Денис Тихий - Руны и зеркала [сборник litres]

– Я пойду валуны проверю. Вы тут сидите. Глаз от мостика не отводить. Порву.

– Не отведем.

Править кувшинкой несложно. Щекочешь ее справа – плывет вправо, слева щекочешь – влево плывет, стукнешь в бутон кулаком – замирает. Главная беда – непонятно куда плыть. Не выглянешь ведь. Но Мохоед придумал – надо доплыть до мелководья, где греют на солнце шляпки самые старые донные грибы. Там его Увалень ждать не будет – тропинка проходит совсем недалеко от Болота Мырсы. Ни один охотник к этому месту не сунется. Некоторое время за кувшинкой плыл любопытный ногохват. Попытался сунуть морду к Мохоеду, но обжегся о бахрому жгучих фибр, махнул уродливым хвостом и ушел в глубину.

Мохоед вспомнил, как первый раз свалился в воду. Был он тогда совсем юнец: ходил вдоль берега с камышовой палочкой, искал кладку болотных пауков. Из жемчуга в Деревне мастерили ожерелья – тогда Ткущая Свет еще не прилетела к ним в Парящей Ракушке и с Двухголосыми никто не ходил меняться. Вот бродил он, искал, и вдруг из кустов вышел чернец – старый, страшный, пасть во все пузо. Мохоед заорал, оступился и упал в реку. Тут бы ему и конец пришел, да рядом кувшинка проплывала. Как он под нее нырнул, как догадался камышовую палочку ей в бутон засунуть – и сам не понял.

Мелькнула тень, что-то ударило в кувшинку снизу. Ногохват! Вырвал кусок кувшинкиной плоти и опять ушел ко дну. Догадался, значит, как фибры обойти. Мохоед скосил глаза: ногохват заглотнул кусок кувшинки, кувыркнулся и атаковал вновь. В этот раз его зубы клацнули у самой шеи Мохоеда. Ногохват – тварь подслеповатая, целится на запах. Вжавшись в мягкую губку, Мохоед торопливо искал выход. Про ногохватов он знал совсем мало – не нападают на мелководье, роют норы под корягами, дышат жабрами. Мелководье! Нет, до него не близко. Тварь надо прогнать. Даже если не съест, наделает в кувшинке дыр, и она утонет – вместе с Мохоедом, понятно. И когда торжествующая морда ногохвата вдруг появилась прямо перед его лицом, Мохоед отпустил дудочку и выдохнул целый рой пузырьков. Ногохват ухнул, дрыгнул ластами, влез носом в жгучие фибры и в три гребка исчез в синеватом сумраке.

Увалень вынул голову из воды и глянул на Злобня.

– Нет его там.

– Сожрали. Ей-ей, сожрали!

Увалень задумчиво облизнулся, вскинул на плечо костяной тесак и пошел вдоль берега. Позади плелся Злобень и ныл:

– Ну чего его искать, Мохоеда этого? Ну чего ради ноги бить?

– Смолкни, дурень.

Обрывистый речной берег сменился пологим галечником – охотники вышли на мелководье. Над водой клубились насекомые. Со стороны недалекого болота тянуло гнилью.

– Уйдем отсюда, чего мы тут? Ненароком Хозяин заглянет, а?

Посреди мелководья торчала огромная кувшинка – мелкие рыбки роились кругом, сновали между фибрами, выкусывая паразитов. Увалень всмотрелся внимательнее и удивился – кувшинка была в двух местах прокушена ногохватом. До Холодной Воды еще полгода, а он уже сейчас разум потерял? Увалень обогнул кувшинку и вышел по мелкой воде на противоположный берег. Он втянул ноздрями воздух, упал на грудь и посмотрел на прибрежную траву.

– Злобень!

– А?

– Зови всех. Я знаю, где он.

