Кэтрин Хоу - Дочери Темперанс Хоббс [litres]

– Мама! – позвала Фэйт из другой комнаты.

Темперанс сжала ладони в кулаки и потрясла ими перед собой, с трудом подавив желание опрокинуть миску с супом и сбросить со стола травы.

– Уже иду! – откликнулась Темперанс тоненьким голоском.

Но Авдий стиснул ее руку.

– Ты хотя бы ела сегодня? – спросил он.

– Я варила одуванчиковые листья, – ответила она.

– Слушай… – Авдий поднялся на ноги. – Братья Орне предложили мне работенку. В Большой банке.

Темперанс вдавила ноготь большого пальца в столешницу.

– Ни за что.

– В это время там спокойно. А братья опытные моряки. К тому же я могу попросить аванс.

– Категорически нет, – решительным тоном отрезала Темперанс.

– Всего два месяца. Ни днем более.

Темперанс закрыла глаза ладонями и залилась истерическим смехом.

– Ты же можешь все устроить, – возбужденно зашептал Авдий. – Для чего это все? Господи! Стараешься ради других, а твоя собственная семья умирает от голода!

Из другой комнаты позвал пронзительный голосок Фэйт:

– Мама!

Пэтти что-то пробурчала, стараясь утихомирить девочку, но в ответ раздались тихие всхлипывания. Фэйт часто плакала, когда родители ссорились. Пэтти делала все возможное, чтобы те не слышали рыданий дочери, и прижимала ее к своему плечу. Карие глаза Авдия излучали тепло, и Темперанс находила в них успокоение. И то, что ей приходилось питаться отваром из трав, сорванных среди деревьев позади дома, не слишком ее огорчало.

Для Фэйт Темперанс добавляла в суп яйцо. И для Пэтти – тоже. От старости мать отощала. Вес медленно, но верно покидал старушку.

Однако яиц почти не осталось. На пять центов можно купить еды, но надолго ли ее хватит? На месяц? К этому времени флот покинет берега, и ждать, пока какой-нибудь напуганный юноша вновь поскребется в дверь, придется до самого знойного лета.

Весна – голодное время года.

Авдий дотронулся до щеки жены обветренной ладонью.

Темперанс взволнованно запустила руку меж своих теплых грудей, забираясь все ниже под оборки, нашитые внутри корсета. Кончики пальцев нащупали уголок сложенного в несколько раз и опечатанного сургучом конверта. Он всегда был при ней. Пэтти говорила, так будет безопаснее. Но Темперанс считала эти меры предосторожности излишними. Каждый в городе знал, где они живут и что брать у них нечего… За исключением некой маленькой и ценной вещицы, представляющей особую ценность для тех, кто уходит в море.

Темперанс зажала конвертик двумя пальцами и вынула его из тайника. Ее глаза встретились с глазами Авдия и затуманились почти добела.

Вибрация двигателя «вольво» ощущалась в педалях и руле, который сжимала Конни, стараясь изо всех сил сосредоточиться на дороге. Стрелка спидометра указывала на отметку восемьдесят километров в час. При том что двигатель старенького авто был рассчитан максимум на сто тридцать.

– Спокойно, – скомандовала сама себе Конни и ослабила давление на педаль газа.

Амплитуда колебаний мотора уменьшилась, и скорость снизилась до допустимого (и разрешенного законом) значения. Солнце садилось все ниже за реку Чарльз, разукрашивая водную гладь и заливая Бостон и Кембридж оранжево-пурпурным сиянием полированного опала. Конни добралась до красных огней вечерней пробки и замедлила ход «вольво» окончательно. По реке плыла одинокая лодка. Весла ритмично опускались и поднимались. Сэм уже должен был вернуться. Вдруг у Конни возникло непреодолимое желание увидеть его, прикоснуться к нему, вдохнуть запах и убедиться, что с ним все в порядке. Конни свернула с запруженной дороги, что тянулась вдоль берега, и направила «вольво» вдоль переулка, затененного листвой деревьев. Затем еще раз повернула на перекрестке и оказалась на родной Массачусетс-авеню. На город опускался вечер, и небо за «зеленым монстром» помрачнело. Один за другим зажглись уличные фонари.

