Ли Бардуго - Девятый Дом

Он упал назад, отпустив ее подол, его эрекция доблестно пульсировала в джинсах, а потом он почувствовал унижение. Какого хрена они с ним сотворили? И как?

– Мгла, – сказал он, чувствуя себя последним дураком. Голова его по-прежнему кружилась, тело звенело от того, что он вдохнул. Он прошел прямо через выхлоп дым-машины, даже не задумавшись.

Лань Цайхе ухмыльнулась.

– Нельзя винить бога за попытку.

Дарлингтон поднялся на ноги, опираясь о стену и держась подальше от зеркала. Он по-прежнему чувствовал его жужжание в своем теле. Он хотел сорвать гнев на этих людях. Вредить представителям Леты было строго воспрещено, это было нарушением всех кодексов обществ, но он хотел уйти из «Манускрипта», прежде чем еще больше себя опозорит. Куда бы он ни взглянул, он видел скрытые масками и раскрашенные лица.

– Пошли, – сказала Алекс, взяв его за руку, и повела его вверх по лестнице, заставляя идти впереди нее.

Он знал, что им нужно остаться. Увидеть ночь до колдовского часа, убедиться, что ничто не просочится сквозь запретные этажи и не нарушит подпитку. Он не мог. Он должен был освободиться. Сейчас.

Ступени словно продолжались вечно, поворачивали и поворачивали, пока Дарлингтон не утратил всякое представление о том, как долго они поднимаются. Он хотел оглянуться, чтобы убедиться, что Алекс по-прежнему рядом, но читал достаточно рассказов, чтоб знать, что, уходя из ада, нельзя оглядываться.

Верхний этаж «Манускрипта» показался ему бешеной вспышкой цвета и света. Он слышал запах бродящих в пунше фруктов, дрожжевой запах пота. Воздух на его коже был липким и теплым.

Алекс сбросила его руку и потянула его вперед за локоть. Он мог только, спотыкаясь, следовать за ней. Они вырвались в холодную ночь, будто проскользнув через мембрану. Дарлингтон глубоко вдохнул и почувствовал, что голова его немного прочистилась. Он услышал голоса и осознал, что Алекс говорит с Майком Аволово, президентом делегации «Манускрипта». Рядом с ним стояла Кейт Мастерс. Ее покрывали цветущие лозы. Они собирались ее съесть – нет. Она просто оделась Ядовитым Плющом, Господи Боже.

– Неприемлемо, – сказал Дарлингтон. Его губы казались ворсистыми.

Ладонь Алекс по-прежнему лежала на его руке.

– Я разберусь. Побудь здесь.

Они пошли вниз по улице к «Конуре». Дарлингтон прислонился головой к мерседесу. Он должен был внимательно слушать, что говорит Алекс Кейт и Майку, но прикосновение к прохладному, всепрощающему металлу было слишком приятным.

Через несколько секунд они уже садились к нему в машину, и он бормотал адрес «Черного вяза».

Майк и Кейт вглядывались в пассажирское окно их уезжающей машины.

– Они боятся, что ты на них доложишь, – сказала Алекс.

– Еще как. Их ждет огромный штраф. Отстранение.

– Я сказала ему, что сама напишу отчет.

– Вот уж нет.

– Ты не можешь воспринимать это объективно.

Да, он не мог. В своей голове он снова стоял на коленях, прижимая лицо к ее бедрам и отчаянно желая приблизиться. При этой мысли у него снова встал, и он был рад, что сейчас темно.

– Что ты хочешь, чтобы я сказала в отчете? – спросила Алекс.

– Все, – горестно сказал Дарлингтон.

– Ничего страшного не случилось.

Случилось. Он чувствовал… слово «желание» не давало никакого понимания. Он по-прежнему ощущал ее кожу ладонями, а губами – ее жар сквозь тонкую ткань ее трусиков. Какого хрена с ним не так?

– Мне очень жаль, – сказал он. – Это было непростительно.

– Ты напился и выставил себя дураком на вечеринке. Расслабься.

– Если ты не хочешь больше со мной работать….

– Заткнись, Дарлингтон, – сказала Алекс. – Я не собираюсь выполнять эту работу без тебя.

Она отвезла его назад в «Черный вяз» и уложила в постель. Дома было очень холодно, и у него стучали зубы. Алекс легла рядом с ним, расстелив одеяло между ними, и его сердце заболело от стремления к близости.

– Майк сказал, что наркотик выветрится из твоего организма часов через двенадцать.

Дарлингтон лежал в своей узкой постели и мысленно раз за разом переписывал имейлы, адресованные выпускникам «Манускрипта» и Лете, терял нить, потрясенный видениями Алекс в лунном свете, с плеч которой соскальзывало это черное платье, потом возвращался к своему гневному монологу и требованиям принять меры. Слова путались, цеплялись за спицы колеса, за зубцы короны. Но одна мысль возвращалась снова и снова, пока он ворочался, засыпал и просыпался, и утренний свет медленно начинал литься через высокое башенное окно: Алекс Стерн – не та, кем кажется.

Алекс резко проснулась. Она спала, а в следующую секунду уже бодрствовала и была в ужасе, отбиваясь от рук, которые до сих пор ощущала вокруг шеи.

Ее горло покраснело и саднило. Она лежала на диване в общей комнате «Конуры». Спустилась ночь, и огни в бра тускло горели, отбрасывая желтые полумесяцы на обрамленные картины холмистых лугов, испещренных овцами и пастухами, играющими на дудках.

– Вот, – сказала сидящая на подушках Доуз, поднося к губам Алекс полный стакан жидкости, похожей на эгг-ног с щепоткой зеленого пищевого красителя. От его ободка исходил запах плесени. Алекс отстранилсь и открыла рот, чтобы спросить, что это, но вырвался у нее только тихий скрип: ей показалось, будто кто-то прикоснулся к ее горлу горящей спичкой.

– Скажу, когда выпьешь, – сказала Доуз. – Доверься мне.

Алекс покачала головой. Последний напиток, которым угостила ее Доуз, поджег ей внутренности.

– Ты же жива, разве нет? – спросила Доуз.

Да, но сейчас она жалела, что не умерла.

Алекс зажала себе нос, взяла стакан и выпила его большими глотками. Вкус был несвежим и пыльным, а жидкость такой густой, что чуть ее не задушила, но, как только она прикасалась к ее горлу, жжение ослабевало, оставляя после себя только легкую боль.

Она отдала стакан обратно и вытерла рот ладонью, слегка вздрогнув от послевкусия.

– Козье молоко и горчичное семя, заправленные паучьими яйцами, – сказала Доуз.

Алекс прижала костяшки пальцев к губам и постаралась сдержать тошноту.

– Довериться тебе?

У нее першило в горле, но по крайней мере она могла говорить, и ярящийся огонь внутри нее, казалось, потух.

– Мне пришлось воспользоваться комовой серой, чтобы выжечь из тебя жуков. Я бы сказала, что лекарство было хуже болезни, но, учитывая, что эти твари съели бы тебя изнутри, думаю, я бы солгала. В древности их использовали для очистки трупов, чтобы опустошить тела, которые потом наполнялись благовониями.

Ползучее ощущение вернулось, и Алекс пришлось сжать кулаки, чтобы не почесать кожу.

– Что они со мной сделали? Будут ли какие-то последствия?