Роберт Джордан - Дракон Возрожденный [litres]

Эгвейн снова взглянула на подруг. Илэйн все еще читала, а Найнив по-прежнему расхаживала по комнате ровным шагом.

Снился Эгвейн и сон про Ранда: он тянется к мечу, сработанному будто бы из кристалла, а на него падает сверху тонкая сеть, которую юноша даже не замечает. И еще снилось о Ранде: он стоит на коленях в чертоге, где иссушающий ветер гоняет по полу пыль, и создания, будто бы сошедшие со знамени Дракона, только намного меньшие, парят на этом ветру и проникают юноше под кожу. Еще был сон о том, как Ранд спускается в громадную дыру-нору в черной горе, в пещеру, наполненную красноватыми отблесками, словно от пылающих внизу огромных огней, и даже сон, где он противостоит шончан.

В отношении последнего сновидения она не была уверена, но про остальные знала: они должны что-то значить. В недалеком прошлом, когда Эгвейн не сомневалась, что Анайе можно доверять, еще до того, как девушка покинула Башню, до того, как узнала, что Черная Айя – реальность, она понемногу и осторожно расспрашивала Анайю – впрочем, с такими предосторожностями, что Айз Седай наверняка приняла ее расспросы за обычное любопытство, какое девушка выказывала и к прочим темам, – и ответы на вопросы открыли ей, что сны, которые сновидица видит о та’верен, почти всегда важны и значимы, и чем сильнее та’верен, тем чаще «почти всегда» превращается в «безусловно».

Но Мэт и Перрин также были та’верен, и сны о них тоже посещали Эгвейн. Странные сны, и постичь их смысл было еще труднее, чем в случае сновидений о Ранде. Перрин снился с соколом на плече, и Перрин с ястребом, причем почему-то Эгвейн была убеждена, что и ястреб, и сокол были самками, и вот ястребица держала в своих когтях поводок. И эта самая ястребица пыталась застегнуть поводок на шее Перрина. Даже сейчас воспоминание об этом видении заставляло девушку содрогаться – ей очень не нравились сны про поводки. А тот сон про Перрина – подумать только, он был с бородой! – где юноша возглавлял неисчислимую стаю волков, что растянулась, насколько хватало глаз. Сновидения про Мэта были еще неприятней. Мэт кладет на чашу весов свой левый глаз. Мэт повешен на древесном суку, и его шея туго стянута веревкой. Еще приснился сон про Мэта и шончан, но этот девушка готова была выбросить из головы как обычный кошмар. Он и должен быть обыкновенным кошмаром. Так же, как и сон, где Мэт говорил на древнем наречии. Это видение явилось из-за того, что она слышала в ходе Исцеления Мэта.

Эгвейн вздохнула – и вздох превратился в очередной зевок. После завтрака она вместе с подругами ходила проведать Мэта, узнать, как он себя чувствует, но в комнате его не было.

«Может, он уже настолько оправился, что побежал на танцы. Свет, теперь мне еще, чего доброго, приснится, как он танцует с шончан! Больше никаких снов, – твердо сказала себе Эгвейн. – Не сейчас. Поразмыслю о них, когда буду не такой уставшей».

И девушка принялась раздумывать о кухнях, о близящемся времени обеда, за которым последует ужин, а завтра утром – опять завтрак, и котлы с горшками, и мытье, и чистка, и так каждый день и до бесконечности. «А если теперь я всегда буду чувствовать себя разбитой и уставшей?» Поерзав по кровати, Эгвейн снова взглянула на подруг. Илэйн по-прежнему не сводила глаз со списка имен. А вот шаги Найнив стали медленней. «Теперь в любой миг Найнив снова так скажет. В любой миг».

Найнив остановилась, пристально глядя на Илэйн:

– Отложи списки. Мы их раз двадцать перечитали и не нашли ни единого слова, которое может хоть чем-то помочь. Верин дала нам какой-то мусор. Вопрос в том: это все, что у нее нашлось, или же она намеренно всучила эту чепуху?

«Как я и предполагала. Наверное, через полчаса она снова скажет эти слова». Эгвейн хмуро посмотрела на свои ладони, радуясь, что усталые глаза не в состоянии видеть их ясно. Кольцо Великого Змея выглядело совершенно неуместным на ее руке, кожа на которой сморщилась от долгого пребывания в горячей мыльной воде.

– Знать их имена – полезно, – произнесла Илэйн, не отрываясь от чтения. – Описания внешности тоже могут пригодиться.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! – огрызнулась Найнив.

Эгвейн вздохнула и, сложив перед собой руки, опустила на них подбородок. Когда этим утром, так рано, что солнце еще даже не показалось над горизонтом, она вышла из кабинета Шириам, в темном и холодном коридоре уже ждала своей очереди Найнив. Она держала в руке свечу, и в тусклом неверном свете Эгвейн не удалось хорошенько рассмотреть лицо подруги, однако девушка была уверена: выглядит Найнив так, будто готова грызть камни. И притом понимает: даже грызи она камни, ничего в ближайшие несколько минут не изменится. Вот почему Найнив так раздражена.

«Удары по своему самолюбию она воспринимает так же болезненно, что и любой мужчина, которого я встречала. Но она не должна вымещать свое раздражение на нас с Илэйн. Свет, если уж Илэйн смогла это пережить, то и она сумеет, должна суметь. Ведь больше она не Мудрая».

По всей видимости, Илэйн не обращала внимания, раздражена Найнив или нет. С задумчивым видом и нахмурившись, она глядела куда-то вдаль.

– Лиандрин была единственной Красной. Все прочие Айя потеряли по две сестры, – заметила она.

– Ох, помолчи, дитя, – сказала Найнив.

Илэйн помахала левой рукой, демонстрируя подруге кольцо Великого Змея, потом многозначительно глянула на Найнив и продолжила:

– Среди них нет и двух, родившихся в одном городе, и всего двое – родом из одной страны. Амико Нагойин – самая молодая среди них, лет на пятнадцать старше нас с Эгвейн. А Джойя Байир могла бы быть прабабушкой нашим прабабушкам.

Эгвейн не нравилось, что одну из Черной Айя зовут так же, как и ее дочь.

«Глупая девчонка! У людей иногда бывают одинаковые имена, а дочери у тебя нет и не было. Все то было не по-настоящему!»

– И о чем это нам говорит? – Голос Найнив был чересчур спокоен; она готова была взорваться, точь-в-точь как доверху нагруженный фейерверками фургон. – Что за тайны ты там углядела, которые я упустила? Видно, старею я, глаза плохо видят, совсем подслеповата стала!

– Это говорит о том, что все слишком уж аккуратно, – спокойно, не повышая тона, отвечала Илэйн. – Каковы шансы, что эти тринадцать женщин были выбраны исключительно потому, что они являются приспешницами Темного? Возможно ли списать на случайность, что все они – разного возраста, родом из разных стран, принадлежали к различным Айя? Не могло ли оказаться среди этих тринадцати ну, скажем, трех Красных, или четырех уроженок Кайриэна, или просто двух женщин примерно одного возраста, если это воля случая? Значит, было из кого выбирать и подбирали их с каким-то умыслом, иначе откуда взяться такому разнообразию? А стало быть, Черная Айя до сих пор орудует в Башне или таится где-то еще, в каком-то месте, о котором мы не ведаем. Вывод можно сделать только такой.