Денис Тихий - Руны и зеркала [сборник litres]

Час истек. Выйдя из оранжереи, Антон постоял у зеркала, одернул футболку с эмблемой Галактического училища космонавтики. Эмблема затейливая, шедевр знаменитой дизайнерской группы, на первый взгляд напоминает черную козябру после удара током. На второй – все земляне замечают в ней буквы MW, от Milky Way, а, например, киноиды из системы Эпсилон Индейца видят свою букву «зю», от «зилла», – Лента, то есть опять же Млечный Путь. И есть в ней еще полдюжины смысловых слоев, для всех основных миров, откуда прилетали абитуриенты.

Зря они думают, что от этого в нас воспитается толерантность. Мне сейчас надо к себе комнату, сидеть и готовиться к экзамену по матану, а неохота. А почему? А потому, что там Хуво, дорогой сосед.

В Хуво росту где-то метр восемьдесят по земной метрической системе, правда, половина приходится на туловище. Хуво рыж практически везде, кроме длинной угловатой физиономии и маленьких, как у девчонки, короткопалых лапок. Хуво нескрываемо гордится тем, что не происходит от приматов. Предками его расы были крупные хищники – волки, тигры, кто у них там на третьей Эпсилон Индейца… нет, точно не хорьки, хотя кто его знает. Хуво ботан и отличник. Аккуратность, мнительность и злопамятность кошки, добросовестность и педантичность, чтоб не сказать занудство служебной собаки – вот вам его психологический портрет. «Это пра-авило, Антон». Может, это не расовое, а личное, но поживите с ним полгода, и я посмотрю на вашу толерантность. Чертовы администраторы, тунеядцы и бюрократы. Почему бы землян не селить с землянами? Нет, им надо в отчетах писать, как нас всех подружил Эм-Дабл-Вэ.

Ксенофобии – нет, ксенофобии нет… Ксенофобия есть. И это нормально, между прочим, – любить только тех, с кем тебе хорошо. А когда заставляют любить тех, с кем тебе плохо, это имеет свое отдельное название…

В комнате было холодно – опять этот собакин сын климат-контроль на минимум выкрутил. В потоке воздухе реяла шерсть. Перед каждым экзаменом Хуво, хоть и делал невозмутимую морду, отчаянно линял. Тонкие медного цвета шерстинки липли к мониторам, плавали в кофе, лезли Антону в нос. Он ходил к докторам, пытался выправить справку об аллергии, чтобы переехать к Ли Хён Чуну. Доктора сделали анализ крови, обозвали симулянтом и велели идти лесом. То есть гулять в оранжерее с земными деревьями не менее часа…

– Апчхи!

Хуво слегка повернул голову, скосил глаз – обзор у него был градусов двести, оранжево-карие глаза доходили почти до ушей, – мотнул хвостом-морковкой, свисающим между сиденьем и спинкой кресла.

– Антон, ты опять не помыл свою ча-ашку. – И голос как у земной собаки, когда она зевает, – тонкий, гортанный, с присвистом.

– Извини, сейчас помою.

– Надо сразу мыть. Это пра-авило, Антон. Пилот должен быть аккуратным. Вы, хьюманы, очень плохо дрессируетесь.

– Мы вообще не дрессируемся, – проворчал Антон, ставя чашку в посудомойку. Хотел добавить «это по вашей части», но не стал, видимо, оранжерея помогла. Хуво, к счастью, тоже заткнулся и опять погрузился в билеты.

Да, я ксенофоб. Не могу привыкнуть. Эта его морда топориком – два профиля почти без фаса, нос черным пятачком, вровень с передними зубами… А еще он во сне стучит хвостом. Будто палкой выбивают матрас. И он ЗАНУДА, вот в чем главная проблема.

…когда тебе говорят: узнай его и пойми…

Саитов

ай-Дарри

Куири -

высветило табло над дверью. Наконец-то! Антон и Хуво ломанулись в аудиторию, и только заняв места, увидели, кого посадили к ним третьим. Третьей. Или…

Возьмите сдутый жилой купол расцветки «Земля-лето-лес», сверните кое-как, не по инструкции, потяните вверх и отпустите, чтобы получилась типа голова, укрепите в верхне-передней части два круглых радужных стекла, и вот вам довольно точный макет гродаса. На курсе их было всего пятеро.

Шарообразное, буро-зеленое, поблескивающее тусклым глянцем, в крупную складочку и мелкий пупырышек. Обтянуто золотой сеткой с бляшками, целомудренно скрывающими яркие пятна на шее… ну, там, где у нас, млекопитающих, шея, – чуть ниже головы. А на голове очки с радужными стеклами.

– Злдратуйте, – говорило оно так, будто язык не помещался во рту. – Мое условное имя Марианна Куири. Фем-бис.

Антон покосился на Хуво. Лицо его сделалось бледно-серым, а выражение – как у пса, который захватил в пасть муху и не знает, что делать дальше.

Мишка из триста четвертой группы регулярно отмечал свой второй день рождения – третьего числа, когда ему дали два наряда и не взяли патрулировать высокую орбиту, а катер потерял управление. А поскольку база делала оборот вокруг планеты за тридцать стандартных дней и Мишка этот цикл произвольно называл годом, праздновал он довольно часто – каждое третье число, если имел возможность. На один такой землянский междусобойчик Антон почему-то взял с собой Хуво, и Мишка подбил его на слабо съесть соленый огурец. То был единственный раз, когда ботан пропустил три дня по болезни. Сплохело ему неописуемо, доктор даже вливал Хуво их эпсилонский физраствор, чтобы предотвратить обезвоживание, и всячески ругал за неосторожность с алиенской кухней. С тех пор, если кому-нибудь требовалось грубо прервать серию сентенций о порядке, долге и самодрессировке, достаточно было помянуть огурец. Буро-зеленый, глянцевый, пупырчатый… Короче, на Хуво в данной ситуации рассчитывать не приходилось, нужно было брать контакт на себя.

– Фем-бис? – Улыбочка вышла так себе, но собеседнику-немаммалу все равно. – Это очень интересно, вот у нас всего два пола. Давай я расскажу, что знаю об этом, а ты меня поправишь, если ошибусь. (Всё как учили на занятиях по взаимопониманию.)

– Ага.

– У вас четыре пола: мужской, женский – коричневые, мужской-бис и женский-бис – зеленые, как ты. Мужской образует пару с женским-бис, женский – с мужским-бис… эм-м…

Про специфическую социальную роль бесплодного секса зеленых с зелеными и коричневых с коричневыми Антон тоже помнил – вот это действительно было интересно, однако он сомневался, прилично ли об этом рассуждать инопланетникам.

– …В обоих случаях дети могут родиться всех четырех полов, так?

– Не родиться.

– Э-э…

– Мы икромечущие, – за радужными очками раскрылись и закрылись две лепестковые диафрагмы.

– А, да, извини. А говорят о фем-бис на элосе – местоимение «оне», глагольное окончание «у». Точно?

– Точно.

Оне улыбнулусь. Увидев ея улыбку, Антон внутренне содрогнулся, но виду не подал.

– Ты на пилотском учишься?

– На медицинском. Буду корабельным врачом.

– З-з… это здорово. (Только бы не в моем экипаже.) Ты располагайся, профессор сейчас подойдет.