Гейл Карсон Ливайн - Зачарованная Эви [litres]

– Огры ощущают настроение человека.

Удивление, неловкость. Он перестал есть.

– На этом основано наше умение убеждать.

Отрезать. Вилку ко рту. Прожевать. Проглотить.

– Мы чувствуем чужой страх: как правило, люди пугаются, видя нас. Чтобы они не убежали, мы при помощи голоса делаем толще оболочку вокруг страха. Тогда для жертвы страх отступает на второй план и почти не ощущается. – Все-таки огры – это потрясающе. – Мы громоздим поверх приятные чувства. Я говорила с вами о цветах, и это вас успокоило.

Он отвлекся. Ему пришло в голову что-то поинтереснее огров!

– Я знаю, что вас что-то печалит и от этого вы раздражительны.

Это заставило его вспомнить обо мне.

– Я ни на кого не повышаю голоса, – принялся оправдываться он.

Разве что на меня совсем недавно.

– Вы умеете укрощать гнев.

Я тоже пытаюсь.

– Ты и это знаешь? – Он посмотрел мне прямо в глаза.

– Вы несчастливы, но не хотите, чтобы другие от этого страдали.

– Ты читаешь мысли?

Я отрезала от полоски сушеного мяса кусок такой длины, чтобы он весь поместился у меня во рту.

– Только чувства. Остальное – догадки. – Я решила сменить тему, чтобы выгадать время на размышления. – Вы давали своему человеку овечье молоко с имбирем, как я велела?

– Да, и он уже потолстел на несколько фунтов.

Его мысли снова где-то витали.

Я подумала о глистах. Когда у человека глисты, его ничем не отвлечь от грызущей боли в животе. Целитель может выманить этих тварей наружу сладкой смесью из меда и свеклы с шафраном. Мне случалось так делать.

Тайна хозяина напомнила мне глиста, который грызет и травит его изнутри. Может, медовый голос огра поможет выманить его и глист поговорит со мной.

Я добавила патоки в слова:

– Мы с матерью всегда стараемся первыми заметить цветы лилейного ушка. Мы считаем, что только после этого весна начинается по-настоящему.

Взгляд у хозяина потеплел. Его печаль и злость обволокло толстой оболочкой.

– Я начинаю высматривать их еще в феврале. У нас тут три колонии.

Я кивнула и сделала оболочку еще толще.

– Когда увидишь лилейное ушко, потом уже и холод не страшен.

Он взял ложку овсянки.

– Чудесный цветок – одновременно и нежный, и стойкий.

Я проверила, хорошо ли получается зЭЭн: взяла рукой кусок мяса и сжевала без ножа и вилки. Хозяин, похоже, ничего не заметил.

– Приятно вспомнить о лилиях в это время года.

– В Дженне мы называем этот цветок скромницей. – Это я приврала, но цветки и правда прячутся под листьями. – Понятно почему. – Голос у меня прямо сочился сиропом. – Если бы мы не искали лилейные ушки, в жизни было бы меньше радости.

– Согласен.

Попался!

– Вы знаете мою тайну. Было бы честно, если бы вы поведали мне свою.

– И верно. – Он положил ложку. – Мой внук Джеррольд – сын короля.

Король Имберт – вдовец, и у него нет сыновей. Кто сядет на трон после его смерти, неизвестно.

– Сын короля, – повторил хозяин. Подлинная радость была даже сильнее удовольствия, которое я ему назЭЭнила. – Сейчас он при дворе, но собирается навестить меня. Должно быть, уже в пути. Я ожидаю его послезавтра.

– Ясно.

Ничего мне не ясно.

– Джеррольд не знает правды о своем рождении, король – тоже. Вот моя тайна, которую я поклялся никому не выдавать. – От ужаса чары зЭЭна мигом развеялись. – Что я наделал?!

Я могла бы снова успокоить его, но надолго зЭЭна не хватит. Что же сказать?

– Ну… – Я заговорила обычным сиплым огрским голосом. – Ну… Вы ведь не обещали хранить тайну от огров?

Такого он не ожидал. Миг – и он засмеялся.

– Ависа презирала бы меня за то, что я предал ее, но мне стало легче.

Королева Ависа была его дочерью?

– Позвольте спросить, отчего она умерла?

Она покинула двор через три года после свадьбы. Похоронили ее как полагается, по-королевски, и я об этом знала, но меня тогда еще на свете не было.

– Ты не знаешь? В газетах же писали. – Печаль вернулась к нему. – Упала с лошади. Погибла на месте.

Ой!

– Соболезную.

Пришла госпожа Дозия забрать тарелки. Я вцепилась в свою: на ней еще осталось три полоски сушеного мяса. К счастью для меня, хозяин знаком велел Дозии уйти.

– Сказав «А», надо сказать и «Б». – Он поднялся и отошел к камину. Встал спиной к огню, лицом – ко мне и продолжил рассказ.

Я сделала над собой усилие, чтобы не есть, а слушать.

Хозяин поведал, что принадлежит к старинному знатному роду. Его дочь была достойной невестой для короля.

– Правда, меня тревожило, что слишком уж они похожи: оба упорные, своевольные, настойчивые, пылкие. Ависе больше подошел бы кто-нибудь смирного нрава, но они полюбили друг друга и три года жили счастливо и весело.

Их счастье омрачилось, по словам хозяина, когда королева заметила, что с ней никогда не советуются по государственным делам. Она пожелала получить право голоса, а затем потребовала себе место в Королевском совете.

Я представила, как чувствовала бы себя, если бы вышла замуж за знаменитого целителя, а он взял и запретил мне лечить. Вряд ли я смогла бы надолго сохранить любовь к нему.

– Имберт – король, он волен править, как ему угодно, – говорил между тем хозяин, – но Ависа была умна. К ее мнению стоило прислушаться. Я понимал ее, но и его тоже. Вероятно, он хотел, чтобы она оставалась единственным человеком, при ком он мог не думать о государственных делах.

Раздоры в королевском семействе полыхали целый месяц, а затем королева вернулась в имение отца.

От досады хозяин даже повысил голос, будто все это случилось на прошлой неделе.

– Ну почему никто не захотел хоть немного уступить?!

Разрыв произошел за два года до моего рождения. Для меня все это было достоянием киррийской истории.

– Мы тогда жили между Бастом и Фреллом.

Из поместья в королевский дворец и обратно сновали гонцы: скандал продолжался.

– Она все твердила: «Если он хотел себе глупую королеву, пусть бы женился на ком-нибудь другом!» – Хозяин криво ухмыльнулся. – У меня голова трещала.

Тут он помрачнел и продолжил рассказ. Когда королева Ависа обнаружила, что беременна, то решила не сообщать об этом королю. «Теперь он тем более не пустит меня в Совет», – говорила она.

Мне стало неловко выслушивать секреты своего короля и покойной королевы.

– Перед самым рождением Джерро она вытянула из меня обещание не извещать короля, если она умрет в родах, и не рассказывать ему о ребенке, если он останется в живых, а она – нет. Говорила, что хочет, чтобы ребенок рос подальше от отцовского влияния.

Однако и мать, и ребенок выжили, а потом, через год, она погибла.

А хозяин пообещал скрывать ее смерть, только если она умрет в родах.