Александр Гарин - Капкан на Инквизитора

Он посмотрел на Черного. Тот положил морду на лапы и поводил собачьими бровями, словно прислушиваясь к разговору. Седрик хотел потрепать его по голове, но встретился глазами с женой и передумал.

— Помню, как я впервые нашел его… точнее… это он меня нашел. Мне было уже почти семнадцать и я готовился отбыть в Ром… на самом деле, я просто не хотел оставаться в Веллии. Я…

— Дагеддид, — жена поморщилась, опять переменяя положение и опираясь на один из подлокотников. — Короче. Ты… можешь рассказать много… интересного. Но… проклятье, учись говорить короче! Что ты как баба? А… сaenum!

Теперь уже Седрик покосился на нее. Но, верный данному зароку не перечить глубоко беременной подруге, пропустил последнее мимо ушей.

— В общем, он спас меня от рысемахи, когда я перед отъездом решился отправиться на охоту один, — де-принц еще раз с нажимом похлопал по постели рядом с собой. — И в тот день, когда я впервые увидел тебя… Мы долго гонялись за бандой Брюхатого, но они все ускользали. И, когда уже отчаялись, именно Черный напал на их след. А через бандитов вывел меня к тебе.

Проследив за гримасой на лице Марики, он ухмыльнулся.

— Ты сама просила покороче.

— А второй раз? — словно раздумывая над чем-то, переспросила жена. Теперь она смотрела не в огонь, не в книгу и не на Седрика, а на его собаку. Черный поднял голову, ответно глядя на нее.

— Второй раз, как и в первый, Черный вел меня, как по путеводной нити, — де-принц все-таки свесил руку с кровати, чтобы погладить пса. — Я и не думал возвращаться на то место… на то самое место. Тем, что нашел тебя снова, я тоже полностью обязан собаке. Это не я, а он тебя отыскал. И привел…

Жена не дослушала, сделав нетерпеливый жест.

— Значит, оба раза меня… вот проклятие, — Марика болезненно скривилась, хватаясь за бок. — Меня нашел не ты, а твой пес. О таких вещах… caenum… нужно говорить сразу!

Она резко поднялась. Но тут же качнулась вперед, опираясь о стол ладонями. Седрик вскочил тоже, готовый поддержать ее, но жена не стала задерживаться у стола. Несмотря на тяжеловесно колыхавшееся чрево, она решительными шагами пересекла комнату и, помедлив, упала на колени перед настороженно поднявшим уши псом.

— Что ты делаешь? — в изумлении спросил Седрик, глядя, как тонкие женские пальцы ощупывают собачью голову, которую он перед этим собственноручно измазал в вонючей целебной мази.

Марика не ответила. Она проводила по изгибам морды, раздвигала шерсть, трогала за ушами. Де-принц молча ждал окончания этого странного действа. Наконец, в очередной раз с силой прощупав надбровную дугу терпеливо сносившего издевательства Черного, юная романка нажала на что-то под песьей шкурой и вытащила округлую темную горошину. В первый миг Седрика показалось, что она поймала большого пузатого клеща.

— Что это? — медленно спросил он. Марика так же медленно пожала плечами.

— Самая жирная блоха, — на миг у нее перехватило дыхание и, поморщившись, она снова схватилась за низ живота, едва не выронив горошину. — Зато теперь твоя собака не будет водить тебя на веревке, как рогашёрста. Ни она, ни… Проклятье, нужно было догадаться сразу!

Повернувшись к Седрику спиной, она швырнула горошину в огонь.

В очаге полыхнуло. Пораженные этой внезапной вспышкой и пронзительным хрустом, с которым лопнул странный клещ, люди некоторое время сидели неподвижно. Потом де-принц опомнился. Он уже готов был вспылить и сурово потребовать объяснений, когда глядевшая гадливо и скорбно принцесса внезапно вскрикнула, припадая на руки.

— Проклятье, опять… — она с трудом разогнулась, отодвигаясь от Черного, который довольно флегматично отнесся к выковыриванию из него какой-то горошины и ее последующему уничтожению. — Дагеддид… помоги!

Седрик бросился к жене. С усилием приподняв ее на руки, он переложил потяжелевшее тело Марики на ложе. Лицо романки морщилось. На лбу выступили капли пота.

— Кажется… твой повар меня отравил, — она стиснула руку в кулак, другую вжимая в низ живота. — С обеда… не утихает. И… caenum… теперь как будто еще сильнее.

Не выдержав, она застонала, скорчившись на ложе. Готовый вскочить и рвануться за лекарем Седрик на несколько мгновений замер, бездумно глядя на стремительно расползавшееся под Марикой мокрое пятно.

… Безморозная пора в Веллии проходила размеренно и без волнений. За исключением скандальной женитьбы младшего сына одного из провинциальных наместников, спокойствия империи романов ничего не нарушало с начала года.

Этот летний вечер в холодном Ивенотт-и-ратте выдался необычно тихим. Королевская семья за исключением второй принцессы Марики, собралась в одной из открытых комнат королевского замка. Комната выходила на огромный банкон, с которого открывался вид на город. Постепенно спускались сумерки, и воздух наполняло пение насекомых. Несмотря на близость, прочие звуки столицы доносились приглушенно.

С того раннего утра, когда принцесса Марика подарила миру наследника рода Дагеддидов, прошел месяц. Этот срок всегда считался достаточным для того, чтобы окрепшее дитя было подвергнуто Испытанию Крови. Обряд с несомненной точностью определял принадлежность новорожденного к роду отца — либо показывал обратное.

Сегодня король Хэвейд решился, наконец, обратиться к жрецам Светлого. И, хотя де-принц не имел сомнений в своем отцовстве, обряд, все же, был проведен.

— Ты… доволен, твое величество?

Хэвейд улыбнулся, бережно отворачивая край одеяла в колыбели внука.

— Я доволен, когда доволен ты, сынок.

Седрику подумалось, что совсем немного ранее король был прямо противоположного мнения о младшем отпрыске. Но промолчал. Он наслаждался тем, чего жаждал всю жизнь, но получил только теперь — уважением и любовью своего отца.

— А я и не сомневалась, что этот ребенок — наш.

Принцесса Ираика, которая в присутствии короля решилась высказать собственное мнение по такому щекотливому вопросу, смущенно потупилась. Но тут же забыла о своей неловкой смелости, вновь обращая внимание на племянника. Ее давний брак с про-принцем Генрихом был бесплодным по вине мужа. Потому с первых минут появления в семье новорожденного принцесса не отходила от колыбели, изливая на него всю нерастраченную материнскую нежность. Чем сильно отличалась от родной матери младенца. Принцесса Марика явно не торопилась хлопотать над сыном, всецело перепоручив это заботам тетки и нянек.

Ираика с нежностью вгляделась в округлое детское личико. Самый юный из Дагеддидов, наследник целого рода, теперь спал. Подвергнутый Испытанию Крови и неоспоримо доказавший свою принадлежность к королевскому роду, маленький Хэвейд был утомлен больше обычного. А потому меньше, чем часом ранее уснул, так и не высосав всего положенного ему молока у кормилицы. Младенец, названный в честь его деда, оказался вообще на диво некриклив. Должно быть, еще в утробе матери он пережил столько волнений, что ему хватало на целую жизнь вперед. Потому он не считал нужным доставлять беспокойство тем, кто его окружал.