Эми Хармон - О чем знает ветер [litres]

Энн взяла меня за руку, и я, словно под действием волшебных чар, вывел ее на улицу. Я рисковал, абсолютно не готовый к рискам. О чем я только думал? Об одном: вот сейчас Мик увидит Энн, вот сейчас избавит меня от сомнений и подозрений. Я жаждал избавления, ради него всё и затеял. Безумием было устраивать эту встречу. Не представляю, как я решился, не представляю, почему Мику взбрело сорвать признание с алых губ Энн. Поистине я был как в тумане! А ведь я успел изучить Миковы повадки, я знал: от него любой выходки можно ожидать. Он предсказуем в своей непредсказуемости. И всё же Мик снова удивил меня.

Мик спросил Энн, как она ко мне относится. Нет, еще прямее – любит ли она меня. Энн после краткого колебания, которое всегда предшествует откровениям, ответила утвердительно. Заветное слово сорвалось с ее уст, голова моя закружилась. Я чуть не схватил Энн в охапку, не увлек вон из гостиницы – туда, где она не будет опасна для Мика. Туда, где я смогу осыпать ее поцелуями.

Энн зарделась, глаза сверкали, но встретить мой взгляд было выше ее сил. Потрясенная и сбитая с толку не меньше меня, она выказывала обычную реакцию на Майкла Коллинза. Он же, громила этакий, нимало не смутившись, выстроил нас для фотоснимка, а затем пригласил Энн танцевать. До меня донеслось жалобное: «Я не умею, мистер Коллинз!» Мик протест проигнорировал. А я вспомнил, с какой страстью танцевала прежняя Энн. Только услышит музыку – пускается в пляс, да еще Деклана тащит.

Мик, кажется, тоже не особенно поверил в неумение, а на случай, если оно реально, подстраховался – привлек Энн к себе на обширную грудь и повел ее, почти невесомую, в простеньком тустепе. Количество пар и непритязательность мотивчика позволяли Мику не столько кружить Энн, сколько топтаться на одном месте и обнимать ее. Он заговорил с Энн. Он глядел на нее с высоты своего роста, буквально пронзал взглядом – как человек, жаждущий выведать все секреты этой очаровательной хрупкой брюнетки. Вполне понятное желание. Я не слышал слов, но видел, как Энн встряхивает головой, как серьезно и обдуманно отвечает. И лучшее, что я мог в те минуты сделать, – это оставаться в стороне. Ради спасения Мика, Энн, себя самого я врос в стенку. Устроили это знакомство, уважаемый доктор Смит, – извольте терпеть.

Вскоре ко мне протолкался Джо О'Рейли. Вместе мы пошли к столу. Шон МакОэн, которого я совсем недавно (точнее, в июне) как врач посещал в тюрьме Маунтджой, выдвинул для меня стул, а Том Куллен вручил кружку с пивом. Все трое – Джо, Шон и Том – были чрезвычайно оживлены. Расслабились в связи с перемирием, почувствовали: теперь можно дать волю буйному темпераменту. С подпольными сходками, терактами, явками покончено. Никто не подслушает их разговоры, ничто не омрачит праздника. Я радовался за своих друзей. Действительно, когда в последний раз они вот так веселились на свадьбе, не выставив караульных, не опасаясь патруля, рейда, ареста?

Через несколько минут Мик подвел к нашему столику Энн. Она почти упала на стул, схватила мою кружку и, подмигнув, жадно ополовинила.

– Вот, возвращаю ту, которую узурпировал. Пойди потанцуй с ней, Томми, – распорядился Мик.

Взгляд его был тяжел, общий настрой начисто лишен ликования, что выказывали Джо с Шоном и Томом. Эти трое вели себя как люди, сбросившие бремя. Мик ничего не сбросил. Ему предстояло возглавить делегацию для обсуждения условий Договора, априори сомнительного. Кукольный спектакль еще не начался, а Мик – марионетка-прима – уже плечами поводил, словно пресловутые нити мешали ему распрямиться.

