Николай Грошев - Пламя войны [СИ]

И ушёл, злобно пиная брусчатку.

Среди Теней, долго стояла гробовая тишина.

— Я не понимаю. — Нарушила её Тамита.

— Он безумен. — Ответил ей Суб. — Как все варвары, безумен… — Тут он нахмурился, в глазах что-то мелькнуло, нечто ледяное, страшное, а затем там вспыхнул животный ужас, но всего на долю мгновения. И снова пустота. — Но мой долг ему, не может быть оплачен… — И тихим шёпотом, он произнёс. — Пустоши никогда не возвращают таких как я…, а он вернул.

Логан болтался по городу, несколько часов. В бессильной злобе он пинал всё, что попадалось на пути, включая собственных солдат. Снова наткнулся на стайку крестьян, занимавшихся позорными делами — прибивали к стене руки и ноги какого-то юноши. Мрачный и злой как собака, он даже не взял в руки меч — рвал голыми руками, пока не понял, что живых людей по близости нет. Подошёл к парню, что б снять его со стены или убить — в зависимости от характера повреждений. Ведь если парень больше не сможет держать меч, ему незачем жить. Пусть отправится дальше, ища новое тело. Но ему не пришлось ничего делать — парень уже умер.

Странно правда умер — глаза круглые, лицо от ужаса перекошено…, помнится, когда разрываемые в куски крестьяне орали от боли и пытались сбежать, он ещё был жив. Так отчего умер? Вроде и крови немного потерял. Не мог же от страха? Логан на лицо глянул, плечи пощупал…, хм. Разорвал рубашку — нет, парень это, груди нет. Непонятно, в общем, почему умер.

Ещё походил, потом услышал на улице, тоскливую боевую песнь, что крайне не любили все сыны Тара — она была сложена о воине, который потерял лицо и был вынужден искать всё новые испытания силы, что бы смыть позор. Ему удалось смыть свой позор, но перед тем он успел состариться. Забытый, презираемый, он жил долго. И последнее испытание силы, таки смыло позор, однако, воин не пережил его. Он пал, совершив подвиг, достойный королей.

Сыны Тара, никогда не пели её, но заучивали в обязательном порядке — эта песнь, напоминала им о том, как легко потерять лицо, и как трудно его потом вернуть…

Логан пошёл на звук, полный мрачными думами. Он отдал свою добычу, лишь слегка загладив вину. Но если Тени будут молчать, позор не станет клеймом — он уже попадал в такие ситуации, будучи моложе и импульсивнее. Совершал позорные поступки, но тогда для них были очень и очень серьёзные основания и о них знал лишь он. Сейчас оснований не было и о позоре знает больше полусотни человек, пускай это дикари которые ничего не понимают, но всё же.

Логан вошёл в здание. Таверна какая-то. Присел на стул рядом с громадным гигантом, который продолжал тоскливо петь грустную песню о воине, пытавшемся вернуть своё лицо.

Он взял деревянную кружку, наполнил её вином, хлебнул. И стал подпевать.

Радон посмотрел на своего наречённого сына, кривая улыбка появилась на его лице — он всё понял. Он не знал ничего конкретно, но как-то понял, что Логан умудрился опозориться в этой битве. Радон тяжко вздохнул и снова наполнил кружку — вином можно залить тоску. Ненадолго.

До следующей битвы, где они оба, найдут способ смыть позор, вернуть свои лица.

Над разорённым городом, медленно кружит стая чёрных птиц. Иногда они говорят «каррр!», очень ярко демонстрируя всем вокруг свою видовую принадлежность и тот факт, что они прилетели не просто так. За громким «каррр!» часто следует пикирование, затем резкое расправление крыльев и мягкая посадка — поближе к свежему трупу. Они, обычно, начинают с глаз — это самое вкусное. Ночь не мешает им — они неплохо видят и так. Собственно, им не особенно это и нужно. Город пропах кровью, он полон смерти, полон тишины, недавно окончившегося сраженья. Они не садятся все, не приступают к полноценному пиршеству. Город ещё не затих. Кое-где слышны вопли, кто-то умоляет, прося пощады, кому-то не повезло, и новый вопль разрывает тишину. Город ещё грабят. Кто уцелел, прячется по тёмным углам. Иногда слышны пьяные песни — захватчики рады победе и обильной добыче.

Лишь в одном месте, звуки слышны совсем иные. В центре города, в королевском дворце, где ступени и полы, залиты кровью последних защитников Сабы. Там стоит стеной отчаяния, плач и стоны множества людей. Но их не пытают, никто не убивает их. Эти люди плачут о погибших родных, они плачут об утраченном богатстве и о будущей своей печальной судьбе — город полный свободными людьми, не видит больше иного пути, всем им суждено сгнить в рабстве, под пятой варваров с западных границ Сабаса.

Они не знают, что Святой господарь, запретил брать рабов. Людей приводят к дворцу, бросают в его стены. Выбраться нельзя, все выходы сторожат люди Шеди. Часто притаскивают туда женщин, в синяках и ссадинах, голых абсолютно — ими насытились, но зная характер своего короля, не рискнули убить или предать пыткам. Их просто уводят в центр города. Часто приводят детей, мужчин, даже стариков — король приказал тащить туда всех, кто останется жив. У них отбирают всё ценное, даже одежду, если она расшита золотом, серебром или каменьями. У них отбирают всё и новой одежды никто не даёт. Некоторые, снимают одежду с трупов тех, кто пал в сражении за дворец, но не все. Многие, сражённые горем и тем, что с ними сотворили, просто забиваются в какой-нибудь уголок и тихо подвывают — многие из них сойдут с ума. Эти люди не привыкли к пыткам, издевательствам, не привыкли к тяготам жизни большей части населения Сабаса. Они были мягкими, слабыми…, были. Те, кто не сойдут с ума, станут крепче.

Суб-Зеро последний раз посмотрел на город — темнота не мешала ему, как и птицам, кружившим в небесах. Он закрыл глаза и выпрямил спину. Поза лотоса требовала концентрации. А он сбился. Смотрел и слушал…, забыв, зачем пришёл сюда. На покатую крышу самого высокого здания города — крышу храма Милостивой Привы. Суб поднялся сюда и сел на самом краю. Ему нужно было подумать. Но не получается. Впервые за много столетий, он не мог заставить себя быть абсолютно хладнокровным. Слух реагировал на малейшие звуки, глаза фиксировали мельчайшие детали. Даже нос стал докучать, фиксируя массу запахов.

Воин глубоко вздохнул и попытался вновь — ничего. Разум по-прежнему возбуждён, фиксирует массу раздражителей. Он не может медитировать.

Суб открыл глаза. Тяжко вздохнув, свесил ноги вниз, ссутулился, словно обычный мальчишка, сел он на краю крыши. Он не понимал, но сейчас выглядел так жалко, что…

В плечо толкнули. Резкая боль была подавлена автоматическим усилием воли. Он всё ещё предавался унынию и пришёл в себя, только когда в его руке очутилась глотка человека. Он больше не шевелился. Сидел и пустыми глазами смотрел как в руке, повиснув над пропастью, брыкается и корчится, совсем маленький человек. Голубые глаза, чёрные волосы и прямой нос. Он совсем ребёнок, но в глазах его ненависть, что не часто можно увидеть среди людей.