирует. Так было раньше. После того, как ты его прокляла, ничего не изменилось. Так что наслаждайся свободой. Только вот, увы, из дома не выйдешь.

– А я и не стремлюсь. Все мои попытки выйти из дома заканчиваются плачевно.

Я лукавила. Все же планировала выйти завтра, выбраться на улицу из своего уютного убежища. Но почему-то не захотела говорить об этом Женевьев. Наверное, потому, что чувствовала: сестра будет меня отговаривать. Скажет, что сто раз делала это, пробовала, искала материалы, но все равно не смогла найти ответ. Но то она, а это я. Нужно наведаться в городской архив и покопаться в местных легендах. Вдруг получится найти если не ответ, то хотя бы намек на то, как снять проклятье. Пусть у других ничего из этих попыток и не вышло.

Женевьев убежала, только убедившись, что я съела всю приготовленную еду. А я осталась одна. Лишь мурчащий Пэрсик скрашивал одиночество. Я никогда не стремилась в толпу. Мне хорошо было в компании с самой собой. Но сегодня стало страшно. Ведь именно такую жизнь мне приготовил ледяной. Это сейчас, когда мне едва исполнилось двадцать, тихие вечера в одиночестве кажутся чем-то экзотичным, поэтому радуют. Но если провести так пять, десять, пятнадцать лет? Когда неизменен каждый день и в жизни меняются только коты. Это страшно. Без возможности встретить свою любовь, завести детей. Без возможности нормально работать, так как работа – это встречи с людьми, с другими мужчинами, а каждый неверный шаг может повлечь его гнев. Как быстро Ран наиграется мной? И что сделает потом? Отпустит или убьет? Женевьев он позволил завести семью, но даже сестру не выпустил из города, хотя она и не виновата в его беде. Что же ждет меня?