Рэна Фишер - Пробуждение [litres]

– Сначала выпей аспирин. Иногда он творит чудеса, – карие глаза смотрят на меня через зеркало, когда я глотаю две таблетки. Кола покалывает на языке.

– Манхэттен, – говорю я. Мой голос эхом отдается в ушах. – Спасибо, – возвращаю пакет обратно.

Поездка занимает почти час.

Когда я выхожу в северной части Центрального парка, уже четверть третьего. Аспирин облегчил головную боль. Но голоса и звуки все еще искажены, и я так устал, что, вероятно, мог бы уснуть стоя, если бы не чертовский холод.

Я не спеша иду в парк. Смеющиеся дети несутся мимо с коньками за плечами. Что теперь? Я устраиваюсь на скамейке. Дыхание вырывается облачками пара. Куртка с капюшоном не очень теплая. Нужно двигаться, если не хочу замерзнуть до смерти. Еще минутку. Просто ненадолго закрыть глаза.

Голоса.

Что-то касается моего лица, с силой давит на левый глаз. Белый свет поражает зрачок, как лезвие. Я моргаю. Тело тяжелое, словно свинец, и дрожит. Воздух, которым приходится дышать, ледяной, но в то же время мне ужасно жарко, и я пытаюсь осознать, как такое возможно.

– Ты меня слышишь? – грубый мужской голос раздается в ухе. Я не глухой.

Но, видимо, плохо вижу. В глазах что-то есть, и я тру руками, пока оно не выходит наружу. Незнакомец хватает меня.

– Посмотри на это, Майк. Лицо белое, просто загримировано, – он хлопает меня по голове, – и надет парик.

Я вижу контур круглого лица. Человеку, который наклоняется ко мне, может быть, за двадцать, он одет в темную куртку с медными пуговицами. В его руке пистолет. Во мне все застывает. Когда он поворачивается в сторону, лучи солнца пробегают по его руке.

На плече нашивка – треугольный герб с золотой каймой. « Департамент полиции» заглавными белыми буквами значится на нем. Я медленно выдыхаю и не двигаюсь.

– Покажи мне свое удостоверение личности, мальчик, – говорит полицейский по имени Майк. Его голос дружелюбнее, чем у коллеги.

Я провожу пальцами по скамейке в поисках рюкзака. Помню, положил куда-то рядом.

Мягкий свет солнца.

Но все же достаточно темно.

Я смотрю под скамейку в конусе света от фонарика Майка.

Пусто!

Ощущаю пот и дрожь.

– Мой рюкзак пропал, – говорю я.

– Там определенно находилось целое состояния, – издевается полицейский с оружием.

Пять тысяч долларов наличными. Однако не думаю, что мне поверят. Майк достает что-то из кармана пиджака. Похоже на блокнот. Он держит фонарик под мышкой.

– Имя? Адрес? Возраст?

Каждое слово – удар. И я не знаю ответов.

Ни одного.

Сердце колотится в груди, как будто хочет разорваться на куски.

Всего лишь кошмар. Ты скоро проснешься.

Но вместо того, чтобы проснуться, я вскакиваю, щупаю одежду, шарю по карманам. Ничего.

– Открой рот!

Никто. Никто не забывает собственное имя. Почему я? Почему это должно было случиться со мной? Что теперь делать? Куда идти?

Пистолет все еще направлен на меня, когда он спрашивает: «Мы везем его в участок?»

– Должно быть, он чего-то наглотался. Думаю, наркотики.

– Или вчера праздновали слишком обильно. Поехали, мальчик.

Он поднимает руку, чтобы дотянуться до меня, и я отхожу назад. И вот что происходит. Воздух передо мной вибрирует, поднимает пыль и камни высоко вверх и обрушивает, как ураган, на людей. Я слышу несколько выстрелов, но все мимо.

Я пригибаюсь и бегу.

– Эмма!

Пижама липнет к коже, когда я просыпаюсь и включаю прикроватную лампу. Слышу шум за дверью и смотрю на будильник. Половина третьего.

Торопливо вытираю слезы с лица, подкрадываюсь босиком к двери и прислоняюсь ухом.

– …следует сказать ей заранее.

– Тогда она может заложить нас после пробуждения. Ты хочешь остаться после уроков?

– А сейчас? Она спит как мертвая, и если мы будем шуметь…

Металл ключа холодный, как мои пальцы. Я поворачиваю его и открываю дверь.

– Что… – начинаю я, но Брэндон и Ян проносятся мимо меня, будто это самая естественная вещь в мире – ночью пробираться в спальню для девочек.

– Какого черта тебе надо? – Я упираю руки в бока.

Брэндон прикрывает дверь и крадется ко мне, как пантера. Я заставляю себя не убегать в ванную и не запираться. Что-то в глазах Яна говорит мне, что устрашающее поведение Брэндона не несет реальной угрозы. Мы смотрим друг на друга в течение нескольких секунд.

– Хотим пригласить тебя на час сказок. Иногда мы, школьники из интерната, встречаемся ночью и рассказываем истории.

Что, простите?

– В половине третьего? С ума сошли?

Ян стоит рядом с ним, обе руки спрятаны в карманах джинсов. Словно Макмиллан допрашивает его у доски.

– Хм… да, так что встречи… очень редки, – он заикается, – и они добровольные. Тебе не нужно… Но было бы лучше, если бы ты…

– В прошлый раз Джаред рассказал нам историю, – грубо прервал Брэндон.

Теперь понимаю.

– Дай угадаю. Он назвался Синей Бородой.

– Верно.

Бедный. Он пытался оправдаться, но они не верили ему.

Вот почему папа отправил Джареда в Германию. Хочу ударить его от гнева.

– И что мне рассказать? – спрашиваю таким холодным голосом, каким только могу.

– О девушке, которая стала вороном и вернулась в качестве сокола, чтобы убить своих братьев, – глаза Брэндона слегка расширяются, и он наклоняется ко мне.

– Ну, чел, – стонет Ян, – ты не можешь хотя бы подождать, пока она не попадет под трибунал? Зачем пугать сейчас?

Трибунал? Становится все лучше и лучше.

– Пугаться? Его? Мечтайте! – Могу только надеяться, что они не заметят дрожи в моем голосе.

В коридорах включено аварийное освещение. Тем не менее я с подозрением смотрю на черную камеру, висящую в конце коридора над дверью.

– Не волнуйся, Шейла разобралась с ней, для нее это детская игра, – шепчет мне Ян. Брэндон идет вперед такими широкими шагами, что я почти перехожу на бег. Шейла на год старше. Гений технологий и математики. По словам Эйдана, ее даром является видеть самые сложные схемы компьютеров. Она владеет всеми распространенными языками программирования и работает над сложными хакерскими программами для взлома кодов безопасности.

Кабинеты биологии и химии Sensus Corvi не относятся к моим любимым классным комнатам. Мне хочется развернуться и пойти назад. Пахнет воском, серой и несвежей водой. Чучела сов и куниц оживают в тусклом свете мерцающих свечей, а копии древних человеческих черепов укоризненно смотрят на меня пустыми глазницами. Шторы подвальных окон закрыты, и около сорока учеников школы-интерната сидят на скамейках, расположенных на разных уровнях. Внизу, перед столом, напротив лавок, стоит единственный стул. Вокруг него свечи стоят полукругом на разной высоте. Без сомнения, это мое место. Ярко освещенное, перед массой судей, скрывающихся в полумраке.