Лия Арден - Золото в тёмной ночи [litres]

– Оставь их, Ойро! – В ореховых глазах друга не было даже искры обычного веселья. Когда он стал таким серьёзным? Когда он улыбался мне в последний раз? – Мы найдём другой способ.

– Нет другого способа.

– Прекрати себя мучить! Я… я не могу… не могу больше смотреть на это, – в его голосе звучали сожаление и печаль.

Мой Дарен, который никогда не мог смотреть, как страдает кто-то другой. Всегда выступающий вперёд, закрывая меня собой. Я невольно улыбнулась этой мысли и, подавив страх, коснулась его руки, избегая металла на запястьях.

– Завтра. В последний раз. Я попробую в последний раз.

– Обещаешь? – он немного расслабился.

– Я обещаю, – я выдавила улыбку, в душе надеясь, что мне не придётся нарушать слово.

И вот наступает следующая ночь. Сегодня она особенно холодная. Мы дожидаемся окончания ужина и момента, когда большинство Смотрителей уснёт. Я недолго наблюдаю, как изо рта вырываются едва заметные облачка пара. Потом, зажав в зубах кляп, чтобы не разбудить охранников, я хватаюсь за жгуты левой рукой. Я научилась сдерживать боль, но не панику, затопляющую сознание.

Магические оковы не показывают мне образов или видений, но каким-то образом мой разум, как безумный, опять начинает метаться в ужасе, приказывая мне убрать руку и прятаться, прятаться, прятаться. И тогда я вновь дёргаюсь, отрывая ладонь. Кожа не успевает сильно прилипнуть к кандалам, но всё равно покрывается рваными ранами, а боль пульсирует аж до локтя. Я не слушаю просьбы Дарена прекратить и сразу обхватываю жгуты на запястьях исарийки другой, правой рукой. Я приказываю себе злиться, злиться на эту тюремную повозку, на Смотрителей, на судьбу, обрёкшую моего друга, на свою утерянную память, на боль, которую мне смеет причинять бесполезный кусок металла, стоящий между нами и свободой. Я скалюсь на тени у себя в голове, накатывающие отвратительным гниющим запахом. И в этот раз я не отдёргиваю руку сразу, а, напротив, сжимаю пальцы крепче и что есть сил тяну мерзкие колодки на себя, пока меня не начинает тошнить от жгучей боли. Я словно безумная упираюсь ногой в стену и обхватываю жгуты уже двумя ладонями, со стоном вкладываю всю волю для последнего рывка. Мальта сидит спокойно, а я напрягаюсь, будто пытаюсь сдвинуть целую гору.

И в этот момент мои руки чернеют.

Из груди вырывается вздох облегчения от ощущения, будто на горячий от лихорадки лоб положили прохладную тряпицу.

Боль. Безумие. Оцепенение. Всё уходит. Исчезает, как жуткий сон после пробуждения, когда остаётся лишь память об испытанном страхе. Жгуты меня больше не держат, они затихают будто… в испуге. Я дёргаю их, и металл сразу же поддаётся, отцепляясь от рук исарийки. Я тотчас с отвращением швыряю оковы в дальний угол, словно гадюку.

Мальта, потирая запястья, внимательно смотрит на меня, как на человека, которого видит впервые, но пытается отыскать что-то знакомое. На её лице застывают эмоции, которые я не могу распознать. Я не успеваю придать этому значение, как старуха трясёт головой, и этот взгляд моментально исчезает.

– Что ж, теперь освободим тебя, парень, – она присаживается рядом с Дареном.

Мальта обхватывает кандалы рукой. Я вся напрягаюсь, ожидая, что исарийка закричит от боли, которую чувствовала я, или что у неё ничего не получится. Но буквально через секунды металл, обмякнув, сползает с запястий кахари, и жгуты повисают в ладони Мальты.

– Смотрителям наверняка не понравится, если они увидят нас с утра без этой мерзости. Но я сумею разбить вакуум с помощью своего воздуха, лишая их силы, – исарийка крепко сжимает оковы, словно они могут превратиться в змею и уползти куда-то. – То есть нам придётся надеть их обратно, но затем легко снимем.

Я шумно выдыхаю и опускаюсь на пол, с облегчением понимая, что мне не придётся больше сражаться с магическими путами. Дарен согласно кивает Мальте и садится напротив, берёт мои руки в свои и осматривает со всех сторон. После того как моя сила вырвалась, а чернота схлынула, все раны затягиваются почти целиком, быстрее, чем обычно. Я едва не задыхаюсь, когда друг проводит пальцем по моей новой, пока ещё чувствительной коже ладони.

Проклятье, это прикосновение… Кахари вскидывает голову, и какое-то время я вижу его светящиеся в скудном свете глаза сквозь спадающую чёлку. Притяжение между нами усиливается, и я непроизвольно подаюсь всем телом ближе к нему. Дарен замечает это движение и кладёт одну ладонь мне на бедро, обжигая теплом сквозь тонкие штаны. Я наблюдаю за тем, как медленно губы парня растягиваются в хитрой улыбке, придавая лицу неотразимо обаятельное выражение.

– Ты молодец, Ойро, но теперь по плану дело за мной, – шепчет он и исчезает.

Холод, который я чувствую теперь на бедре там, где только что была его рука, отрезвляет. Недовольно фыркаю, ругая себя за глупость. Мальта хрипло смеётся, поглядывая на меня из угла, где возится со жгутами.

– А парень-то не промах, – поддевает она.

Дарен возвращается через час. Благодаря способности перемещаться он успевает разведать местность, так как без знания окружающей территории перенести нас в правильное место друг не сможет. По возвращении он рассказывает, что вокруг слишком открытая местность, и сегодняшняя ночь – не лучшее время для побега. Поэтому мы ждём. До границы Каидана остаётся всего четыре дня, а значит, у нас есть четыре дня для того, чтобы выбраться. Мальта обезвреживает жгуты и проверяет оба на Дарене, тот с лёгкостью сам надевает их и снимает. В оковах не осталось никакой силы, теперь это просто металлические нити.

На следующий день Смотрители кажутся более воодушевлёнными. Чаще смеются, громче переговариваются за едой, подшучивают друг над другом, когда капитан не замечает, а на нас обращают внимание всё реже. Наверное, им не терпится скорее вернуться домой. И это злит меня ещё больше, потому что я сама почти добралась до родного края, пока каиданцы не закинули нас в эту чёртову повозку и не увезли так далеко, где я никогда не бывала.

Однако их беззаботность нам скорее на руку, теперь они больше болтают и веселятся. Если раньше солдаты молчали, то теперь держат рот на замке, лишь пока старшие по званию находятся рядом, а в остальное время близость Каидана делает их беспечными. Смотрители всё чаще забывают о том, что мы можем услышать их разговоры. Вот и сейчас, во время обеда, мы втроём сидим на холодной земле, следя за тем, как Лука несёт нам мясное рагу с овощами и пару раз едва не спотыкается, пытаясь удержать три миски одновременно.

– Завтра нам отрубят головы? – саркастично спрашивает Дарен у каиданца.

Тот теряется, не найдясь с ответом.

– Рагу… с чего вдруг вы тратите на нас мясо? – поясняю я.