Джей Кристофф - Танцующая с бурей [litres]

ЭТОТ ЦИРК СТАНОВИТСЯ УТОМИТЕЛЬНЫМ.

Мы еще посмеемся, когда окажемся подальше отсюда. А до тех пор нам придется терпеть все это. Ради моего отца и ради нас самих.

УПРЯЖЬ НАТЕРЛА.

На второй день, когда Буруу уже в пятый раз сбросил ее крыльями с шеи, Юкико придумала, как их укротить. Она набросала эскиз и попросила Хиро отнести его сёгуну.

Мастера-политехники гильдии не слишком торопились выполнять заказ Йоритомо и доставили упряжь только через пять дней. Толстые ремни из мягкой резины и гибкая металлическая сеть теперь прижимали крылья Буруу к бокам. Эта упряжь якобы мешала попыткам Буруу взлетать и снова и снова сбрасывать Юкико, которая и так уже была вся в синяках. На деле же она скрывала новые перья, отрастающие по краям крыльев Буруу, и удерживала старые выпадавшие перья.

Когда упряжь доставили, Юкико обнаружила среди ремней небольшую коробку, на которой четким красивым иероглифом было написано ее имя. Внутри находился маленький механический арашитора, изготовленный из бумаги и латуни, размером не больше ладони. Она закрутила крошечную пружинку и поставила игрушку на пол – крылья арашиторы расправились, и он со стрекотом стал двигаться вперед быстрыми прыжками, отрываясь от земли на краткие мгновения.

На дне коробки лежала записка.

«Лежу в Кигене, пока не заживут ожоги. Слышал о твоем отце и Ямагате – мне очень жаль. Скучаю. Кин».

Она прочитала и спрятала записку в оби. Той же ночью она разорвала ее на мелкие кусочки и развеяла по ветру. Выбросить крошечного арашитору у нее не хватило духа. Среди суеты и событий последних нескольких дней она почти забыла о Кине и была удивлена, почувствовав облегчение от известия, что он все еще жив и дышит. Неделя, проведенная под пристальными взглядами бусименов и лорда Хиро, расшатала ее нервы.

У МЕНЯ ВЫПАЛО ЕЩЕ ОДНО ПЕРО. ЧЕТВЕРТОЕ МАХОВОЕ. НА ЛЕВОМ КРЫЛЕ. И УЖЕ РАСТУТ ПЕРВЫЕ МАХОВЫЕ.

Когда ты сможешь полететь?

ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ. МОЖЕТ, ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ.

Тогда нам надо приступать к освобождению отца.

ПРЕДЛАГАЙ. ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?

Не нам.

ТОГДА КАК…

Это сделают Кагэ.

ТЫ МУДРО ПОСТУПИЛА, ОСТАВИВ В ЖИВЫХ ДАИЧИ. ТЫ ПОДОЗРЕВАЛА, ЧТО КАОРИ ЗНАЛА АИШУ?

О боги, конечно, нет. Они говорили, что у них есть люди в ближайшем окружении Йоритомо – он и представить такого не может! Но я и понятия не имела, что это его собственная сестра.

НАВЕРНОЕ, ТЫ ДУМАЛА, ЧТО ЭТО БУДЕТ КТО-ТО ДРУГОЙ?

Не понимаю, о чем ты.

НУ, КОНЕЧНО.

В любом случае, сейчас это не имеет значения. Я поступила так не из расчета. Я пощадила его, потому что это было правильно. Если бы я обвинила его в том, что он повиновался приказу Йоритомо, тогда и ты был бы вправе ненавидеть моего отца за то, что он изуродовал твои крылья. Но это неправильно.

ПЕРЬЯ ОТРАСТАЮТ. А МАТЬ НЕ ВЕРНЕШЬ. И ДА – Я НЕНАВИЖУ ЕГО.

Даичи не виноват в том, что убил мою маму. И в том, что тебя тут приковали, виноват не мой отец. Мы оба знаем это. Когда-нибудь тебе придется простить его, Буруу.

Буруу не ответил.

