Гейл Карсон Ливайн - Зачарованная Эви [litres]

Какой хитрец этот сэр Питер. Не будет никакого похода. Теперь под видом полной покорности королевской воле он будет изобретать предлог за предлогом, чтобы добиться отсрочки.

– Но обучение начнется прямо сейчас. – Король помолчал. – Точно! Мы научим тебя всем боевым искусствам. Будешь смотреть и учиться, мальчик мой, а потом и сам примешь участие в поединках. С огром. Впрочем, оружия мы ей не дадим. Мое сердце не выдержит этого зрелища.

Почему он не обращается прямо ко мне?!

Нет, все-таки обратился:

– Вы будете сражаться на кулаках. Это ведь основной вид борьбы у огров?

– Прошу прощения, сир, это не так.

– Не так? Я думал, у вас, зверей, так принято.

У зверей.

– Это борьба без правил, в ней есть не только кулачный бой, но и захваты. Еще мы кусаемся и царапаемся. – Придется сказать все без утайки, правда, наверняка все и так знают. – Наши царапины и укусы ядовиты.

– Гм. Тогда вам придется драться так, чтобы никого не поранить.

– Да, ваше величество.

Но смогу ли я? Или ярость возьмет верх надо мной?

Вернулись слуги и принесли каждому по тарелке сладостей. Мне опять подали замаскированное мясо. Вскоре прием закончился. Я рада была вернуться к свиньям. Мои бедолаги-стражники провели ночь на часах у дверей хлева.

Закончился четвертый из оставшихся мне дней.

Нужен план. Зря я столько тянула. Скоро терпению Фрелла настанет конец.

Есть только одно место, где меня сочтут своей. Я приняла решение. Когда надежды у меня не останется, я признаю поражение и уйду. Все равно я не сумела ни помочь леди Элеоноре, ни разоблачить сэра Питера. Вот и дальше, что бы я ни делала, у меня ничего не получится.

Если король позволит – а он позволит, лишь бы избавиться от меня, – вернусь в усадьбу с хризантемами, где мне доверяют, где я смогу лечить людей. Буду утешаться этим. И еще ко мне приедет мама, а иногда меня будет навещать мой любимый Чижик, с женой или без, если захочет, конечно. Я буду держаться молодцом и ничем не выдам своего отчаяния.

На следующий день на кухню к Дубу пришел Чижик. И, как всегда несмело, топтался возле стоявших у дверей стражников. От него у меня бежали мурашки даже на таком расстоянии.

– Господин Чижик! – Дуб провел его к своему столу. – Садитесь! Вот и овсянка поспела. Я добавил туда овечьего молока с имбирем. То, что надо!

Чижик сел, но от еды отказался.

– Эви, вчерашний ужин не пошел мне на пользу.

Я молча смешала немножко полыни, виноватника и имбиря и заварила чай. Когда он настоялся, я пододвинула чашку к Чижику через стол, стараясь держаться от него подальше, а то как бы пар из ушей не пошел.

Чижик все выпил.

– Эви, я тоже вызвался участвовать в состязаниях, и король согласился.

– Ты можешь пораниться! И пораню тебя я!

Он пожал плечами.

Сэр Питер тоже может его ранить.

– Зачем тебе участвовать?

Он не приспособлен для подобных занятий.

– Ну ты же будешь. Вдруг тебе понадобится… Не знаю что. Что-нибудь. Дуб вон тоже считает, что сэр Питер – подлец. Еще решит подстроить тебе какую-нибудь гадость.

– Я сказал ему, госпожа Огр, что на сэре Питере клейма негде ставить, – подхватил Дуб.

– Эви, если я тоже буду упражняться, то всегда буду рядом.

Раненый или убитый.

– Не вздумай!

– Придется. – Чижик поднялся. – Мне уже лучше.

Он расплатился со мной, поклонился и ушел – то ли помогать нуждающимся гражданам Фрелла, то ли ухаживать за своей подружкой.

Без него кухня сразу опустела.

