Екатерина Соболь - Медная чайка [litres]

Мама едва успевала переводить – мужчина говорил с жаром, встряхивая кулаком, и даже без перевода было ясно: то, о чем он говорит, очень его волнует, он готов рассуждать об этом бесконечно. Гвен присмотрелась к остальным. Она наконец поняла, что еще казалось в них странным: во-первых, все тут выглядели взволнованными и живыми, чего она за Ястребами никогда не замечала, даже Ларри большую часть времени был слегка подмороженный. Во-вторых, с ними были дети, и все шуточки о Ястребах, вылупляющихся из яйца, которыми она смешила когда-то девочек в Селении, оказались неправдой: маленькие Ястребы ничем не отличались от обычных детей.

– А кто ты? – спросил мужчина и ткнул пальцем в сторону Гвен. – Мы следили. Ты сама зашла в Колыбель Тени и вывела оттуда эту женщину. Мы живем в этих скалах, но никогда такого не видели. Ты особенная, да?

Что на это ответить, Гвен не придумала и просто дернула плечом. Она уже не знала, кто она, но все ждали ответа, даже мама, и она решила перевести разговор на другое:

– А почему вы именно тут скрываетесь? Так близко к Тени.

Мужчина улыбнулся.

– Имперская Гарда постоянно ищет наших, прочесывает остров, но сюда они носа не кажут – не могут поверить, что мы сунемся в такое место. Нам тут, конечно, непросто, уровень Тени высокий, но справляемся. Мы поняли, что копить аниму тут даже лучше получается. Как говорил один наш поэт, «ярче свет во тьме горит».

Мама перевела все это негромко, с улыбкой, и Гвен уставилась на нее.

– Это же то стихотворение, что ты подарила вместе со звездочкой!

– О, ты помнишь? В мои времена, еще до разделения магии на два цвета, был очень хороший сочинитель, и все пересказывали друг другу его стихи. Там были и веселые, и грустные, и что-то среднее. Мы с сестрой их любили и знали наизусть.

Повисло молчание. Все смотрели на Гвен так, будто она обязана что-то сказать, а она только вяло болтала ногами, стуча пятками по каменистой стене утеса. Никакие стишки им не помогут, все кончено.

– Оставайтесь с нами, мы вас защитим, – сказал мужчина, когда понял, что она ничего не ответит. – Выходить нельзя, уже который день происходит что-то плохое. Управление Гарды сгоняет всех жителей для какого-то нашествия. – Он слегка покраснел и выпалил: – Наши люди докладывали, что какая-то земля смогла вырваться из-под власти Империи, представляете? Магус был в ярости. – Мужчина мечтательно улыбнулся. – У нас вообще-то много сторонников в самых разных местах, они помогают нашим скрываться от Гарды. Не все Ястребы одинаковые, даже те, что носят маски. Надеюсь, у той земли все получится. Они победят солдат, а потом и нас освободят.

– Я оттуда, – тихо сказала Гвен. – И ничего у них не получится.

Любовнобольные переглянулись.

– Что же делать? – пролепетала одна из женщин, прижимая к себе молчаливого благостного младенца. – Мы можем им как-нибудь помочь?

Гвен с сомнением оглядела присутствующих. Лица у них были славные, но вид бледный, голодный и промерзший. Видимо, скрываться среди таких голых скал непросто. Они походили на измученных ребят из Селений, с той только разницей, что у этих были волосы и одежда, не похожая на игровую форму.

– Не думаю, – пробормотала Гвен. – Рассчитывать не на что. Золотые земли не выиграют.

Мама посмотрела на нее.

– Я не буду это переводить, – строго сказала она.

– Почему?

Мама погладила ее щеку своей холодной рукой:

– Потому что ты не можешь потерять надежду.

«Как же плохо выглядит», – подумала Гвен.

Она не разрешала себе так думать, но мысль все равно просачивалась. Мама выглядела постаревшей, еле живой, но глаза были все те же – улыбающиеся и веселые.

– Почему это не могу? – шепотом спросила Гвен.

– Потому что ты моя девочка, – ответила мама, глядя ей в глаза. – Я всегда знала: ты станешь волшебницей не хуже меня. Так и получилось.

Гвен сглотнула. Мама смотрела на нее так, что ее собственная вера в себя за секунду взлетела от нуля до тысячи тысяч. Похоже, людей не перестаешь любить, если они ошиблись или виноваты. И Гвен с облегчением и ужасом призналась себе, что даже сейчас, после всех этих откровений, которые ей очень хотелось бы стереть из памяти, она не перестала любить свою странную, ни на кого не похожую мать, воспитавшую, возможно, целую тысячу тысяч детей. По-прежнему хотелось произвести на нее впечатление и показать, какая она хорошая, умная и полезная. Гвен выпрямилась. Они ведь там все погибнут, бедные неудачники, и кто им еще поможет, если не она? Нил – добрейший, но беспомощный. Ларри – умный, но ничего в золотой магии не смыслит. Все эти сотни детей, которых никто не любит и не ждет, вообще ничего не могут. Она покосилась на любовнобольных и вдруг поняла то, в чем никогда не решалась себе признаться.

Ей нравится производить впечатление, восхищать и быть особенной. Все представляют себе золотых волшебников бескорыстными, самозабвенными творцами магии, и она так старалась быть идеальной, как мама, но, похоже, она не такая. Да и мама не такая – вон, сплавила кому-то беднягу Ивара и заперла свою сестру в пещере. Если и были волшебники, о которых все мечтали в Селении, – идеальные и прекрасные, готовые всех спасти любой ценой, вроде Нила, – то они погибли во время первого нашествия Ястребов, потому что были слишком простодушными, чтобы обхитрить их и спастись. Гвен медленно встала. Посмотрела на любовнобольных: те восхищенно пялились на нее, и Гвен решила оправдать их надежды. Если не ради великих идей, то ради их аплодисментов, ради объятий Ульвина, одобрения мамы, улыбки Нила, интереса Ларри и восхищения тех бездомных детей.

– Кажется, я очень тщеславная, – задумчиво пробормотала она. – Мама, переведи им.

– Не буду, – упрямо ответила мама. – Волшебники – это образец для всех, они не могут быть тщеславными.

– Переведи, пожалуйста, – настойчиво сказала Гвен, в упор глядя на нее. – Это важно.

Мама с сомнением что-то пробормотала на ястребином языке, и глаза у любовнобольных округлились.

– Я люблю всем нравиться и когда меня благодарят. Еще я пошла на сделку с Тенью и не жалею об этом, второй раз так же поступила бы. Одно существо меня любит и просило никогда не бросать, а я снова его бросила. – Гвен поморщилась. Ей было больно внутри, и она не знала, как эту боль прекратить, поэтому продолжала говорить, все громче и настойчивее: – Я кое-что пообещала сотням несчастных, отчаявшихся людей и не выполнила обещание. Я даже ухитрилась обмануть парня, который мне нравится, а он умный, так что это было непросто.

Мама хрипло переводила, и лица любовнобольных приняли какое-то совсем растерянное, детское выражение.

– Я совсем не идеальная, но… – Гвен длинно выдохнула. Вот она, идея, вот то, что ей нужно! Как только решаешь, что надо что-нибудь придумать, – тут-то оно и придумывается. – Я все равно волшебница, и моя сила – не магия. Магию я не тратила много лет и легко потеряла. Зато, пока я ее собирала, я научилась понимать, что кому нужно. И я знаю, что нужно Магусу.