Конни остановила машину, наехав одним колесом на бордюр, выпрыгнула и понеслась вверх по ступеням, сжимая в руке ключи. Толкнув парадную дверь здания, она перелетела через кошку Сары, вставила ключ в замочную скважину и ворвалась в свою квартиру с криком:

– Сэм!

Тот вышел в прихожую из кухни, держа в руке маленький бокал виски со льдом.

– Привет! Ты уже вернулась? – удивленно спросил он.

Конни бросилась ему в объятия, прижимаясь щекой к щетинистой и теплой щеке. Закрыв глаза, сделала медленный и глубокий вдох. От Сэма пахло скипидаром и фланелью.

– Эй-эй… Вот это да! Привет.

– Привет. – Конни сжала его сильнее и ощутила холод между лопаток – это Сэм нечаянно пролил остатки виски ей за ворот.

Сэм поставил пустой бокал на журнальный столик и обнял Конни, зарываясь одной рукой ей в волосы.

– Обычно ты работаешь в это время, – негромко сказал он.

– Я не была на работе, – призналась Конни. – Я ездила к Чилтону.

– Что?!

– Он сказал, что мне следует поддержать Томаса, а не Зази. Даже пытался меня шантажировать.

– Но зачем ты вообще к нему ездила? – Сэм выпустил Конни из объятий и вцепился обеими руками в спинку дивана. – Что, черт возьми, происходит?

Все слова, которые Конни собиралась сказать, застряли у нее в глотке.

– Хотела задать вопрос, – понизила голос она.

– Что такого он может тебе рассказать, чего ты сама не можешь узнать? – допытывал Сэм, сжимая спинку дивана сильнее.

– Я хотела выяснить, что такое corallus .

Сэм собирался что-то ответить, но вдруг зазвонил телефон.

Раздался второй звонок.

– Ты будешь отвечать или нет?

Конни сняла трубку.

– Алло.

– Привет! Как ты? – взволнованно произнесла женщина на том конце провода.

– Лиз?

– Да. Я даже не надеялась тебя поймать. Что с твоим голосом? – обеспокоенно спросила подруга.

Гулкое эхо подсказывало, что Лиз еще находилась в своем кабинете, хотя рабочий день давно закончился.

– Да… Я… – Конни зажала двумя пальцами переносицу. – Я просто утомилась. Все в порядке.

Мимо «зеленого монстра» пронеслась сирена.

– Сэм дома? – поинтересовалась Лиз.

Сэм в это время молча глядел в пустой бокал.

– Да.

– Я ненадолго. У меня возникла мысль. Касательно твоей проблемы.

– Которой из них? – Конни пожалела, что ей нельзя тоже выпить виски.

В трубке раздался приглушенный смешок Лиз.

– Я размышляла о том отвратительном ингредиенте, о котором даже думать жутко. Я все-таки достаточно хорошо тебя знаю, чтобы поверить, будто мое неодобрение тебя остановит.

Жир вырытых из могил детей. Звучало ужасающе, словно строчка из страшной сказки, какие рассказывали в давние времена. Перед 1950-ми американская массовая культура очистила образ ведьм и превратила их в безобидных беззубых старушек в глупых шляпах. Очевидно, данный ингредиент относился к тому, старому представлению о ведьмах, когда они вселяли страх, существовали отдельно от физического мира и представляли собой пугающих, жаждущих человеческого ужаса фантомов. Сразу вспоминались голодные и потерявшиеся в лесу Гензель и Гретель, соблазненные сладкой хижиной старой ведьмы-людоедки, что заключила мальчика в клетку из плетеного тростника и заставила сестру его откармливать.