Ребекка Куанг - Республика Дракон [litres]

– Вот и я о том. Консерваторы. – Аугус смущенно улыбнулся. – Но Гильдия меняется. К примеру, взять поклоны. Я читал, что никанская традиция низко кланяться вышестоящим…

– Только по особым случаям, – сказала Рин.

– Даже если и так. Несколько десятилетий назад Гильдия утверждала, что поклониться никанцу – это высшее оскорбление для белой расы. Мы ведь избраны Творцом, как-никак. Мы стоим ближе к нему и не должны выказывать вам уважение. Но я с этим несогласен.

Рин чуть не закатила глаза, но одернула себя.

– Как мило с твоей стороны.

– Мы не равны, – сказал Аугус. – Но это не значит, что не можем быть друзьями. И я не думаю, что можно спасти кого-то, обращаясь с ним не как с человеком.

«А ведь Аугус и впрямь мнит себя добрым», – подумала Рин.

– Кажется, мне полегчало, – сказала она.

Он помог Рин подняться.

– Хочешь, провожу тебя до каюты?

– Нет, спасибо. Я справлюсь.

Вернувшись в каюту, она вытащила из кармана пакетик с опиумом. Не то чтобы она его украла. Петра бросила пакетик ей на колени и ничего не сказала, когда Рин собралась уходить. То есть хотела, чтобы Рин его взяла.

Рин вытащила незакрепленную половицу и спрятала опиум подальше от посторонних глаз. Воспользоваться им она не собиралась. Кто знает, какую гнусную игру затеяла Петра, но Рин не поддастся искушению.

И все же приятно было осознавать, что, если совсем припрет, если ей захочется со всем покончить и взлететь до небес, подальше от собственного тела, стыда, унижения и боли, и, может, даже навсегда, опиум здесь и ждет ее.

Если еще кто-то из гесперианцев и разделял точку зрения Аугуса, то не показывал этого. Люди Таркета на «Зимородке» держались от никанцев на расстоянии. Они ели и спали отдельно, и стоило Рин подойти достаточно близко, чтобы услышать разговор, немедленно замолкали. По-прежнему только наблюдали и не вмешивались, хладнокровно взирая на некомпетентность и удивляясь победам.

Только раз они пустили в ход аркебузы. Однажды вечером на нижней палубе возникла стычка. Группа пленных из провинции Овца вырвалась из камеры карцера и напала на группу миссионеров, которые пытались их обратить.

Вероятно, заключенные пытались удрать. И решили взять гесперианцев в заложники. Или просто хотели наказать иностранцев, стоило тем оказаться поблизости – провинция Овца сильно пострадала во время оккупации и не питала любви к Западу. Когда Рин с другими солдатами побежала на шум, заключенные прижимали миссионеров к полу, живых, но обездвиженных.

Рин узнала Аугуса – тот отчаянно хватал ртом воздух, а заключенный сдавил ему горло.

Аугус встретился с ней взглядом.

– На помощь…

– Назад! – выкрикнул пленный. – Все назад, иначе он умрет!

Через несколько секунд в коридоре собралась толпа республиканских солдат. С заварушкой можно было покончить за пару секунд. Заключенные не были вооружены и находились в явном меньшинстве. Но их отобрали как крепких парней, способных крутить гребное колесо. Цзиньчжа приказал, чтобы с ними хорошо обращались, и никто не хотел нападать, опасаясь нечаянно слишком сильно их поранить.

– Пожалуйста, – прошептал Аугус.

Рин одолевали сомнения. Ей хотелось броситься вперед и отшвырнуть заключенного. Но республиканцы не двигались, ожидая приказов. Одна она не совладает со всеми пленниками, ее просто разорвут.

Она стояла с поднятым трезубцем и смотрела, как забавно синеет лицо Аугуса.

– С дороги!

Сквозь толпу пробивались Таркет и его охрана с поднятыми аркебузами.

Таркет взглянул на одного заключенного и прокричал приказ. В воздухе грохнули выстрелы. Восемь человек упали на пол. Завоняло порохом. Освобожденные миссионеры пытались отдышаться.

– В чем дело? – Теперь сквозь толпу протискивался Цзиньчжа. – Что случилось?

– Генерал Цзиньчжа. – Таркет подал знак своим людям, и те опустили оружие. – Как вы вовремя.

Цзиньчжа осмотрел лежащие на полу трупы.

– Вы лишили меня рабочей силы.

Таркет взвел аркебузу.

– На вашем месте я бы усилил охрану карцера.

– Карцер и так хорошо охраняется. – Цзиньчжа побелел от ярости. – Это вашим миссионерам не следовало здесь находиться.

Аугус поднялся на ноги и закашлялся. Потом коснулся руки Цзиньчжи.

– Пленники заслуживают милосердия. Нельзя просто…

– К дьяволу милосердие! – Цзиньчжа стряхнул руку Аугуса. – Это мой корабль. Или вы подчиняетесь приказам, или я вышвырну вас в реку.

– Не смейте говорить с моими людьми таким тоном, – шагнул между ними Таркет. Разница с Цзиньчжей была разительной – по никанским меркам Цзиньчжа считался высоким, но Таркет выглядел громадой. – Вероятно, ваш отец недостаточно хорошо объяснил. Мы дипломаты. Если вы хотите, чтобы Альянс хотя бы начал размышлять о помощи в вашей жалкой войне, обращайтесь с гесперианцами как с особами королевской крови.

Кадык Цзиньчжи дернулся. Рин видела, как его лицо налилось яростью, но Цзиньчжа взял себя в руки и не ответил. Все козыри были у Таркета. С Таркетом нельзя пререкаться.

И это доставило Рин своего рода удовольствие. Приятно видеть Цзиньчжу униженным, когда с ним обращаются с тем же презрением, с каким он всегда вел себя с ней.

– Я выразился ясно? – спросил Таркет.

Цзиньчжа устремил на него хмурый взгляд.

Таркет вздернул голову.

– Да или нет?

На лице Цзиньчжи было написано желание его прикончить.

– Да.

Напряжение не спадало еще несколько дней. Миссионеров повсюду сопровождали гесперианские солдаты, а никанцы держались от них подальше. Но пока не грозила опасность, солдаты Таркета не стреляли.

Таркет продолжал наблюдать за успехами Цзиньчжи. Время от времени Рин замечала его на палубе, он с презрительным видом делал пометки в маленькой тетради, глядя на маневры флота по реке. Интересно, что он думает о никанцах? Об их неотзывчивых богах, примитивном оружии и кровавой, отчаянной войне?

Через два месяца после начала похода они наконец-то доплыли до провинции Крыса. Здесь череда побед прервалась.

Вторая дивизия из провинции Крыса была разведывательным подразделением ополчения, ее офицеры были лучшими шпионами из всех двенадцати провинций. У них также имелось в запасе несколько месяцев, чтобы выработать лучшую стратегию обороны, чем у провинций Заяц и Овца.

Войска Республики обнаружили почти покинутые деревни, опустошенные амбары и сожженные поля. Наместник провинции Крыса либо собрал все население в крупных городах выше по течению, либо отослал в другие провинции. На заросших травой дорогах валялась одежда, мебель и детские игрушки. А все, что не смогли унести, разрушили. Одна деревня за другой оказывалась сожженной, осталось только гнилое зерно да разлагающиеся туши убитых животных.