Ричард Морган - Темные ущелья [litres]

Рингил издает единственный резкий возглас ликования. Почти выкашливает его из горла, а потом берет меч обеими руками и протягивает Рисгиллен, словно подношение. Она теперь поднимается как нечто военное, как шипящая гибкая рептилия из касты воинов, загнанная в ловушку. Озаренный синим светом меч плетет узор, но в нем нет ни убежденности, ни силы, а она пытается призвать что-то… нечто…

Икинри’ска прыгает вперед и рвет это на части, не дав ему обрести форму.

Он дрожит от отдачи. Хьил был прав: магия глифов больше не в нем – она и есть он: она надела его как кольчугу. Теперь невозможно определить, где заканчивается она и начинается он сам.

– Ты это чувствуешь, Рисгиллен? – кричит он ей в лицо. – Ты чувствуешь, как мало осталось страниц?

Остальные двенды кидаются к ней с флангов – возможно, это почетный караул, ему не суждено узнать, – и Рингил замечает секиру и поднятый щит слева от себя, а справа – длинный меч, опустившийся словно коса, а потом он кидается в битву, растворяется в ней, и в голове у него раздается высокий тонкий бесконечный звук: то ли песня Друга Воронов, то ли его собственный боевой крик. Кириатская сталь встречает двендскую мерцая, двигаясь со скоростью, невозможной для любого клинка, выкованного людьми, – она отбивает длинный меч, возвращается навстречу секире. Икинри’ска пробуждает к жизни траву, опутывает ею ноги пошатнувшегося двенды, хватает осколки разбитого мегалита за спиной Рингила и рассыпает их по воздуху, словно горизонтальный град. Друг Воронов, сцепившись с древком секиры, тащит ее вниз. Пинок в незащищенное колено, щит делается бесполезным, меч отыскивает бедро и впивается, протыкая двендскую броню и плоть с одинаковой легкостью. Двенда падает, разинув рот в крике, и Гил успевает разрубить бледное лицо, прежде чем резко повернуться, швыряя гранитные осколки противникам в глаза, извивающейся, хлещущей травой подставляя им подножки, почти не нуждаясь в том, чтобы отвечать на удары – двенды слишком заняты попытками отбить атаку икинри’ска с помощью собственных глифов и заклинаний…

Он вышагивает среди них, увенчанный шипастой железной короной.

Хватает и пинает, сбивая с ног, рубит и калечит, когда в их защите появляются бреши и ужас берет свое. Темный Король вернулся, о да – кровавая баня развернулась не хуже, чем в Виселичном Проломе, и он сомневается, он весьма, мать вашу, сомневается , что Корморион справился бы лучше, случись ему освободиться и попытаться. Это кровавая баня, и она…

…Закончилась.

Семь двенд – Рингил сразил их за время, которое потребовалось бы на то, чтобы глубоко вдохнуть и выдохнуть по разу на каждого противника. Вот они лежат, искалеченные, выпотрошенные и вопящие, на траве, внутри Корморионовского круга из стоящих камней. От вони пролитой крови щиплет в носу – он готов поклясться, что почти ощущает ее на языке. Круг принадлежит Гилу, он чувствует, как воздух трепещет, подвластный ему. Это броня, в которую он облачен, пространство, которым он владеет, пространство, которое ждало его целую вечность. Он мечется туда-сюда, словно гончий пес, видит среди павших Рисгиллен, которая пытается встать, опираясь на меч. Кажется, у нее рана на ноге, хотя Рингил не помнит, как ее нанес.

Она рычит на него, когда он приближается, и в этом звуке нет ничего человеческого. Он видит, как ее пальцы удлиняются, превращаясь в когти, впиваясь в окровавленную траву, на которой она лежит. Ее челюсти тоже удлиняются, освобождая место для клыков. Он левой рукой чуть-чуть назад сдвигает железную корону, которая слишком опустилась. Готовит Друга Воронов к удару, который рассечет Рисгиллен пополам.

– Вы так и не усвоили гребаный урок, верно? – Странное дело – сквозь шум ветра его голос звучит почти нежно. – Для вашего племени в этом мире больше нет места. Он не желает, чтобы вы возвращались.

– Скажи это тысячам наших приспешников в Трелейне. – Ее клыки искажают, обрезают слова. Она чуть не давится от кусательного рефлекса, потом берет себя в руки. – Скажи это каждой душе, не могущей вынести испепеляющий марш, который твои хозяева из Черного Бедствия навязали человечеству, – каждой душе, втайне жаждущей темноты и дарованного ею сладкого бреда. Ты ничего не понял, смертный… Твои сородичи стоят на коленях и бьют себя в грудь в храмах и святилищах, вы ищете дух внутри… Мы и есть ваша вечная душа, мы, двенды, вечные. – У него на глазах она теряет человеческий облик. У нее раздвоенный почерневший язык, который скользит между зубами, словно улавливая в воздухе его запах. Гилу приходится напрягаться, чтобы уловить смысл в звуках, которые она издает. – Мы – ваша тьма, мы – ваша душа. Мы являлись вам в снах с начала времен; мы приносим вам дар темной радости и спасения. Если мы ваши хозяева, то лишь потому, что вы не можете жить без нас.

– Да? – Он фыркает и призывно взмахивает кириатской сталью. – Это мы еще посмотрим .

Существо, в которое превращается Рисгиллен, издает сквозь зубы дребезжащий звук. Ему требуется мгновение, чтобы понять – это смех.

– Думаешь, убив меня, ты сумеешь остановить нас? Оглянись вокруг, глупец. – Хищной лапой она указывает на двенд, выстроившихся за пределами круга. На кипящую, плотно скованную тьму на вершине холма. – Наши армии ждут лишь прорыва. Когти Солнца ждут, когда их выпустят на волю, клан Талонрич об этом позаботится.

– Сдается мне, у Талонрича сейчас другие заботы.

Едва эти слова вырываются из губ Рингила, он осознает, что так и есть. Понимает, что двенды, сдерживающие Когти, на что-то отвлеклись и теперь охвачены подобием паники. Он криво усмехается. – Мне кажется, дело не только во мне. Что-то еще грядет, Рисгиллен. Разве ты этого не чувствуешь?

И, возможно, именно осознание этой истины заставляет ее наконец оторваться от окровавленной травы и броситься на него, вытянув когти, разинув челюсти, с криком в глотке, с диким вызовом в демонических пылающих раскосых глазах – с вызовом и, кажется, с мольбой.

Он не нуждается в икинри’ска , если только это не она придает ему нечеловеческую быстроту и уравновешенность. Он не нуждается в магии, и даже ненависть ему теперь ни к чему.

Все, что ему нужно, – это сталь. Все, что он есть , – это клинок.

Он слегка наклоняется, уходит от ее прыжка, бьет Другом Воронов снизу вверх, а потом тянет его в сторону. Кириатская сталь впивается в рычащую тварь, что когда-то была Рисгиллен, где-то в области живота, прорезает броню и тело, которое та защищает. Друг Воронов ненадолго застревает, дойдя до хребта, Рингил пыхтит и тянет сильней, клинок вырывается на волю. Двенда распадается, кровь и внутренности летят во все стороны. Две половины падают на землю, он резко поворачивается, держа Друга Воронов в низкой стойке.