На следующее утро, двадцатого ноября, мне до превращения в огра навсегда осталось только сегодня, завтра и послезавтра до четырех часов дня. Вскоре после того, как я пришла в аптеку, в кухню ворвалась заплаканная леди Элеонора и принялась усердно толочь травы в ступке. Только вот положила в ступку что попало.

– Этот сбор вылечит насморк и поможет отрастить усы, – заметила я.

Леди Элеонора даже не улыбнулась – только помотала головой и покосилась на Дуба, двух его помощниц, лакея, прилежно мывшего плиточный пол, и стражников. Я предложила ей пройтись и захватила с собой одеяло, которое держала под рукой на случай, если у меня будут еще больные. Мы вышли из кухни в коридор, и стражники потянулись следом.

– Господа, – ласково обратилась к ним леди Элеонора. – Надеюсь, вы не намерены подслушивать нашу личную беседу.

И стремительно зашагала прочь. Стражники двинулись за нами, но на почтительном расстоянии.

Денек выдался прекрасный – полный противоречий: уже холодно, но солнце пригревает так, словно зима никогда не наступит. Леди Элеонора провела меня к низкой стене, огораживавшей ров вокруг дворца, – подальше от подъемного моста, чтобы нам никто не помешал. Как будто кому-то захочется оказаться поблизости от известной пожирательницы трупов.

Мы стояли рядом и смотрели на стеклянную поверхность подернутой льдом воды. Стражники были далеко, и я ощущала, что чувствует леди Элеонора – в основном стыд.

– Вам нужен хороший плащ, – проговорила она.

Пожалуй.

– Я собираюсь с духом. У меня просьба. – Грудь ее вздымалась. – Сделайте мне приворотное зелье. Умоляю, дайте мне…

Она что, узнала, что он ее не любит?

– Для сэра Питера?

– Для меня. Я была счастлива, пока любила его. И если есть зелье, которое заставит меня снова восхищаться им, сделайте мне такое, если можно.

– Приворотное зелье отупляет, а вам нужен острый ум. К тому же оно действует только временно, поэтому придется пить его постоянно.

– Я и так тупая, раз полюбила его, – проговорила леди Элеонора, обращаясь к воде во рву. – Вряд ли я поглупею еще сильнее.

– Что случилось?

Тут ее словно прорвало. На меня она не смотрела.

– Питер остался после ужина – думаю, потому, что так хотели мои милые родители. Госпожа Эви, я в жизни не была счастливее. И не обратила внимания на дар Люсинды. С чего мне нарушать обещание, благодаря которому я буду счастлива до гроба?

Чтоб ей пусто было, этой фее!

– Матушка с отцом оставили нас наедине в голубой гостиной. Когда дверь закрылась, я бросилась сэру Питеру на шею.

Которую мне хотелось свернуть.

– А он отстранил меня и подошел к окну. И вот его слова в точности: «Душа моя, проявления нежных чувств – это только на людях. А когда мы одни, я предпочитаю, чтобы мне не досаждали».

– А вы что сказали?

– Я растерялась. Села. Ломала себе голову, чем же я могла его рассердить или разочаровать. Извинилась. Он спросил, сколько, по мнению моих родителей, нам следует пробыть наедине. Тогда я взмолилась, чтобы он объяснил мне, что я сделала не так.

Я стиснула кулаки.

– А он просто стоял и смотрел в окно. Потом замычал себе под нос гавот, который мы с ним танцевали. И я заплакала. Я была уверена, что он почему-то проникся ко мне презрением, что его любовь обернулась ненавистью, что я сделала что-то ужасное. Знать бы, в чем я провинилась, и тогда можно было бы все исправить. Наконец я выговорила: «Ты меня больше не любишь?» А он сухо ответил: «Как любил, так и люблю, душа моя». На миг мне стало легче, а потом я все поняла. Вот оно, его обещание, которое из-за феи он теперь не нарушит: он будет любить меня так же, как и раньше. «Ты никогда не любил меня!» – проквакала я, будто лягушка. «Любить – не в моем характере», – ответил этот негодяй.