Клэр Легран - Дитя ярости [litres]

– Мама сказала… – шептала Линнет снова и снова. – Мама сказала: « Тсс» . Она просила нас сидеть тихо.

Элиана не могла двигаться, не могла дышать, чувствуя на груди вес маленького тельца, которое было там явно лишним. Ей хотелось отшвырнуть девочку, а затем выхватить тетрадку Хоба у него из рук и бросить в огонь.

Это чувство поглотит тебя.

Стараясь размеренно и неглубоко спокойно дышать через нос, она с трудом подавила панику, подступающую к горлу.

Она пыталась не думать о Реми, который, возможно, боролся сейчас с собственными кошмарами на коврике в своей каморке. Ему еще ни разу в жизни не приходилось спать вне дома.

Только не думай о погибшем отце, без вести пропавшей матери, о том, как нежно они смотрели друг на друга, пока война не разлучила их навсегда.

Не думай о Харкане, о его теплой постели, о его привычном запахе, дарящем уют и спокойствие.

Нельзя думать о таких вещах, думать о заплаканных детишках с их трагическими историями – особенно если ты хладнокровная убийца.

Я – Ужас Орлина.

– А что произошло потом? – спросила Элиана. Голос ее прозвучал хрипло и взволнованно, а отнюдь не безразлично, как ей хотелось бы, и она ненавидела себя за это. Ей следовало покинуть комнату, прежде чем сострадание сожрет ее живьем.

Я не дам этому чувству поглотить себя.

– Они ворвались в комнату, – прошептала Линнет. – На их груди были крылья. Это знак Империи. – Она повернулась и уткнула лицо в шею Элианы. – Ты это знаешь?

– Да. – Воротник Элианы стал влажным под подбородком девочки. Невыносимый жар пламени лизал ей спину. Как там звучит старая молитва святой Марзаны, повелевающей огнем? Реми наверняка может прочесть ее наизусть. – Я это знаю.

Ах, да – она вспомнила молитву: Гори ровно и ярко, неси в мир истину и чистоту .

Она смотрела через комнату на Хоба и Патрика, надеясь, что ее немигающий, полный ярости взгляд заставит их корчиться в муках.

– Они схватили маму за волосы, – прошептала Линнет, – и потащили в заднюю комнату. Она так громко кричала, что я чуть не оглохла, а Уилл – он уже большой – набросился на плохих дядек в ярости. Он шипел и орал, а потом посмотрел на меня и…

Девочка замолчала. Она крепко прижала лицо к шее Элианы, все ее маленькое тельце содрогалось.

– Он приказал тебе бежать, – закончила Элиана за нее. – Он дал тебе время скрыться.

Потом она оторвала девочку от груди и опустила на пол. Патрик немедленно подскочил к ней с брошенной куклой, тихо шепча ей нежные слова.

Элиана пробралась мимо них и направилась к столу, за которым сидел Хоб. Ярость раздирала ее на части, подобная ударам хлыста.

– Зачем ты это сделал? – Она головой указала на Линнет, которая теперь лежала, как в люльке, в руках Патрика. – Зачем ты заставил ее пережить это снова?

Хоб невозмутимо смотрел на нее.

– Она сама хотела, чтобы я записал ее историю, чтобы она ее не забыла.

– И сколько у тебя уже подобных историй?

– Одна тысяча триста двадцать пять. Я исписал двенадцать тетрадей. Через нас проходит много людей, и у каждого своя история. Некоторые из них хотят, чтобы я их записал. Другие сами записывают их для меня. – Хоб глубоко вздохнул. – Думаю, что кому-то надо знать обо всем этом. О тех несчастьях, через которые прошли все эти люди. Даже если это будем знать только мы с Патриком.

Элиана с презрением смотрела на потрепанные страницы тетради.

– Пустая трата времени, – почти выплюнула она, – писать истории о живых мертвецах.

Выходя из комнаты, она услышала, как Линнет окликнула ее:

– Мама?

Элиана выбежала в тесный темный коридор, завернула за угол и прислонилась к стене. Сердце ее бешено колотилось, руки тряслись. Они сжала кулаки и сунула их в карманы, крепко прикусив язык.

Все это было ошибкой – не стоило покидать Орлин, заключать сделку с Саймоном, тащить с собой Реми. Безумный, неосмотрительный поступок.

Обнаружив, что мать исчезла из своей постели, надо было сразу бежать к лорду Аркелиону и просить его помочь вернуть ее домой.

Я не позволю этому чувству поглотить меня.

Она верой и правдой служила Империи многие годы, не так ли?

Я не позволю поглотить себя…

Может быть, этого будет достаточно, чтобы они приняли ее назад – достаточно той информации, которую она уже собрала и карты Королевской пещеры, которая теперь была запечатлена в ее памяти.

– Кажется, у Ужаса Орлина все-таки есть сердце, – произнес Саймон, появившийся из-за угла так бесшумно, что она невольно вздрогнула.

Элиана заставила себя издать тихий смешок, пытаясь быстро сообразить, что делать. У него не должно возникнуть никаких подозрений, или он пристрелит ее на месте.

– А что, это так сложно представить?

Саймон легко прикоснулся к ее локтю, и нежность этого прикосновения поразила ее. Тепло его тела, согретого огнем, слилось с ее собственным жаром.

– Пойдем, – почти шепотом произнес он. – Я отведу тебя в твою комнату.

Они шли молча, и, когда подошли к двери, Элиана умудрилась выжать достаточно слез из своих глаз. Она повернула к нему лицо, надеясь, что он их заметит.

Мать всегда говорила, что ее красота может облегчить ее работу в качестве наемницы Империи, а может и принести вред.

На сей раз ее привлекательная внешность сработала ей на руку. Она заметила, как изменилось его лицо – почти незаметно, но от нее это не ускользнуло. В его взгляде были нежность и желание.

Ее захлестнула волна злорадного торжества.

Прощай, Волк. Пусть смерть найдет тебя в момент твоей величайшей радости.

– Реми всегда говорит, что для меня еще не все потеряно, даже после всего, что я сделала, – тихо сказала она, постаравшись добавить в интонацию нотку отчаяния. – Не думаю, что он прав. – Она рассмеялась, на глазах ее блестели слезы.

Саймон переступил с ноги на ногу с неуверенным видом, а потом обхватил ее лицо своей большой загрубевшей ладонью. Его прикосновение было таким нежным, что в груди Элианы что-то защемило, несмотря на ее твердое намерение убить его.

– Такие люди, как мы, сражаются не ради новой жизни только для себя, – произнес он тихо. – Мы сражаемся ради надежды на новую жизнь для всех.

Затем он приоткрыл дверь в ее каморку и отошел в сторону.

– Спокойной ночи, Элиана, – произнес он и, бесшумно проскользнув мимо нее, растворился в темноте.

Элиана вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Когда она оказалась внутри, выражение ее лица стало каменным, впрочем, как и сердце.

Она смахнула слезы с глаз и осторожно потрясла Реми за плечо.

– Реми, немедленно просыпайся.

Он повернулся и проворчал:

– Эл, ну что еще?

– Тихо. Вылезай из кровати и надевай сапоги.

– Зачем?