Роберт Джордан - Дракон Возрожденный [litres]

Путь обратно появится лишь…

Путь обратно по…

Путь…

Черная Айя ждет. Эта фраза, по крайней мере, была законченной. Слова эти исходили отовсюду. Почему же никто, кроме нее, будто бы их и не слышит?

Усаживаясь в кресло Престола Амерлин – кресло, которое и само называлось Престолом Амерлин, – Эгвейн поняла, что не имеет ни малейшего представления, что же ей делать дальше. Когда села она, остальные Айз Седай тоже расположились в своих креслах – все, кроме Белдейн, которая стояла рядом с Эгвейн, сжимая жезл и нервно сглатывая. Казалось, все ожидают чего-то от Эгвейн.

– Начинайте, – произнесла она наконец.

Ее слова оказалось достаточно. Со своего места поднялась одна из восседающих от Красных, и Эгвейн испытала потрясение, узнав в ней Элайду. И в то же время Эгвейн давно было известно, что Элайда являлась главой восседающих от Красных, а заодно – ее злейшим врагом. Взглянув на лицо Элайды, пронизывающей зал своим взором, Эгвейн внутренне содрогнулась. Лицо той было суровым, холодным… и торжествующим. Оно сулило нечто такое, о чем лучше не думать.

– Введите его! – громко сказала Элайда.

Со стороны одного из пандусов – не того, по которому пришла Эгвейн, – донесся скрип и шарканье сапог по камню. Появились люди. Дюжина Айз Седай окружала трех мужчин, двое из которых были крепкого сложения стражниками, с сияющей у каждого на груди белой слезой Пламени Тар Валона. Оба тянули цепи, которыми был скован третий мужчина, он спотыкался чуть ли не при каждом шаге, словно был оглушен или находился в полубессознательном состоянии.

Эгвейн подалась вперед в своем кресле. Человеком, закованным в цепи, был Ранд. Веки его были полуприкрыты, голова опущена, он будто спал на ходу, двигаясь лишь тогда, когда его тащили за цепи.

– Этот мужчина, – провозгласила Элайда, – называл себя Драконом Возрожденным.

По залу прокатился неприязненный ропот, словно присутствующие, испытывая отвращение к подобным словам, не были удивлены ими, но отнюдь не желали их слышать.

– Этот мужчина направлял Единую Силу, – продолжила Элайда. Шум в зале сразу же стал громче, и в приглушенном гуле осуждающих голосов слышались и испуганные нотки. – За это есть лишь одно наказание, известное и признаваемое во всех государствах, но объявляемое только здесь, в Тар Валоне, на Совете Башни. Я призываю Престол Амерлин объявить этому мужчине приговор: укрощение.

Элайда обратила сверкающий взор на Эгвейн.

«Ранд. Что же мне делать? Свет, что же мне делать?»

– Отчего же ты медлишь? – требовательно вопросила Элайда. – Такой приговор выносится на протяжении вот уже трех тысяч лет. Почему ты колеблешься, Эгвейн ал’Вир?

Одна из восседающих от Зеленых вскочила на ноги, гнев прорывался сквозь ее спокойствие:

– Стыдись, Элайда! Уважай Престол Амерлин! Относись с почтением к нашей матери!

– Уважение, – холодным тоном отвечала Элайда, – может быть точно так же потеряно, как и завоевано. Так что же, Эгвейн? Не проявляешь ли ты, в конце концов, слабости, не выказываешь ли непригодности для того поста, который занимаешь? Не может ли случиться так, что ты не вынесешь приговора этому мужчине?

Ранд попытался поднять голову, но не смог.

Эгвейн с трудом встала на ноги. Борясь с головокружением, она силилась вспомнить, что она Престол Амерлин и наделена властью приказывать всем этим женщинам, притом что все в ней кричало: «Ты – послушница, чужая здесь, и что-то перепуталось самым кошмарным образом!»

– Нет, – произнесла она дрожащим голосом. – Нет, я не могу! Я не стану…

– Разве она не разоблачила себя? – громко вскричала Элайда, заглушая попытки Эгвейн что-то сказать. – Она осудила себя собственными словами! Взять ее!

Едва Эгвейн открыла рот, чтобы ответить, сзади к ней шагнула Белдейн. А потом жезл хранительницы летописей ударил Эгвейн по голове.

Темнота.

Сначала Эгвейн почувствовала боль в голове. Спиной она ощущала нечто твердое и холодное. Затем до ее слуха донеслись голоса. Кто-то разговаривал шепотом.

– Она все еще без сознания? – Голос скрежетал, будто напильником перепиливали кость.

– Не беспокойтесь, – отвечала женщина откуда-то очень издалека. В голосе ее слышались неуверенность, страх и стремление скрыть и то и другое. – Прежде чем она поймет, что происходит, с ней уже будет покончено. Тогда она будет нашей, и мы распорядимся ею так, как нам вздумается. Может, отдадим ее вам для забавы.

– После того, как вы сами ее используете.

– Разумеется.

Отдаленные голоса затихли где-то совсем в стороне.

Рука Эгвейн скользнула по бедру, касаясь нагой, болью отзывавшейся на прикосновение плоти. Девушка самую чуточку приоткрыла глаза. Обнаженная, вся в синяках, она лежала на шершавом деревянном столе в помещении, напоминавшем по виду заброшенную кладовку. От впившихся заноз мучительно болела вся спина. Во рту ощущался металлический привкус крови.

В одном конце комнаты в кучку сгрудились Айз Седай, они что-то настойчиво обсуждали между собой – приглушенными голосами, в которых, однако, слышалось напряжение. Боль в голове мешала Эгвейн думать, однако ей показалось важным пересчитать женщин. Тринадцать.

Еще одна группа – мужчины в черных плащах и с натянутыми на голову капюшонами – присоединилась к Айз Седай, которые, как казалось, были охвачены страхом, но в то же время всем своим видом пытались показать, будто являются хозяевами положения. Один из мужчин повернул голову и поглядел в сторону стола. На его мертвенно-белом лице под черным капюшоном не было глаз.

Считать мурддраалов Эгвейн нужды не было. Она и так знала. Тринадцать мурддраалов – и тринадцать Айз Седай. Все прочие мысли покинули ее сознание, и девушка, объятая ужасом, закричала. Но, даже сжатая тисками страха, от которого словно раскалывались кости, она дотянулась до Истинного Источника, отчаянно вцепившись в саидар.

– Она очнулась!

– Быть не может! Еще рано!

– Ограждайте ее! Быстрее! Быстрее! Отсеките ее от Источника!

– Поздно! Она слишком сильна!

– Хватайте ее! Живо!

К ее рукам и ногам потянулись чужие руки. Бледные, словно тесто, руки, похожие на живущих под камнями слизняков; и управляли этими руками умы существ с бледными, безглазыми лицами. Эгвейн знала: стоит этим рукам коснуться ее тела – она не сумеет сохранить здравый рассудок. Ее наполнила Сила.

Кожа мурддраалов взорвалась языками пламени, пробивавшимися через ткань черных одеяний, словно бы кинжалы из отвердевшего огня. Пронзительно вопящие Полулюди корчились в жарком пламени, превращаясь в рассыпающийся пепел, точно промасленная бумага. Каменные осколки величиной с кулак отрывались от стен, со свистом проносились через комнату и ударяли в живые тела, исторгая из них визг, крики и хрипы. Воздух бурлил и кружил, метался и завывал, обращаясь в смерч.