Лия Арден - Золото в тёмной ночи [litres]

– Невероятно… – кахари едва слышно выдыхает, оглядывая раскинувшийся перед ним вид.

Он тоже находится под впечатлением, и наверняка никогда раньше не видел такого пейзажа. Даже в голове не укладывается, что кто-то может здесь выжить, не говоря уже о целом народе, который не просто выживает, но и, по слухам, развивается и процветает. Здесь выросла мама Дарена, а значит, это и его дом. Хоть и наполовину, но его. Я смотрю на восторженное выражение лица друга, и у меня в груди разливается приятное чувство гордости, что такое удивительно прекрасное и страшное место он тоже может назвать своим домом. Надеюсь, ему уже не терпится узнать, какие люди могут жить в таком месте.

– Вот они! – я киваю в сторону горизонта. – Столбы! Мальта говорила, что звезда должна светить прямо между ними.

Дарен смотрит в указанном направлении и тоже замечает их. Сложно разобрать, является ли увиденное прерывающейся цепью скал или же грядой невысоких гор, но среди них отчётливо просматриваются два огромных возвышения, выделяющихся на фоне остальных камней, практически одинаковой толщины, что делает их похожими на те самые столбы. Они едва различимы: находятся слишком далеко. Расстояние мешает понять, сотворены они человеком или же природа так странно сточила камень, создав обман зрения. Я поражаюсь высоте этих формирований, раз их можно увидеть даже на таком расстоянии.

Мы проводим остаток вечера в воодушевлении, ожидая появления звёзд на темнеющем небосклоне. А когда красная звезда зажигается, выдвигаемся в путь, стараясь преодолеть как можно большее расстояние под покровом ночи, наслаждаясь её прохладой. Воду мы экономим и идём дальше, переговариваясь. Подставляем лицо лунному свету и, поднимая ногами песок, заворожённо разглядываем переливающееся над головой небо, которое меняет оттенки от чёрного к синему, затем к фиолетовому и обратно.

Мы делаем только один привал, а перед самым рассветом останавливаемся на небольшой ночлег. Нам опять везёт найти несколько больших камней, которые дают тень, исчезающую к полудню. Там мы и спим, пока солнце не поднимается высоко и не начинает немилосердно обжигать наши лица. А потом, собрав вещи и накинув на головы капюшоны, мы двигаемся дальше.

Иногда путь по покатым песчаным холмам кажется лёгким, но чаще всего приходится перебираться с одного высокого бархана на другой, оставляя за собой цепочку следов. Несколько часов подряд мы идём по самому верху барханной гряды, которая виляет из стороны в сторону, и одежда вновь вся намокает от пота. Теперь у нас есть ориентиры, но запасы почти закончились. Шаги постепенно становятся уже не такими быстрыми и уверенными, а дыхание – тяжёлым и загнанным, но мы двигаемся, зная, что только в этом заключается спасение. Когда пустыня вновь окрашивается в оранжевые предзакатные цвета, мы решаем передохнуть. Столбы всё так же очень далеко, но выглядят уже гораздо более высокими, доказывая, что мы на правильном пути.

– Мы здесь недолго, но кажется, словно я уже месяц не видел других людей, – Дарен устало опускается на невысокий камень, кидая свою сумку рядом.

Это первые слова, которые друг произносит за последние часы. Он задумчиво потирает подбородок, где уже появилась приличная щетина.

– Время здесь как будто замерло, – хрипло соглашаюсь я и морщусь, когда облизываю пересохшие губы. – Я даже не уверена, что заметила хотя бы одну птицу или другую живность.

В отличие от приятеля я сажусь прямо на песок и устало опускаю голову, закрывая глаза. Так мы и молчим, отдыхая. Сегодня закат другой: поднятый где-то вдалеке ветром в воздух пыльный шлейф скрывает голубизну неба. Горячее солнце опускается к горизонту, словно в дымке, а в мире будто не осталось других цветов помимо жёлтого, оранжевого и красного. Когда дневное светило наполовину скрывается из виду, Дарен снова начинает говорить:

– Мама рассказывала мне легенды об этом месте. О карликовых лисах с большими ушами, чей бежевый мех позволяет им сливаться с пустыней. О демонах, чьи руки вылезают из-под песка и утягивают тех, кто желает причинить вред потомкам Илоса. О тёмных джиннах, которые в ночи появляются в виде чёрных вихрей над барханами, как маленькие ураганы под луной. Мама рассказывала мне сказки, что они высасывают души, если ты заснёшь на их территории. Однако если удастся сбросить насланный ими морок и ухватить вихрь, то джинн должен будет выполнить одно желание. Она также говорила о легендарном единороге, у которого рог с сорока двумя полостями, и когда ветер проходит сквозь эти полости, то раздаётся прекраснейший звук.

Я не двигаюсь, но слушаю очень внимательно. Отчего-то все его слова тёплыми отголосками эха отдаются у меня в душе. Как будто я всё это знаю и уже слышала раньше. Эти истории вертятся у меня в голове размытыми картинками с набором нужных слов, но я не могу их ухватить, чтобы полностью вспомнить. Они ускользают, утекают сквозь пальцы подобно дыму от благовоний, который пытаешься поймать в кулак. А когда Дарен замолкает, растворяются и образы, как фигуры из песка рассыпаются под сильным ветром, словно ничего и не было.

– А ещё она говорила, что нет ничего опаснее для путника в пустыне, чем мираж, – добавляет Дарен.

– Видения?

– Да, – он смотрит на меня, а я так же внимательно разглядываю его.

Кахари замирает на какое-то время. В его глазах вдруг мелькает то же странное выражение, которое я уже замечала, когда мы переодевались на постоялом дворе в Теяле. Смутившись, я поднимаю руку, чтобы поправить причёску. Пучок на голове уже совсем растрепался, а выбившиеся пряди, что раньше липли к коже из-за пота, слиплись и повисли сосульками. В волосах полно песка, который нанесло ветром. Парень, повторяя моё движение, запускает руку в шевелюру и обнаруживает то же самое. Мы оба мотаем головами, вытряхивая песчинки. Вспомнив тему разговора, Дарен продолжает, лишний раз напоминая об опасности миража:

– Главное – не сбиваться с пути, даже если будет казаться, что мы видим город или воду. Мы не должны сворачивать.

Я киваю, соглашаясь с его словами, а в глубине души надеюсь, что мы не попадём в ситуацию, когда жажда станет настолько сильной, что мираж сможет нас обмануть.

Мы перекусываем, запивая еду небольшим количеством воды, чтобы хоть немного оставить на завтра. Даже неприятный тёплый привкус питья уже не беспокоит, ведь завтра не будет и этого. Я распускаю влажные от пота волосы и расчёсываю их пальцами, при этом морщусь всякий раз, когда натыкаюсь на колтун, и с тоской вспоминаю о купальнях в Теяле. Как же приятно быть чистым!

Кожа на лице сухая от постоянного солнца и шелушится на щеках. Песок находится везде, где только можно: в обуви, на теле, в волосах, во рту и даже в еде. Сейчас я бы не отказалась поймать джинна и загадать желание. Озираюсь по сторонам, проверяя, не обнаружится ли он случайно поблизости? Но, не заметив ничего, кроме камней и обычного песка, поднятого в воздух слабым ветром, тяжело вздыхаю.