Эван Уинтер - Ярость драконов [litres]

– Луга? – спросил Хадит, так чтобы все слышали. – Хорошо, ублюдкам негде будет прятаться.

Все затопали ногами, одобряя храбрые слова инколели, но лица говорили о другом. Их отправили на бойню. Только дурак не увидел бы этого.

– Изоляция окончена, – сообщил Джавьед. – Можете выйти из шатра, размять ноги, подышать воздухом, который не испорчен вонью ваших братьев. Идите, только не валяйте дурака. Завтра встанем до рассвета и обсудим стратегию против людей Оджолапе.

Тау поднялся. Он хотел немного прогуляться, а когда наступит ночь – войти в Исихого.

– Тау, – позвал его Джавьед.

Тау постарался сделать беспристрастное лицо. Он не хотел разговаривать с человеком, помогавшим составить план капитуляции своего народа.

– Умквондиси.

– Минутку, если позволишь. – Джавьед указал Тау на угол шатра, где их не могли бы услышать.

У Тау не было причин для беспокойства, но он все равно встревожился. Вдруг Джавьед заметил его на встрече омехи и ксиддинов? Ничто в поведении умквондиси с того дня об этом не говорило, но он держался отстраненно после того, как его дочь ушла с хедени, так что сказать наверняка было трудно.

– Я бы сказал, что ты сегодня был хорош, – начал Джавьед, – но это настолько далеко от истины, что кажется смешным. В самых смелых предположениях я не ожидал, что мой Чешуй окажется здесь, в шатре участника Королевской Сечи.

– Этим мы обязаны вашему руководству, – ответил Тау.

Джавьед улыбнулся.

– Я сделал все, что мог, чтобы каждый из вас показал себя как можно лучше. Но то, что делаешь ты… что ты… Как?

Прозвучав из уст Джавьеда, вопрос рассердил Тау.

– Стремление и отдача. Я стремлюсь обрести способность защищать то, что мне дорого, и отдам все ради этого. К этому я пришел благодаря вашим методам. Вы научили нас, что для лучшего результата нужно прилагать бо´льшие усилия.

Тау наклонился поближе к Джавьеду, но не чтобы поделиться с ним секретом, а чтобы сразить силой своих слов.

– Вы спрашиваете меня как? Я вам скажу. Я решил не сдаваться, как бы малы ни были шансы, потому что пока мы бьемся – исход не предрешен. Пока мы бьемся – у нас есть шанс.

Тау наклонился совсем близко, но Джавьед не отодвинулся. Они стояли нос к носу.

– Я пробыл солдатом бо´льшую часть жизни и получил не один тяжелый урок. Когда сражаешься слишком долго, то теряешь из виду то, ради чего все это начинал. Когда сражаешься слишком долго – ты проигрываешь все равно.

Тау усмехнулся.

– И что теперь? Сдаваться? Таков ваш ответ? Сдаваться, когда бороться становится тяжело?

– Нет. Бороться за то, что правильно, но никогда не забывать, что бороться можно без насилия. Это возможно уже сейчас, с помощью слов, идеалов и людей, ищущих лучший путь вместе. – Джавьед положил руки Тау на плечи. – Ты не можешь представить мир, где мы так же усердно устраиваем нашу жизнь, как сейчас занимаемся войной?

Тау отступил назад, и руки Джавьеда свободно упали.

– Я не могу представить мир, где мужчина с мечом в руках не имеет последнего слова над мужчиной без меча. Если ты не готов драться, то подставляешь себя и все, что тебе дорого, под клинки других и молишься, чтобы они не зарубили тебя. Я уже знаком с милосердием мужчин с оружием, и больше я не останусь перед ними беспомощным.

Джавьед вздохнул.

– Тогда ты останешься в мире пепла и углей.

– Но останусь.

– Как скажешь. – Джавьед поднял руку к переносице и, прикрыв глаза, ущипнул ее. – У Хадита есть план боя. Он пришел с ним ко мне, потому что план слишком рискованный, и ему нужно было мое благословение. Если он сработает, то Чешуй устоит на лугах против превосходящих сил Индлову и Меньшие впервые попадут в полуфинал Королевской Сечи. План Хадита построен на тебе, Тау Соларин.

Джавьед отнял руку от лица и посмотрел Тау в глаза так, словно мог заглянуть сквозь них ему в самую душу.

– Ты выслушаешь?

Солнце терзало землю, и его жар отражался от земли мерцающими волнами, преломлявшими свет. Палило нестерпимо, но люди все равно пришли. Они пришли на состязание, чтобы стать частью новой легенды. Они пришли смотреть, как Меньшие Чешуя Джавьеда сражаются против Вельмож Оджолапе.

Был второй день Королевской Сечи, четвертьфиналы, и в турнире оставалось еще восемь из шестнадцати Чешуев. Тау, чей Чешуй дрался первым, стоял на краю луговой площадки вместе с тридцатью шестью братьями по оружию. В пяти сотнях шагов впереди стояли сорок четыре посвященных цитадели – Вельмож Оджолапе.

Луга зрители любили больше других площадок. Там негде было прятаться, не было никаких препятствий, которые давали бы преимущества или позволяли использовать разные тактики. Это было поле смерти. Мужчины сражались. Мужчины погибали. И это звучало приговором для выходящих в меньшинстве Ихаше.

– Хадит, – сказал Яу. – Не хочу показаться трусом, но я правда надеюсь, что твой план сработает.

Хадит улыбнулся. Но Тау заметил, как у него дернулся уголок рта. Он знал своего инколели достаточно хорошо, чтобы понимать: тот нервничает.

– Сработает, – заверил Хадит. – Вельможи так горды собой, что сами войдут в этот океан.

Прозвучал боевой горн – Вельможи, уверенные в своей победе, вскинули мечи. Зрители завопили, и обе стороны двинулись друг на друга. Бежать смысла не было – расстояние между ними было слишком велико. Два Чешуя шли, с каждым шагом усиливая напряжение этого утра.

Когда между восемью десятками мужчин осталось двести шагов, толпа смолкла. Затем еще сотня – и Утесы погрузились в такую тишину, что можно было услышать, как ящерицы снуют по потрескавшимся камням, давшим плато его название.

Чинеду кашлянул – громко, с присвистом, – разрушив чары и заставив многих в толпе встрепенуться. Женщина упала в обморок, то ли от солнца, то ли от чувств – Тау этого не знал. Затем Хадит поднял к небу кулак – час настал.

Чешуй Джавьеда остановился, и Хадит выступил вперед, отделившись от остальных. Затем крикнул вдаль, чтобы все вокруг услышали:

– Инколели Маюмбу Опейеми из Чешуя Оджолапе, я слышал, вы – Великий Вельможа, которому предназначено стать Ингоньямой. Я слышал, ваш ум и поступки делают честь касте Вельмож, но я бы хотел убедиться в этом.

Маюмбу Опейеми приказал остановиться, и, подобно Хадиту, выступил вперед. Он был невысок для Великого Вельможи – всего на полголовы выше Удуака, но шире в плечах и в груди, а шея его толщиной не уступала предплечью Тау.

Лысая голова Маюмбу блестела от пота, кожа была темной, как обугленное молнией дерево. Он хрустнул шеей и ответил Хадиту голосом, резким, как скорпионье жало.

– Не успеет окончиться утро, как ты убедишься в этом, Меньший.

– И все же у меня есть предложение, которое вас может заинтересовать.