Мохоеду не везло с самого рождения. Едва мама прикрыла кожистое яйцо с Мохоедом хрустящей листвой, как в гнездо забрался чернец. Мама спряталась в кроне и стала звать папу. Пока тот бежал, чернец съел всех мохоедовых братьев и сестер – последнее яйцо папа вырвал из жадной пасти. Вот и вырос Мохоед без родни – никто за него не заступался, никто его жизни не учил. В отличие от сверстников, Мохоед не любил драться, зато любил задавать взрослым дурацкие вопросы – ох и лупили же его! Как-то раз, убегая от Старика, Мохоед по неосторожности влетел в ядовитый куст шиполиста. Старик остался на полянке – ругался почем зря и гневно хлопал в ладоши. Делать нечего, пришлось Мохоеду продираться сквозь куст. Раздвинув последние цепкие ветки, он оказался перед высоченным конусом мурашника. Дозорные мурашей протрубили тревогу, и на Мохоеда набросились кусачие и летучие воины. Он закрыл глаза и приготовился к мучительной смерти. Даже один укус мураша был испытанием – судороги, боль, неуемная жажда. Два укуса – безумие. Три укуса – смерть. Постоял. Нос зачесался. Открыл один глаз: на земле, образуя идеальный круг, лежали маленькие блестящие трупики. Так Мохоед узнал, что запах шиполиста убивает мурашей. Умереть-то он не умер, а вот нарывами от шиполиста мучался весь сезон дождей. Едва встав на ноги, Мохоед пошел в лес, поймал гигантского слизня и бросил его в ядовитый куст. Слизень выбрался оттуда и, тихо подвывая, пополз через поляну в рощу млечных деревьев – с их листьев в жаркую погоду капало мутноватое, клейкое молоко. Страдалец как следует вывалялся в лужице, и волдыри исчезли прямо на глазах восхищенного Мохоеда.

Словом, когда Увалень с пятью охотниками ступил на тропу, идущую вдоль Болота Мырсы, Мохоед, грязный и липкий, ворошил камышовой дудочкой четвертый мурашник. Крылатые воины огибали его, сбивались в рой и кружились над тропой.

– Попался, – сказал Увалень, ткнув пальцем в лесную прогалину. – Пырло!

Пырло шагнул вперед, достал из поясной сумки деревянный шар, вложил его в пращу.

– В ногу бей.

Шар, фыркнув, пробил листву на волосок от Мохоедовой лодыжки – тот подпрыгнул и спрятался за деревом.

– Увалень, а чего он не бежит, а? – спросил Мырло.

– Ну куда ему бежать? Впереди – засада, позади-засада, а вокруг – болото.

Увалень покрутил головой – его встревожил какой-то назойливый, на самом краю слуха, звук.

– Эй! Мохоед! – крикнул он.

– Чего тебе?

– Положи на дорогу ту вещицу, которую выменял у Двухголосых!

– Зачем это?

– Боюсь – потеряешь. А потом – беги!

– Отпускаешь?

– Нет. Беги, а то тебя убивать неинтересно!

– Лучше ты беги, брат-рыбоед!

– Слышь, Увалень, – сказал Мырло, – чего это он разговоры разговаривает?

– Спятил. Бузуники со страху налопался. Стойте тут – я пошел.

Увалень шагнул к недалекому укрытию Мохоеда, как вдруг Злобень схватил его за руку.

– Эй-эй! У тебя…

– Смолкни.

– Увалень.

– Смолкни – я велел!

– Кажись, у тебя на лбу мураш.

Увалень вытянул губы дудочкой и осторожно дунул на лоб. Мураш грозно затрещал крыльями. Увалень дунул сильнее – тварюшка вцепилась всеми лапками и втянула антеннки. Охотники смотрели Увальню на лоб. Он раскрыл ладонь.

– Не вздумай…

Рука Увальня мелькнула и звонко хлопнула в лоб – аж крылья брызнули в разные стороны. Тонкий гуд вдруг усилился. Под ветвями стало как-то темнее.

Хлопая по листьям, будто невиданный горизонтальный дождь, из кустов вылетела разъяренная стая мурашей.

– Дёру! – пискнул Злобень.