Я поднялся и протянул Энн руку. Она не стала отказываться, только извинилась за свое неумение, совсем как давеча перед Миком.

Легкая, она прильнула ко мне; ее кудри касались моей щеки, дыхание щекотало шею. Сам я отлично танцую. Выучился этому искусству отнюдь не из стремления притягивать взгляды. Скорее наоборот. В Ирландии выделяется не хороший, а плохой танцор – я же никогда не стремился выделиться. Я брал уроки танцев просто потому, что иначе было нельзя, впрочем, остальные аспекты моей жизни окрашены той же мотивацией. Вдобавок, если речь идет о национальных ирландских танцах, их исполнение на публике приравнивается к вызову британцам – тоже стимул.

Энн совершенно покорилась мне как партнеру. Неуверенная, она даже дышать старалась со мной в унисон. Я ощущал учащенное сердцебиение; я размяк, увидев, что Энн закусила нижнюю губку. Я дерзнул подушечкой большого пальца высвободить этот лепесток – и был награжден взглядом, какого никогда не дождался бы от прежней Энн. Ни о ее признании, ни о наших чувствах мы не говорили. Не сообщил я и о том, что из Гарва-Глейб исчезло оружие.

Вдруг раздался щелчок. Кто-то вскрикнул, и я инстинктивно заслонил собой Энн. Поодаль, за столиком, засмеялись. Ибо выстрел произвела не винтовка, а бутылка шампанского. Пробка вылетела, пенный напиток полился в бокалы, Дермотт Мёрфи произнес тост за смерть в Ирландии. То, что звучит как проклятие, на самом деле является здравицей. Смерть в Ирландии означает жизнь в Ирландии, а не иммигрантское прозябание на чужбине.

Все закричали: «Ура! Да будет так!» – и потянулись к Дермотту чокаться. Энн вдруг застыла.

– Томас, скорее скажи, какое сегодня число!

– Двадцать шестое августа. Пятница, – отвечал я.

Она принялась рассуждать вполголоса, будто припоминала что-то крайне важное.

– Пятница, 26 августа 1921 года. Отель «Грешэм». Какой-то праздник. Вроде свадьба. Томас, еще раз назови имена новобрачных!

– Дермотт Мёрфи и Шинед МакГоуэн.

– Мёрфи и МакГоуэн! Ну конечно! Томас, немедленно выведи отсюда Майкла Коллинза! Сию минуту!

– Энн…

– Я сказала, живо! Потом придумаем, как остальных эвакуировать.

– Да что происходит?!

– Скажи Майклу, это Торп. Да, вроде так его фамилия. В здании пожар, дверь забаррикадирована. Томас, чего ты ждешь?!

Без дальнейших расспросов я повлёк Энн к столу, за которым сидел Мик – пил, смеялся, балагурил, не поднимая, впрочем, свинцового взгляда.

Я наклонился над ним (Энн нетерпеливо переминалась за моей спиной) и сообщил о поджоге, предположительно, устроенном неким Торпом. Сам я впервые слышал эту фамилию.

Чего не скажешь о Мике. Он вздрогнул при слове «Торп», выражение лица из просто подавленного сделалось страдальческим. У меня поджилки затряслись. В следующую секунду Мик щелкнул пальцами. Подавленности и тоски как не бывало.

– По человеку к каждой двери, живо! – скомандовал Мик. – Наверняка поджигатель еще здесь. Взять его!

Все стаканы и кружки были тотчас подняты, опустошены и грохнуты обратно на стол. Каждый из мужчин пятерней прошелся по собственной шевелюре, словно от внешней опрятности повышалась бдительность. Еще через секунду всех будто ветром сдуло. Остался только Мик – ждать подтверждения. И оно появилось. В нарастающем шуме Гиройд О'Салливан [38] Родственник Майкла Коллинза, Гиройд О'Салливан ухаживал за сестрой Китти Кирнан, Хелен Кирнан, на которой впоследствии женился. Обе пары мечтали обвенчаться в один день, в ноябре 1922 г. пинал парадную дверь. Она была забаррикадирована, как Энн и сказала.