Эван Уинтер - Ярость драконов [litres]

Открыл Сечу брат королевы, принц Ксолани Омехия, в присутствии обеих цитаделей. Все посвященные из опустевших Северной и Южной Исиколо втиснулись в ту зону Утесов, которая отводилась для Меньших. Пришли смотреть на Сечу и полнокровные Индлову, и Ихаше, и простые горожане, и всем им прислуживала бесчисленная орда Батраков. Когда стало известно, что на игры прибудет королева Циора, Утесы загудели от напряжения.

Королева собиралась посетить последний день Сечи, и, с горечью подумал Тау, она наверняка воспользуется случаем встретиться с Советом Стражи, не вызвав лишних подозрений. Она покинет Пальм, обсудив условия мира с Правящим Советом, а потом приедет в Цитадель-город, чтобы завершить дело с военным руководством. Она приедет, чтобы положить начало концу омехи.

За последний лунный цикл подобные мысли терзали Тау не меньше видений о демонах, и успокоиться он мог только в драке. Когда Тау дрался, размышлять ему было некогда.

– Удуак, нужно, чтобы твой отряд прорвал ту группу Индлову на гребне, пока они не обошли нас с фланга! – крикнул Хадит, и здоровяк, крякнув, повел своих людей. – Тау, они опять на нас пойдут. Мы должны прорваться.

Тау не нужно было обладать стратегическим мышлением, чтобы понимать: Хадит прав. Чешуй Джавьеда стоял спиной к неприступному участку площадки. Индлову загнали их туда, будто безмозглых жатвенных зверей из старых сказок. Хадит несколько раз приказывал вступать в серьезный бой, но все они прошли не очень хорошо. Чешую Джавьеда было непривычно сражаться против равного числа Вельмож. В сочетании с общим напряжением, давлением публики и силой Чешуя Озиомы это подавляло их.

Хадит стремился уменьшить возможные потери. Он избегал неблагоприятных противостояний и берег людей – поскольку это было критично на Королевской Сече, где победивший Чешуй выходил в следующий раунд с тем числом посвященных, что остались на ногах к концу предыдущего боя.

Участники Сечи начинали турнир с пятьюдесятью четырьмя бойцами. Если Чешуй терял в первом раунде десятерых, то следующий начинал с сорока четырьмя. Если во втором раунде этот Чешуй терял еще восемнадцать, то в третий раунд он выходил с двадцатью шестью посвященными.

Джавьед (который вернулся в Чешуй, но держался отстраненно), Анан и Хадит разработали несколько стратегий, которые позволяли извлечь преимущества из правил Сечи. Главная из них заключалась в том, чтобы «пожертвовать» Удуаком, вторым по силе бойцом в Чешуе, и его отрядом, чтобы укрепить слабую линию. Отряд Удуака служил запасной оборонительной силой, которая могла ворваться в провальную битву и спасти Чешуй. Кого именно «убивали» в каждом бою, не имело значения. Важно было только количество человек. Удуак мог «погибнуть» в первом раунде и все равно участвовать во втором – пока число выставленных бойцов превышало число павших.

Поэтому Тау нужно было побеждать. Если он пройдет в турнире достаточно далеко, то однозначно встретится с Келланом. Окар был самым сильным в Чешуе Осы, и его умквондиси должен был выпускать его в каждой стычке.

– Нет, Тау! Стой! – окликнул его Хадит. – Назад!

Тау хотелось что-то ударить, или, возможно, кого-то – хоть самого Хадита.

– Нам больше некуда бежать!

– Мы здесь не бьемся. Земля благоволит Вельможам.

– Ты говоришь это весь последний промежуток, – возразил Тау.

– Ты хочешь выиграть или нет? Нам нужно действовать умнее. Мы не можем одолеть их, если будем выходить один к одному, и как только пойдем в бой в меньшинстве – нам конец.

– Мы уже потеряли людей, а сами никого не уложили!

– Четверых за промежуток? Это победа, Тау.

– Победа будет только когда мы уложим их всех, – ответил Тау, и им вдруг пришлось отбиваться от атаки.

– Индлову! – прокричал Утибе. Он наткнулся на отряд Индлову, ходивших кругами перед Чешуем Джавьеда, и теперь спешно отступал, стараясь не попасть под меч своих преследователей.

Хадит принялся раздавать приказы.

– Так, сейчас! Они разделились натрое, но неправильно рассчитали время. Главный отряд еще в сотне шагов, а остальных Удуак задержал на гребне. – Хадит указал на Вельмож, которые гнались за Утибе, и крикнул своим: – Не бежать! Нас больше. Всеми силами, убьем!

Тау только этих слов и ждал. Он поднял мечи и ринулся на врага. Пронесся мимо отступающего Утибе и напал на ближайшего Вельможу.

Тау услышал боевой клич своего Чешуя в то мгновение, когда взметнулся в воздух и, сведя вместе свои притупленные клинки для стычек, шумно обрушил их на шлем Вельможи с обеих сторон. Индлову, тотчас потеряв сознание, по инерции сделал еще несколько шагов, прежде чем рухнуть, а Тау к тому времени уже находился в самой гуще событий.

Эти Индлову никогда не дрались с Чешуем Джавьеда. Они, может, и слышали о Тау – как и большинство людей в цитадели. Может, даже смеялись над историями о нем, потешаясь над своими братьями-Вельможами, которые пали от его клинков. Может быть, даже говорили друг другу, что все будет иначе, когда они сами столкнутся с мирянским отбросом. И может быть, смеялись в уюте и безопасности Цитадели Индлову, но теперь они попали на Сечу, и Тау был среди них и сеял только боль.

Тау носился между ними, словно ветер. Где он оказывался – там ломались кости, храбрецы превращались в трусов, и постоянно, непрерывно раздавались крики страждущих, мольбы жертв, забывших о том, каково это, когда на тебя охотятся. Мир изменился в тот день, когда Вельможи Чешуя Озиомы разбегались перед новым ужасным созданием, рожденным в Умлабе, но выросшем в Исихого.

Когда подоспели остатки Чешуя Озиома, собиравшиеся зажать последних Меньших в тисках своих лучших воинов, они не обнаружили такой возможности. Основной отряд Озиомы сражался храбро и отчаянно – омехи редко дрались иначе, – но сейчас несли тяжелые потери и даже не понимали природы Тау.

– Идите за ним! Защищайте его! Идите, бесхребетные вы иньока! – криками направлял своих людей Хадит, следуя за Тау и увлекая остальных за собой, сражаясь с Индлову.

В битве ему чуть не размозжили голову – и размозжили бы, если бы не Яу. Тау все равно был в трех-четырех шагах впереди.

– В бой! В бой, чтоб вас! – вопил своим Хадит.

Глаза Тау застилала пелена насилия. Он не видел людей перед собой. Он видел демонов, только эти демоны могли пасть, и это было благо, дарованное самой Богиней. Он хлестал их своими мечами, точно бронзовыми прутьями. Клинки были притуплены, но жестокость, с какой он управлялся с ними, превращала его в настоящего мясника. Он врезался в мясо с легкостью, с какой врезаются в давно мертвую плоть.

– Милости! Ей-богине, парень. Милости! – Этот демон применил новую уловку. Он умел говорить человечьим голосом. Тау поднял мечи, лицо у него перекосилось. Его было не обмануть.