Джеймс Блиш - Поверхностное натяжение [сборник litres]

Рано или поздно эти изгнанники должны были понять, как выжить на земле и рассказать другим о том, что нужно спускаться с деревьев. Вы с Ионафом смогли сделать все, что нужно.

– Заметь, Ярл, – сказал Адлер, – преступление в этом первом успешном случае носило сугубо идеологический характер. Это был решающий поворот в политике уголовного преследования у этих людей. Революционных стремлений недостаточно, но если объединить их с мозгами и… се человек !

От всего услышанного у Ионафа кружилась голова.

– Но что все это значит? – спросил он. – Мы больше не приговорены к жизни в Аду?

– Нет, вы все еще приговорены, если желаете называть это так, – рассудительно ответил Ярл Одиннадцатый. – Вы научились жить здесь и сумели найти нечто более ценное: знания, как выживать и как уничтожать врагов. Вы понимаете, что убили трех демонов голыми руками: ты, Матильда и Аляскон?

– Убили…

– Конечно, – сказал Ярл Одиннадцатый. – Вы съели три яйца. Это классический способ борьбы и, несомненно, единственный путь, чтобы стереть с лица земли таких монстров, как динозавры. Взрослых особей не убить ничем, кроме противотанковой пушки, но они совершенно беспомощны в эмбриональной фазе, а у взрослых не хватает чувства ответственности, чтобы как следует охранять свои гнезда.

Ионаф слышал, что ему говорят, но словно бы издалека. Даже ощущение теплого тела Матильды, прижавшегося к его боку, совершенно ему не помогало.

– Значит, нам нужно будет туда вернуться, – сказал он мрачно. – И уже навсегда.

– Да, – сказал Ярл Одиннадцатый мягким голосом, – но ты будешь не один, Ионаф. С завтрашнего дня за тобой последуют все ваши люди.

– Все наши люди? Но как… Вы их всех выгоните?

– Всех. Нет, конечно, никто не запретит им прыгать по лианам, но с этого момента ваша раса должна начать борьбу за поверхность этой планеты. Вы с Матильдой доказали, что это вполне в человеческих силах. Самое время и остальным научиться выживанию.

– Ярл, ты совершенно не думаешь об этих молодых людях, – сказал Адлер. – Расскажи, что им предстоит. Они испуганы.

– Конечно-конечно. Все очень просто. Ионаф. Вы с Матильдой – единственные, кто научился выживать на поверхности. А мы не будем рассказывать вашим людям, как это делать. Ни единого намека. Все дело за вами.

У Ионафа отпала челюсть.

– Все дело за вами, – твердо повторил Ярл Одиннадцатый. – Завтра мы вернем вас вашему племени и скажем вашим людям, что лишь вы двое знаете правила успешной жизни внизу, и что отныне всем необходимо спуститься и тоже жить на поверхности. Больше мы им ничего не скажем. И что, по-вашему, они сделают потом?

– Я не знаю, – ошеломленно сказал Ионаф, – может произойти что угодно. Они могут даже сделать нас Волеизъявителем и Волеизъявительницей племени, но мы всего лишь обычные преступники!

– Необычные первопроходцы, Ионаф. Мужчина и женщина, которым предначертано судьбой вывести человечество Теллуры с верхнего этажа в большой, прекрасный мир.

Ярл Одиннадцатый встал на ноги, озаренный ярким светом. Посмотрев на него, Ионаф заметил, что за пределами овального светового пятна стояло не меньше дюжины Великанов, внимательно вслушиваясь в каждое слово.

– Но у нас еще есть немного времени, прежде чем мы все отправимся к вам домой, – сказал Ярл Одиннадцатый. – Быть может, вы хотите осмотреть корабль?

С легкостью, ощущая внутри себя нечто вроде беззвучной музыки, Ионаф взял руку Матильды. Вместе они спустились из расщелины в Ад, следуя пути Великанов.

Доктор Шавье надолго замер над микроскопом, оставив ла Вентуре одно занятие – созерцать безжизненные виды планеты Гидрот. «Уж точнее было бы сказать, – подумал пилот, – не виды, а воды…» Еще из космоса они заметили, что новый мир – это, по существу, малюсенький треугольный материк посреди бесконечного океана, да и материк, как выяснилось, представляет собой почти сплошное болото.

Остов разбитого корабля лежал поперек единственного скального выступа, какой нашелся на всей планете; вершина выступа вознеслась над уровнем моря на умопомрачительную высоту – двадцать один фут. С такой высоты ла Вентура мог окинуть взглядом плоскую чашу грязи, простирающуюся до самого горизонта на добрые сорок миль. Красноватый свет звезды Тау Кита, дробясь в тысячах озер, запруд, луж и лужиц, заставлял мокрую равнину искриться, словно ее сложили из драгоценных камней.

– Будь я религиозен, – заметил вдруг пилот, – я бы решил, что это божественное возмездие.

– Гм? – отозвался Шавье.

– Так и чудится, что нас покарали за… кажется, это называлось «гордыня»? За нашу спесь, амбицию, самонадеянность…

– Гордыня? – переспросил Шавье, наконец подняв голову. – Да ну? Что-то меня в данный момент отнюдь не распирает от гордости. А вас?

– Н-да, хвастаться своим искусством посадки я, пожалуй, не стану, – признал ла Вентура. – Но я, собственно, не то имел в виду. Зачем мы вообще полезли сюда? Разве не самонадеянность воображать, что можно расселить людей или существа, похожие на людей, по всей Галактике? Еще больше спеси надо, чтобы и впрямь взяться за подобное предприятие – двигаться от планеты к планете и создавать людей, создавать применительно к любому окружению, какое встретится…

– Может, это и спесь, – произнес Шавье. – Но ведь наш корабль – один из многих сотен в одном только секторе Галактики, так что сомнительно, чтобы именно за нами боги записали особые грехи. – Он улыбнулся. – А уж если записали, то могли хоть бы оставить нам ультрафон, чтобы Совет по освоению услышал о нашей судьбе. Кроме того, Пол, мы вовсе не создаем людей. Мы приспосабливаем их, притом исключительно к планетам земного типа. У нас хватает здравого смысла – смирения, если хотите, – понимать, что мы не в силах приспособить человека к планетам типа Юпитера или к жизни на поверхности звезд, например на самой Тау Кита…

– И тем не менее мы здесь, – перебил ла Вентура мрачно. – И никуда отсюда не денемся. Фил сказал мне, что в термокамерах не уцелело ни одного эмбриона, значит, создать здесь жизнь по обычной схеме мы и то не можем. Нас закинуло в мертвый мир, а мы еще тщимся к нему приспособиться. Интересно, что намерены пантропологи сотворить с нашими непокорными телесами – приспособить к ним плавники?

– Нет, – спокойно ответил Шавье. – Вам, Пол, и мне, и всем остальным предстоит умереть. Пантропология не в состоянии воздействовать на взрослый организм, он определен вам таким, какой он есть от рождения. Попытка переустроить его лишь искалечила бы вас. Пантропология имеет дело с генами, с механизмом передачи наследственности. Мы не можем придать вам плавники, как не можем предоставить вам запасной мозг. Вероятно, мы сумеем заселить этот мир людьми, только сами не доживем до того, чтобы убедиться в этом.