Эд Макдональд - Знак ворона [litres]

– Вы с Ненн по-особому близки, она так про тебя рассказывает, – выговорил Бетч. – Я сперва не понимал, завидовал, даже ревновал. Думал, вот кого она любила все эти годы и скорее пошла бы к тебе, а не ко мне.

– Нет, никогда так не было.

– Я понял. Но все равно ревновал.

– Ей повезло выбраться, – заметил я и не стал добавлять, что случилось с ее рассудком.

Какой смысл расстраивать Бетча? Помнится, она все боялась, что Бетч с ней только из-за карьеры. Что за дурь, право слово.

– Ты любишь ее? – спросил я.

Он хрипло рассмеялся и скривился – наверное, шевельнул поломанной ногой.

– Я никогда не понимал, отчего ее не любишь ты, – ответил он.

Поднялся ветер, понес ко мне вонь мертвого кавалериста. Трупу всего день, а как смердит. Морок быстро превращает все в дерьмо.

– Наверное, я женился бы на ней. Впрочем, не знаю, – сообщил Бетч и посмотрел на меня.

Его здорово отходили. Наверное, и я так же запух.

– Но она-то сейчас в безопасности. Эх, нам же удалось! Больше не будет огня с неба. Люди не будут бояться. Мы поехали спасти людей и спасли! – Ну да, – подтвердил я.

Уж меня-то это вовсе не утешало. Очень скоро я выдам самый важный секрет Границы Глубинным королям. Даже если я сдохну, «малыш» выудит всю мою подноготную. Всего одна осечка, и все прахом.

– А ты как? – дрожащим голосом выговорил Бетч. – В твоей жизни было хоть что-то хорошее?

Наверное, его донимает нога. Сломанная кость торчит из сапога. А может, Бетч треплется, чтобы не спятить. Когда говоришь, как-то легче.

Нелегкий вопрос. Если честно, стоило бы ответить «бренди». Конечно, если поскрести в памяти, отыщешь и победы, и триумфы – что-то старое, заплесневелое, из прошлой жизни. В общем, то, что было давно и неправда.

– …У меня была женщина, – наконец выговорил я. – Она умерла во время Осады.

– Жена?

– Нет, – ответил я и не сдержался, хохотнул.

Глотка пересохла, и от смеха ее будто продрало наждаком.

– У нас бы не получилось. Она была слишком хороша для меня. Хотя неважно. С ней было здорово. В общем, она и есть то хорошее. Самое лучшее.

– В конце концов, лучшее для нас – всегда женщины, – заключил Бетч.

Он говорил еще, но его голос расплылся, уплыл. Я не хотел засыпать, но усталость взяла свое. Мне снились Валия и Амайра. Бывают такие сны, где вроде ничего не происходит, но чувствуешь, что твои люди близко, и оттого тепло. Я говорил Бетчу про Эзабет, но ведь думал и про Валию.

Мой сон прервал молодой охранник, сунувший мне в губы железную флягу. Я не хотел пить. Нельзя пить. Надо подыхать от обезвоживания. К тому же, во фляге могло оказаться черт знает что. Но тело – предательский дряблый кусок дерьма. Оно принялось пить. Во фляге оказалась простая вода – затхлая, с металлическим привкусом, какой бывает от пустынного влагосборника.

Уже стемнело. Интересно, сколько еще потребуется отдыхать «малышу», прежде чем он придет пожрать мой рассудок?

Лагерь утих. Драджи спят, как и обычные солдаты. Они загрузили добро на повозки. Наверное, снимутся с рассветом, если взойдут хорошие луны и можно будет прочитать маршрут.

Драдж снова уселся на камень, закрутил крышку на фляге.

– Странный у тебя меч, – заметил я. – Я таких раньше не видел.

Драдж вытянул ножны из-за пояса, достал клинок. Хороший чистый метал, волнистый узор на металле у лезвия.

– Он издалека. Я быть там, драться с нерожденными. Теперь он мой.

Явно довольный собой, драдж сунул меч за пояс, затем вынул бумажный пакет с засушенным мясом.

– Хочешь?

– Нет.

Тогда он предложил Бетчу. Тот отвернулся. Драдж пожал плечами и принялся жевать полоску мяса. Ну, обычный же молодой солдатик, замученный до смерти скукой на посту, не знающий, как убить время. Я знавал тысячи таких. Правда, не монстров, а людей. Интересно, каким он был до того, как превратился в драджа? Наверное, обычный же человек, подавшийся в солдаты ради заработка и пропитания. Может, из-за неурожая семья голодала, а может, размечтался о карьере, чинах и медалях. Или попросту ничего не умел в жизни, а кто-то вложил ему в руки мушкет и сказал, что оружие сделает из сопляка мужчину. Солдатские истории отличаются однообразием и унынием.

В нескольких футах слева о песок брякнулся камень. Драдж посмотрел на небо. Оно подмигнуло раскаленной бронзовой трещиной. Драдж подошел к камню, поднял. Обычный осколок хрусталя, оставшийся после выламывания большого кристалла.

– В Мороке камни падать с неба, – вертя обломок в руках, заметил драдж. – Странная земля. Ее делать король нерожденных. Плохая магия. Не должно быть камней в небе.

Ну да, тут не поспоришь. В небе и в самом деле не должно быть камней.

– Ты любишь кого-нибудь? – спросил я.

Конечно, странный вопрос монстру. Но не странней камня с неба.

– Все живое любить. Богов любить. Король Акрадий вознес меня. Должен за это любить.

– А вы любите друг друга, ну, как ты и другой…

Я вовремя осекся – ведь чуть не назвал его драджем.

– Других вознесшихся любите? – закончил я мысль.

А-а, не хватает слов. Наверное, Малдон научил меня только слову, обозначающему отношение к божественному. В этом слове для драджей – только услужение, благолепие, почитание и обожание, и ничего про родство, приязнь, уважение. В общем, только дрянь без крупицы света.

– Мы знать, как любить нерожденные. У нас не так. Совсем нет.

С этими словами драдж подошел ко мне вплотную, встал возле меня на колени, заглянул в лицо, будто что-то искал – может, отголосок давней памяти?

Над головой каркнул ворон. В Мороке не бывает птиц. Хмурясь, мой страж посмотрел вверх – и получил прямо в лоб кусок хрусталя величиной в кулак. Драдж шлепнулся навзничь, раскинув руки. Из раны на лбу хлынула кровь.

Рядом приземлился ворон, повертел головой – проверял, видел ли кто.

– Мать твою, долго ж тебя носило, – вяло выговорил я.

Меня захлестнула гребаная пьяная, дикая надежда. И кто бы, мать его, подумал! В таком-то месте!

– Приятно видеть, что ты еще не выдал все наши секреты, – прокаркала чертова птица.

Тварь подскакала к драджу и вроде как принюхалась, хотя, мне кажется, у воронов нюха нет.

– Не умер, – прокаркала тварь. – Значит надо торопиться.

Ворон ухватился клювом за кинжал и потащил из-за пояса – медленно, мучительно. Вороны не приспособлены для того, чтобы волочь кинжал по песку. Но тварь сумела.

– А это что за хрень? – осведомился Бетч, но затем решил, что это ему не интересно и с присвистом зашептал: – Освободи меня! Освободи!

– Где ты был столько времени? – процедил я.

Ворон уронил кинжал за моей спиной, я подобрал его и принялся пилить веревки. Было трудно удержать лезвие под нужным углом, ободранные кисти распухли и страшно болели, плечи затекли, мышцы оцепенели. Но веревка поддалась. В Мороке все превращается в дерьмо.