Себастьян Кастелл - Последний трюк [litres]

Эмельда снова свернула пергамент, даже не потрудившись его прочитать.

– Королева – разумная девочка. Я уверена: если то, что вы принесли, и впрямь так важно для наших интересов, её убедят уделить должное внимание самому любимому союзнику Дарома.

Дароменская империя и арканократия джен-теп в общем и целом презирали друг друга, каждый смотрел на другую нацию свысока, как на едва цивилизованную. Однако Ке-хеопса как будто вполне удовлетворило такое неопределённое и неофициальное заверение. Он провёл рукой по столу, стряхивая песок. Когда он перевернул второй мешочек, оттуда высыпался куда менее впечатляющий жёлто-коричневый песок, навеявший неприятные воспоминания о том, как я жестоко заблудился и чуть не умер от жажды.

Предки, но я действительно ненавижу пустыню.

– Савёр-ет-аеоч, – снова произнёс отец, его руки сложились над столом в соматические формы. И снова песчинки закружились и завертелись, принимая очертания сверкающего золотого города в пустыне.

– Вот враг, который уничтожит дароменскую империю и поработит её народ.

Человек, которого я принял за суриката, рассмеялся лающим смехом.

– Берабеск? Ожидаешь, что мы испугаемся кучки вздорных визирей? Эти люди даже не могут договориться, которому из шести священных текстов следовать, не говоря уж о том, чтобы объединиться под властью одного правителя. Жители Берабеска ещё не повесили своих визирей на самых высоких деревьях по единственной причине – в пустыне не хватает деревьев!

По-моему, невежественная и довольно фанатичная точка зрения. Прежде всего, в пустынях куда больше разнообразной флоры, чем думают некоторые; в том числе там растут впечатляюще высокие деревья. Я это знал, потому что меня чуть не повесили на нескольких из них во время моих неудачных путешествий по той прекрасной и гостеприимной стране.

Женщина, которую я принял за крокодила, заговорила присвистывающим шёпотом:

– Берабески – религиозный народ. Более многочисленный, чем любой другой на континенте, и к тому же опасный. Те, кого они называют правоверными, намного беспощадней, чем любые воины наших армий.

Это была правда. В своё время я сражался с парой правоверных. Сила, которую они продемонстрировали, привела бы в замешательство даже боевого мага джен-теп.

– Но они разобщены, – заметил верблюд. – Фракции внутри фракций, все спорят о том, какой из шести кодексов даёт представление об истинном лице их Бога. Любой визирь, завоёвывающий слишком много силы и влияния, вскоре оказывается без головы.

Некоторое время Эмельда и Ториан молчали. Отец тоже сидел молча, его лёгкая улыбка выдавала, до чего ему нравится слушать, как ужасные дароменские Шептуны обсуждают пустяки. Лучшие аферы – те, в которых вы заставляете своих дурачков говорить о крючке, прежде чем поймали их на него.

Что касается меня, я повидал много мошеннических игр. Спустя некоторое время даже самые элегантные из них становятся скучными.

– Пора показать им твой магический трюк, отец.

Обычно он пресекал моё бойкое позёрство, но на этот раз улыбнулся. Произнёс себе под нос новый эзотерический слог и раскинул руки. В ответ золотые пески сдвинулись и перестроились, середина пустынного города начала расширяться, и, наконец, почти весь стол оказался занят храмом, в центре которого был высокий шпиль. Отец встал и очертил это строение кругом. Когда его пальцы дёрнулись, сыпучие песчинки превратились в крошечных людей на улицах, пристально глядящих на шпиль. Их становилось всё больше и больше, пока не начало казаться, что мы смотрим с облаков на толпы, поклоняющиеся чему-то на вершине шпиля. Тихий рёв поднялся из песчинок, трущихся друг о друга, когда маленькие песчаные фигурки подняли руки и потрясли кулачками. Я почти услышал, как они поют.

– Кого они приветствуют? – спросила Ториан.

Ке-хеопс в последний раз очень осторожно пошевелил пальцами у вершины шпиля, на ней появился балкон, и на балкон вышел человек в мантии, держа на руках ребёнка.

– Вот тот, кто их объединит, – сказал Ке-хеопс. – Тот, за кем самая большая армия, когда-либо виденная на этом континенте, выйдет на поле боя. Тот, кто поведёт их, чтобы уничтожить Даром.

– Младенец? – спросил верблюд. – Ты хочешь, чтобы мы боялись новорождённого?

– Это было одиннадцать месяцев назад, – отозвался Ке-хеопс.

Он вытянул ладонь, согнув пальцы так, словно держал циферблат часов. Потом слегка повернул руку. Пески снова изменили вид, и, когда толпа вскричала с ещё большим энтузиазмом, на балконе шпиля стоял мальчик на вид не старше пяти лет.

– Это было пять месяцев назад.

Его рука снова шевельнулась, и мальчик вырос у нас на глазах, теперь ему было не меньше восьми лет.

Верблюд ахнул.

– Но как…

Ке-хеопс в последний раз повернул руку. Теперь толпы стояли так плотно, что от одного взгляда на них делалось жутко. По краям улицы, окружавшей храм, появились новые фигурки, они бежали к остальным, раскинув руки в религиозном экстазе.

Мальчику на балконе было лет двенадцать-тринадцать.

– Через тридцать три дня у него день рождения, – сказал Ке-хеопс. – Визири уже объявили, что ему подарят: они вручат ему отрубленную голову богохульной королевы Джиневры Даромской.

Мои пальцы скользнули в футляры с порошками – бессмысленный рефлекторный жест, учитывая, что мальчишка, кем бы он ни был, находился за добрую тысячу миль отсюда. Я почувствовал себя немного лучше, увидев, что Ториан держит в руке пару метательных ножей.

Эмельда стояла, прислонившись к столу. Она потянулась, чтобы прикоснуться кончиком пальца к песчаной фигурке, вызывавшей такое безраздельное обожание славящихся своей разобщённостью людей.

– Кто он такой?

Сначала отец колебался, но, когда он заговорил, я наконец-то понял, что заставило Верховного мага джен-теп искать помощи у тех, кого он всегда считал ничтожными варварами.

– Бог.

Вскоре Шептуны выгнали нас с отцом из комнаты. Полагаю, даже безжалостные Советы шпионов заслуживают уединения, узнав, что чужеземный Бог планирует уничтожить их цивилизацию.

Пока я шёл по коридору за отцом, сотни вопросов не давали мне покоя. У отца слишком длинные ноги, поэтому мне приходится бежать неуклюжей трусцой, а поскольку он выше, я должен был вытягивать шею, едва улавливая выражения его лица.

– Как тебе удалось сотворить заклинания в защищённой от чар комнате? – спросил я.

Он бросил на меня слегка удивлённый взгляд.

– После всего, что открылось в покоях Шептунов, ты первым делом спрашиваешь об этом?

– Мне нравится начинать с мелочей, прежде чем перейти к экзистенциальным угрозам божествам и геноциду.