Юлия Ляпина - Женские сказки – 1 [СИ litres]

Суматоха поднялась страшная – вымокший и засыпанный объедками царь хотел уйти к себе переодеться, новоиспеченные царевны прятались за свекра, как за каменную стену, а перебравшие царевичи костерили все вокруг и честно пытались расплестись из кучи – малы. Вот в суете никто и не заметил пропажи Ивана-царевича, а Васька так мучилась от боли в клятой ноге, что и Васильевну пришедшую увести уставшую хозяйку едва узнала.

Лилька

Пока озябший на ветру Гвидон ел – его царица увела обедать в свои покои, дабы он придворных энтузиазмом не пугал. Лилька рассматривала его сквозь узорную решетку. Решетка была хитрая – с обратной стороны ее висела почти прозрачная занавесь, но именно из-за этого Лильку Гвидон не видел, а вот она жадно скользила взглядом по его лицу, крепким рукам, загорелой шее. Наконец поймав себя на разглядывании невысокого столика и мыслях о том, что прячется под ним, девушка смутилась и тихонечко вернулась в постель – сейчас князь будет обедать, потом купцов провожать, так что часа два на отдых еще есть, потом тоже работы не много – превратить Ги в шмеля. Лилька сдавленно хихикнула, представив кружащего над ней шмеля с головой Гвидона, и отхлебнув еще горячего бульона задремала.

Разбудила ее царица, легко прикоснувшись к ладони:

– Пора, Ги уже одевается, сейчас на берег побежит, купцы отчаливают.

– Спасибо.

Лилька села и потерла руками лицо, потом взмахнула коротко кистями и обернувшись лебедкой вылетела в окно.

Но в этот раз Гвидон не торопился следом за кораблем, нет, желание увидеть отца и услышать, как купцы рассказывают ему о новом диве, было, но почему бы не пройтись по берегу рядом с медленно плывущей лебедью? А как грациозно изгибается ее шея, когда она смущенная пристальным взглядом князя склоняет голову к воде, словно любуясь своим отражением. Наконец заметив, что купеческий корабль уже подобрался совсем близко к выходу из бухты Гвидон высказал свою просьбу и получив пригоршню морской воды в лоб с громким жужжанием умчался к трепещущим парусам и мачтам. Проводив князя глазами, Лилька тяжеловато взлетела, ей хотелось развеяться, выплакать свою печаль, но куда тут можно было пойти? К морскому хозяину в гости? В итоге девушка забилась в пустынный уголок облетающего сада и горько- горько заплакала. Тут ее неведомыми путями и сыскала царица:

– И чего ты плачешь? Гвидон улетел?

– Улетел.

– И ничего тебе не сказал?

– Не сказал.

– А ты ждешь?

– Жду, как дура!

– Тссс, и совсем не дура! Все мы ждем, думаешь, мне Салтан хоть раз сказал что любит? Да мы только пожениться успели, «И роди богатыря, мне к исходу сентября»!

Передразнила царица высокомерным голосом.

– А думаешь, мы до этого сентября виделись? Подарки он дарил! Да нужны мне были его подарки! Когда Ги родился, пришлось гонца посылать, сам царь за девять месяцев ни разу дома не побывал!

– Ох, вздохнула Лилька, и вы его все еще любите?

– Люблю, вздохнула царица, так что кто из нас с тобой дура, еще и неизвестно. Хватит слезы лить, пошли пирог, какой испечем, что ли.

– Да я не потому плакала, просто я знаю, что он на мне жениться захочет, я третье диво. Вот и мучаюсь – он ведь не меня хочет, а диковинку, царевну-лебедь, а какая я сама ему и не интересно…

– Ой ли?

Прищурила глаза царица.

– То-то он с тобой сегодня целый час по бережку гулял, поди, с утра не нагулялся.

Лилька рассмеялась и успокоенная пошла за будущей свекровью, может и правда, научится что-нибудь стряпать? Ги любит сладкое, сразу видно – в детстве недоедал.

Аленка

Аленка в этот день очень устала – с раннего утра пришлось побегать по столице за одним шустрым мальчишкой, которого кто-то запугал перспективой приюта. Прятался он так хорошо, что даже опытные стражники, знающие в своем конце каждый уголок, терялись в догадках, где ночует ловкий беспризорник. Часов в десять мальца отловили, и отправили в казармы стражи – накормить, помыть, переодеть и лекарю показать. Подумав, Аленка решила парня там, и оставить – глядишь, вырастет и толк будет, а в приюте он быстро из малышни банду сколотит. Старший стражник – усатый лысоватый дядька с крепким брюшком и усмешливым взглядом карих глаз согласился с суетливой старушкой – посланницей самой царицы. Потом пришла Дарья с кипой счетов – приют разрастался, пришлось выкупить соседний дом, и поселить там еще одну вдову с детьми. Но польза тоже была – теперь дети постарше готовили землю под огород, копали гряды под озимый чеснок и морковь, рассаживали тонкие веточки яблонь и кустики смородины. К вечеру подкопились и государственные дела – налоги, послы, договоры. Уставшая и замученная Аленка едва присела в удобное тронное кресло, как Настасья ввела нового просителя, и это был Иван. Скрепив сердце, Аленка спросила суровым голосом:

– «Что тебе надобно? Зачем явился?

– На тебя поглядеть, я по тебе скучаю.

– По мне и те вон скучали, – сказала Елена Премудрая и показала на тын за окном, где были мертвые головы».

Но Иван не дрогнул, продолжая всматриваться в бездонную зелень глаз, заботливым взглядом отмечая усталость в них, тоску и что-то еще незнакомое, но тщательно скрываемое.

– «Аль ты не жена мне боле»?

Спросил он, хмурясь – заметил свежие царапины на запястьях прикрытых зелеными шелковыми рукавами.

Аленка неожиданно озлобилась – шлялся неизвестно где и сколько, а теперь еще и хмурится на нее! Да, не майская роза, так побегай с утра по холодному промозглому городу за шустрым парнишкой, а потом еще послы эти – не выпьешь, – обидишь!

– «Была я тебе жена, да ведь я теперь не прежняя. Какой ты мне муж, бесталанный мужик! А хочешь меня в жены, так заслужи меня снова! А не заслужишь – голову с плеч долой! Вон кол пустой в тыне торчит».

Тут Иван опять Аленку удивил, прищурился, смерил ее тяжелым взглядом, да и ответил:

– «Кол пустой по мне не скучает, гляди, как бы ты по мне не соскучилась. Скажи: что тебе исполнить»?

Аленка мысленно ахнула, но не привыкла она сдаваться вот так, за здорово живешь, за один мужской взгляд и дрожание ресниц.

– «А исполни, что я велю! Укройся от меня где хочешь, хоть на краю света, чтоб я тебя не нашла, а и нашла, так не узнала бы. Тогда ты будешь умнее меня, и я стану твоей женой. А не сумеешь в тайности быть, угадаю я тебя, – голову потеряешь».

Иван согласился, Аленка отвернулась от него, ловя краем глаза его спокойное, словно задумчивое лицо.

– «Дозволь, – попросил Иван, – до утра на соломе поспать, и хлеба твоего покушать, а утром я исполню твое желание».

Замирая сердцем, Аленка лишь кивнула и дождалась пока Иван выйдет, а потом долго глухо рыдала, проклиная собственную глупость и гордость.