– Думаю, нам следует отдохнуть, – вздохнула Юкико, снова потерев кобчик.

Она прошла через арену к выходу. Закрыв за собой ворота двумя железными болтами, поднялась по каменной лестнице на поверхность.

– Уверена, что лорду Хиро очень жаль, что тренировка на сегодня закончена, – произнесла Мичи, подавая ей кувшин с водой и полотенце.

Девушка строго посмотрела на сидевшего на скамье Железного самурая. Хиро сделал вид, что не слышит, разглядывая свои перчатки. Вытирая пот с глаз, Юкико широко улыбнулась девушке.

После чайной церемонии Аиша приказала Мичи прислуживать Юкико. Девушка должна была научить Юкико манерам придворной дамы, но заодно она втайне передавала сообщения между заговорщиками. У Мичи было мрачное чувство юмора и заразительный смех, а придворные делишки она знала лучше всех. Вопреки здравому смыслу девушка нравилась Юкико.

– Спросите, пожалуйста, принцессу Аишу, будет ли у нее чаепитие сегодня вечером?

– Будет, – Мичи опустилась на колени. – Я приготовлю подушку для вашей тени, чтобы ему было удобно стоять на коленях в коридоре.

Бросив сердитый взгляд в сторону самурая, она на цыпочках подошла к ожидавшему снаружи моторикше. Юкико подождала, пока она уедет, затем поднялась по лестнице и села на скамью, где сидел Хиро, в отдалении от него. Она сняла защитные очки и косынку, вытерла пот с шеи и жадно отпила воды из кувшина.

– Обучение занимает больше времени, чем я думала, – вздохнула она.

– У вас впереди еще несколько месяцев, пока он не начнет летать. – Хиро взглянул на нее, стараясь не пялиться слишком долго. – И у вас неплохо получается. Йоритомо-но-мия пока доволен нашими сообщениями.

– Вы докладываете ему обо мне?

– Это приказ сёгуна, – Хиро пожал плечами, шипя поршнями.

– Надеюсь, вы ему говорите, что все хорошо? – она посмотрела на него сбоку, рискнув улыбнуться дразнящей улыбкой.

– Мне бы и в голову не пришло сказать что-то другое.

– Даже о такой простолюдинке, как я?

– Вы не простолюдинка, дочь лис, – и он снова взглянул на нее, словно обидевшись на такое предположение. И в этот раз он не отвел взгляд. – Или я должен называть вас Араши-но-ко?

Она повернулась к нему, и они смотрели друг на друга целую вечность, а отравленный ветер носил по арене жалобные слова, которые она почти понимала. Даже на расстоянии Юкико видела свое отражение в его зрачках – изломанное, раздробленное – на фоне зеленого поля. Его гладкая кожа статуи отливала медью в свете задыхающегося солнца, губы слегка приоткрылись для вдоха. Время замедлило свой ход, и крошечные зерна в песочных часах плавно скользили вниз, падая на землю под действием силы тяжести, которая медленно тащила ее вперед, заставляя кровь шумно пульсировать в ушах.

Она хотела бы оказаться с ним где-нибудь в другом месте. Вдвоем. Далеко-далеко отсюда.

– Пойдем, – наконец вздохнула она. – Нам пора возвращаться.

– Он не пытался поцеловать вас?

– Нет.

– А вы его?

– Конечно, нет, Мичи!

Юкико нахмурилась, глядя на служанку в зеркало и стараясь согнать с щек румянец. Девушка сооружала замысловатую прическу на голове Юкико, и ее руки укладывали пряди и завитки волос, закрепляя их в изысканной золотой диадеме, усыпанной кисточками и шпильками и крошечными крадущимися тиграми. Мичи подняла бровь и пожала плечами.

– Вопрос времени. Бедолага совсем позеленел от душевных мук.

– Перестаньте, пожалуйста.

– Он, наверное, сейчас сидит в коридоре и сочиняет скверные стишки.

Мичи прокашлялась, и ее голос зазвучал напряженно и ритмично: